Будним вечером, посреди недели, мы сидели вдвоем на душноватой кухоньке чужой съемной квартиры и большими глотками вливали в себя ледяное шардоне из полуторалитровой запотевшей бутылки, и то смеялись глядя друг на друга, то начинали взахлеб рассказывать о чем-то, сбиваясь и перепрыгивая с рецептов мяса на эмбиэй в европе, с израильских впечатлений на покупку газонокосилки, с дайвинга в доминикане на свадьбу твоей дочери, н а с в а д ь б у т в о е й д о ч е р и, ты сам-то веришь спрашивала я, ты вечная язва отшучивался ты, а шардоне закончилось и началось каберне, и вечер закончился и началась ночь, и каждый раз в зеркале ванной я видела что мое отражение все больше плывет и теряет очертания, а ты принес на кухню настолькую лампу и гитару, и я стала просить те песни которые, и ты пел как раньше, как раньше, к а к р а н ь ш е, румммба пара рарарара рарарара румммба, и душноватые вопросы повисали непроговоренными в летнем душноватом воздухе, и закончились как-то вдруг сигареты, и ты как-то забеспокоился глядя на меня и попросил закусывать, и на этот раз в зеркале в ванной комнате я увидела очень настоящую себя, очень сегодняшнюю себя и поняла отчего ты испугался, и закончилось каберне и началсь сладковатая тамянка, и снова стало легко и безвопросно, и когда я ехала домой то всё еще слышала как ты пел на прощание, и глядела на светлеющее небо, и только повторяла про себя, как же всё хорошо получилось, как же всё хорошо, как же всё получилось, как же, к а к ж е, как.

Любовь стараясь удержать,
Как саблю тянем мы ее:
Один - к себе за рукоять,
Другой - к себе за острие.

Любовь пытаясь оттолкнуть,
Как саблю давим мы вдвоем:
Один - себе эфесом в грудь,
Другой - под сердце острием.

А тот, кто лезвие рукой
Не в силах больше удержать,
Когда-нибудь любви другой
Возьмет охотно рукоять.

И рук, сжимающих металл,
Ему ничуть не будет жаль,
Как будто сам не испытал,
Как режет сталь, как режет сталь...