Начало Первой мировой войны повлекло широкомасштабные репрессии австрийских властей против русинов. С сентября 1914 по весну 1915 гг. русские войска занимали большую часть территории австрийской Галиции, где русская армия встретила доброжелательное отношение местного населения.
Военные действия проходили в густонаселенных областях, и русское командование старалось щадить местное население, в большинстве своем состоявшее из карпатских русинов. Так, инспектор артиллерии Юго-Западного фронта сделал следующее замечание командиру 3-го дивизиона 4-й артиллерийской тяжелой бригады: «Командир корпуса категорически запретил обстреливание города Ярослава. Вашу стрельбу по башне костела, где предполагался неприятельский наблюдательный пункт, считаю бесцельным вандализмом и показывающую непонимание тактики, так как в Ярославе много крыш, могущих быть наблюдательными пунктами. Тратить на это дело шестидюймовые бомбы нельзя. Мне стыдно за эту стрельбу и за Вас».
Австро-венгерское командование, напротив, обрушило на головы мирного населения Галиции репрессии, опасаясь взрыва прорусских симпатий. Уже 11 августа был приведен в исполнение первый смертный приговор — в этот день во внутреннем дворе львовской тюрьмы по обвинению в передаче сведений русским войскам были повешены три крестьянина.
В романе Йозефа Рота (австрийский писатель, участник Первой мировой войны) «Марш Радецкого» трагедии карпатских русин посвящены следующие строки: «Из штаба армии поступали многочисленные и весьма разноречивые приказы. Большинство их касалось эвакуации городов и деревень и мероприятий против русофильски настроенных украинцев, попов и шпионов. Торопливые полевые суды выносили опрометчивые приговоры.
Тайные шпики строчили бесконтрольные доносы на крестьян, учителей, фотографов, чиновников. Времени было мало. Приходилось спешно отступать и так же спешно карать предателей. И в то время, как санитарные повозки, обозы, полевая артиллерия, драгуны, уланы и пехотинцы, увязая в грязи размытых дождем дорог, спутывались в неожиданно возникающие и безнадежные клубки, стремглав носились курьеры и жители маленьких городков нескончаемыми вереницами тянулись на запад, охваченные белым ужасом, нагруженные белыми и красными тюфяками, серыми мешками, коричневой мебелью и голубыми керосиновыми лампами.
В это время в церковных дворах сел и в деревушках раздавались выстрелы торопливых исполнителей опрометчивых приговоров, и мрачная барабанная дробь сопровождала монотонные, зачитываемые аудиторами решения судов; жены расстрелянных, вопя о пощаде, валялись перед выпачканными в грязи сапогами офицеров, и пылающий, красный и серебряный огонь вырывался из хижин и овинов, сараев и скирд. Война австрийской армии началась с полевых судов. По целым дням висели подлинные и мнимые предатели на деревьях церковных дворов, наводя ужас на всех живущих. А живые разбегались куда глаза глядят».
Показания современников и документы полностью подтверждают это художественное свидетельство. Так, осенью 1914 года отступавшие австрийские войска вывезли за город Яворов 61 крестьянина и около 80 женщин и детей. На глазах у жен и детей мужчин избивали и по очереди вешали. После того, как тело повешенного снимали с петли, палачи — ими были венгры — для верности протыкали его штыком. Поводом для такого рода массовых зверских расправ могло послужить одно лишь подозрение в симпатиях к России.
К концу августа только во Львове было арестовано и брошено в тюрьмы около двух тысяч узников — «опасных для государства москвофилов». Поскольку мест для содержания арестованных не хватало, в начале сентября в Штирии был создан большой концентрационный лагерь «Талергоф». В этом заведении царил жесточайший режим подавления: за малейшее нарушение лагерного режима узников ждала пуля, пытки и издевательства были обычным явлением. Ужасные условия содержания способствовали возникновению массовых болезней. Так, во время эпидемии тифа, начавшейся в ноябре 1914 года и продолжавшейся более двух месяцев, в «Талергофе» умерло до трех тысяч человек.
Всего же только за первые девять месяцев войны австро-венгры уничтожили в Галичине, Буковине и Угорской Руси около 20 000 человек. Обращение австро-венгерских властей с немногочисленным (около 500 000 душ) русинским населением имело все признаки геноцида. Поистине в Карпатах не было русинского села, куда не пришло бы горе. В 1917 г. австрийское правительство было вынуждено признать, что в ходе войны более 60 000 жителей карпатских районов Дунайской монархии были расстреляны или повешены военными властями, и еще около 100 000 умерли от истощения и эпидемий в концентрационных лагерях.
[700x489]