Утро.

Неторопливо кружась, струились с небес снежинки. Мутное небо накрыло город.

Можно было вспомнить Иронию судьбы, но утро не складывалось. Как-то так. 

Надо было выдать заключение пациентке, она торопилась к своему неврологу, но не складывалось.

Что-то неуловимо напоминало появление опухоли, но мысль зацепиться не могла.

Ощущение - не основание для действий. 

Пациенты считают, что нам достаточно взглянуть на строчку цифр в анализах и написать диагноз...

А видны только  клетки и строчки цифр. Образ болезни не всегда ясен, иногда это дымка. 

А лечить успешней всего именно тогда, когда болезнь еще не созрела, не вошла в силу, не пустила множество корней.

Решил, лучше извиниться и задержать свое заключение, чем упустить рак.

К приюту приехал в последнюю минуту. 

Хозяйка вышла растеряно - Знаешь, она затяжелела. Сильно. 

Мрачно посмотрели друг на друга.  Надо было госпитализировать ночью. Знать бы, где соломки подстелить...

Жуля глаз не открывала. Когда выносили, чуть подскуливала, но рефлекторно.

Еще не кома, но сознание угнетено. В медицине это называют - сопор.   

Одышка совсем не давала повода для оптимизма. Четко на автоматических рефлексах. 

Почки полетели - но это от интоксикации, надо откапывать. Но причина?

Пока ехали, машину вел автоматически, слушал дыхание. И терял остатки оптимизма.

Рита, хозяйка приюта, записалась на прием в небольшую ветеринарную клинику, там работал способный хирург.

В больших клиниках накапливаются долги за пролеченных собак, долги гасятся из заработанных денег, но она пытается  много не накапливать. Кто знает, как будет  дальше. 

Нас ждали, но центр небольшой.  Сразу аккуратно спросил о стационаре, оказалось, стационар сейчас только для кошек.

Дела сейчас идут средне, экономят на медсестрах и врачах.

Менять уже поздно - надо срочно снять интоксикацию, восстановить кровоток в тканях.

Потом можно везти дальше. Ветеринарный хирург успокаивает - его бывшая клиника со стационаром нас возьмет.

Он начинает с обезболивания, потом слушает,  ставит катетер, берет кровь на анализы.

- Дыхание проводится по всем полям

- Выкарабкаемся (но спокойствие деланное). Надежды на осложнение пневмонией идут прахом.

Похоже, почки. А почки просто так не рушатся. 

У собаки была большая грыжа, ее прооперировали полтора года назад. Потом реабилитационный центр. 

Мы тогда дружили со стаей собак, живших на стройке в другом районе.  Мотались туда ежедневно.

Жулю увидели случайно, заехав в большой госпиталь по делам.

Начали ездить подкармливать ее. Сначала в выходные дни, когда ее некому было опекать, потом уже ежедневно.

Дела в охраняемом гараже шли не гладко, водителей стало  немного.

Нерыбный  день у Жули случался все чаще, и помощь ей была нужна.

Грыжа нам не понравилась, но в это время у нас пошли дела в Европе. На европейский конгресс по одной из специальностей нас пригласил глава мирового комитета. Приняли доклады еще два крупных конгресса, лето обещало быть жарким.  Казалось, мировое признание рядом,  а с ним и запуск наших технологий по снижению смертности. Оказалось, все еще жарче, чем ожидали. 

Но когда прилетели домой, Жулю на привычном месте не нашли. Оказалось, ее забрали в ветклинику две женщины. Обзвонив несколько хирургических клиник, мы ее нашли, и приехали навестить. Доплатили за постоперационную терапию, но об исследовании гистологии говорить было поздно - собака прооперирована. 

Дверь в центр распахнулась, и вошла Татьяна. Она помогает ухаживать за собаками, вдвоем с Ритой они волокут этот приют.

Не выдержала, заехала перед дежурством узнать как у Жули дела. Татьяна работает операционной сестрой в клинике скорой помощи. 

Через пять минут озабоченно влетает моя коллега и партнер по науке: - Как она. - Плохо. Надо откапать и в ехать крупный стационар.

Натянув бахилы она несется в палату к собаке.

Я глажу Жулю за шею, она устало открыла глаза, не фокусируя взгляд  - постепенно выходит из интоксикации. Дыхание частое, одышка лишь чуть снизила темп.

Звонок мобильного отрывает, выхожу из палаты ответить: - Коллеги из соседнего центра просят провести диагностику пациенту из Германии. - В чем проблема и что за диагноз? - Вечером он улетает в Германию, кардиолог говорит, аритмия, случай не ясен, не стандартен. Хотят, чтобы мы включились в диагностику.

Процедурный кабинет уже закрыт, и кровь утренних пациентов развезли по лабораториям. - Скажите, мы сделаем, задержите наших в лаборатории, пусть начнут стандартную часть.  Берите кровь, оформляйте карту, кровь в лабораторию я завезу.

Если многопрофильный центр просит взять пациента, что-то их смутило всерьез. Все, что положено по стандарту, они могут сделать сами. На пару секунд мысли путаются, потом включается медицинская сортировка: Жуля крайне тяжелая, ей первая очередь. Но в стационаре ее возьмут ветеринарные врачи, и тогда я решу проблемы пациента. Кровь сделаем, рекомендации успеем дать перед вылетом по телефону, обработанные законченные документы консилиума пошлем по почте. Наш кардиолог уже на другой базе,  подключим её прямо сейчас. - Выдохнул.

Капельницу уже снимают, хирург по телефону передает данные Жули стационару. Расплачиваемся и летим дальше. 

Давлю на газ, рассчитываю время - сейчас заполнят документацию, первичный осмотр, УЗИ, рентген, вторая капельница - я успею.

Оставляю наших дам новой ветклинике и ухожу на всех парах.

В коридоре нашего небольшого амбулаторного медцентра респектабельный молодой  мужчина с удовольствием разглядывает картины и фотографии на стенах. Наши коллеги заполняют документацию. На секунду удивляюсь, центр маленький, под прием пациентов. Но потом вспоминаю, что  на стенах. Там, среди картин  фотографии сотрудников центра. Наверное, увидел нас с коллегами из клиники Шарите.

С кровью лечу на вторую базу - здесь ее перехватывают прямо в дверях. Разворачиваюсь и ухожу обратно.  Пока обхожу пробки в голове наконец  складывается головоломка с утренней пациенткой,  наконец могу писать заключение.

Телефон на громкой связи, могу разговаривать за рулем.

- Как у Вас дела?

- Все плохо. Метастазы. вся печень в метастазах и они очень плотные... Я такие не видела раньше. Стояла за плечом узиста и все видела.

- А почки? - В утренней крови креатинин тысяча, здесь взяли  после той капельницы - уже пятьсот. - Скоро буду. 

Говорить уже не  о чем, да и можно было не говорить, осевший голос все сказал и так. 

Машина влетает во двор клиники и застывает. Влетаю в приемную. В самый раз. Мои дамы оформляют в регистратуре документы. 

Помня не конца погашенный долг приюта за одну из собак, в ветклинике требуют предоплату за госпитализацию и лечение. Достаю карту, но меня отстраняют. Пока шестнадцать тысяч за трое суток. 

Чуть отступаю назад и смотрю на них. Одна тратит все силы на приют, спасая брошенные собачьи жизни. Сорок собачьих душ берут все время и все силы... 

Вторая спасает человеческие жизни. И в коротких паузах помогает собачьим. Она лучший специалист в мире в своем деле. И это не абстракции, она создала технологии спасения множества жизней. У меня горит лицо, мне немного стыдно. Нам вчера переводили заплату, за месяц ученому платят десять с половиной. Впереди новый год, её дочери ждут подарков, на что-то надо жить и работать... Приходится работать даже не на двух - на трех работах. Но это должен делать я, мужчина. Но я и так это делаю, восемнадцать лет работаю без выходных. Ладно, возьму еще кредит и закрою дыры. Скажу ей, что у нас случайная подработка.

А пока просто смотрю. Чтобы помнить, с кем меня свела судьба. В нашем виртуальном мире настоящего мало. Живого. Одни слова...

Я нормальный. А норма - это что-то от понятия нуля по Цельсию.

Глядя на них я вновь учусь быть человеком. Реанимирую душу.

По пути на работу разговор не клеится. Сейчас просто надо помолчать. 

Через несколько часов сумерки спустились на город за окнами. Мельком бросаю взгляд на её экран и застываю:  Это кто у тебя? - Последний.  

Так, соображаю, последний у нас - сегодняшний немец. Видимо, у него появился ангел-хранитель. Иначе как объяснить, что судьба его привела к нам. В единственное место на планете, где сегодня умеют находить такие сбои. 

Собираю все данные об этом пациенте на стол, выстраиваю взаимосвязи - снаружи еще первые симптомы, а внутри уже замыкаются несколько патологических цепочек. И включаю скайп с нашим кардиологом. Она профессионал с большим опытом наработанным в мощной клинике. Мелочи не упустит. - Через полчаса они обговорили с пациентом все детали лечения. Через неделю он позвонит из Германии с благодарностью. 

Выключаем аппаратуру, собираемся, наконец.  Звонок на мобильный,  позвонила наша хранитель приюта: Они предлагают усыпить Жулю!... 

Все сыплется из рук, мысли мечутся: - Если сильной боли нет, пускай капают.  Если почки потянут, пускай живет!

Сдавленные рыдания за спиной. - Ну нельзя же так, мы же врачи... Когда я был реаниматологом, передо мной вставали такие проблемы. Даже вспоминать страшно. Когда мозг гибнет, а тело живет. И требуют принять решение. Первый больной, которого я откачал при остановке, был кузнецом с бетонного завода. Черепно-мозговая травма. Можное сердце. Через пару суток после консилиума зав отделением спустил команду - не реанимировать при следующей остановку.  И сейчас уже несколько лет консультирую такую же пациентку. Но все же...

Душа - она как скрипка, от накала и напряжения струны рвутся. И когда осталась последняя... Наше дело спасать.

Механически можно и без души, но творить можно только с душой... Мы не сможем иначе.

- Пусть капают! 

Ночь идет в сером жестком металле.  Утро субботы. Звонок. Это Рита, хозяйка приюта. Голос глухой.

- Жули больше нет...  Татьяна звонила каждый час, в час в два, в три.

Они капали, согревали, но глаза она больше  не открывала. Температура падала.

В три - десять Жули не стало...

В два часа мы поедем, её заберем. Похороним в приюте, на взгорке. Пусть будет рядом с собаками. 

...Не знаю, как ей передать... Ты позвонишь или мне это сделать?

- Я позвоню.

Позвонил. Сказать не смог.

Рассказал, что прооперированная на прошлой неделе песа уже скачет.

Мне сказали - Боюсь звонить.  Сижу перед телефоном и боюсь набрать номер. - Ладно, я позвоню.

Со второго раза удалось сказать.

...

Давно стал старше. И жестче. Или холодней. Но иногда понимаешь...

...

Через тройку дней в приюте снова подходили к минимуму запасы еды.

Когда машина по крутому склону подползала к приюту, двигатель начал давать частые перебои.

Катушки и свечи я поменял недавно, уставший железный мотор вот-вот разлетится. 

Ладно, как дед буду садиться на брюхо. Пробитый двигатель это еще не конец.

На следующее утро машина на мосту встала в пятикилометровой пробке.

В гипермаркете  объявили скидки и распродажу. Железный поток застыл до горизонта. 

Мне в аэропорт. Я не знаю о распродажах и скидках. Человечество живет другим.

А нам надо рассказать о раке. Мы нашли новую особенность. Возможно, она позволит выявлять ранние случаи. 

Уже меняю терапию у своих больных с учетом этого. 

Наконец, пробираюсь по крайнему ряду и нажимаю на газ. В километре от порта двигатель начинает сбоить, машину молотит в ознобе. 

Тяни - прошу ее. Конечно, сейчас двигатель может разорвать, но... Двигатель сгорел, но она дотянула.

Машину заберет техпомощь. Нужна пересадка, нет, замена двигателя... Донесла. Нет, не замена - пересадка.  

Бегом к самолету.