Пару месяцев назад в небе над Польшей снова как в молодости проводил реанимацию. Надежные, как весь гражданский флот, стюардессы метались по салону в поисках врача. Аптечки в самолете не оказалось, вероятно, и не было никогда. О слове дефибриллятор они даже не слыхали. Понимая это врачи среди пассажиров сделали тридцатисекундную паузу. Помню, долго смеялся, увидев дефибриллилятор на стене железнодорожного вокзала в Амстердаме. Километровые расстояния от посадочных путей, надо добежать туда и обратно за пять минут, но все-таки он есть. Салон Боинга небольшой, метры, аптечку донести секунды. Оторвался от компьютера с сосущим осадком просчитывая шансы на хороший исход. "Скорая помощь" с эффектной улыбкой отдохнувшего Джорджа Клуни - это для публики. А по жизни при полной остановке благоприятный исход даже у них - 4 - 5%. Повезло, не асистолия. У пожилой дамы приступ экстрасистолии, давление резко падает, сознание ускользает. Решил обойтись без классического пособия с эффектными сценами борьбы за жизнь над распластанным телом. Попробовал кончиками пальцев пульс. Попросил забытые умения - "Вернись!" Когда-то несколько лет параллельно обычной использовал китайскую медицину и диагностику по пульсу. Небо было благосклонным, пальцы с трудом, но почувствовали три тона, разбираться дальше было уже некогда. Улыбнулся столпившейся публике и подоспевшим коллегам, чтобы не поднимать панику - "У нас все хорошо, укладывать не надо, непрямой массаж не нужен. И ноги поднимать для притока крови тоже не будем". А пальцы включились, впились в реанимационные точки - сначала поднимем немного давление, потом рубанем ритм. Меняй каналы, иначе точки заблокируются и ты потеряешь управление, меняй. Но пальцы помнили лучше, чем голова, и играли, как пальцы пианиста. Все управлялось, давление пошло, сбой ритма срубили с первой попытки, теперь чуть уредить пульс, заблокировать внешнее влияние на сердце и снова поднять давление. Все удалось. Я вспомнил на мгновенье те секунды, когда не удавалось, яростное бессилие над ускользнувшей жизнью, и сразу отогнал воспоминания. Растянул губы в ленивой сонной улыбке для публики - "Да у нас все хорошо, а разве что-то случилось?" Без эффектного "Будет жить!" публика недовольно разошлась, стюардессы забились в угол салона пересказывать друг другу, как они сейчас переживали. Обед мне принести забыли, у стюардесс стресс. Пожал плечами, летел с пересадками уже восьмой час. Предыдущие реанимации вне стен отделения были разными, но без медикаментов всегда яростными, жесткими, с хрустом, а то и с перелом ребер. И две удачные закончились французским элитным коньяком большой выдержки. В чем разница? В чувстве страха, липком, мерзком, охватывающим душу. Если он был, и его прогнали - ты глубоко благодарен, ты готов платить, хотя никто тебя и не просит. Если склизкое мерзкое чудище страх не выпустили, ты лениво скользнешь и забудешь, не осложняя сознание вопросом, так проще.
И никого не удивило, что на воздушном судне, отделенном от планеты на десять тысяч метров, нет аптечки. Почему? В самом простом процедурном кабинете любой больницы или медицинского центра есть 4 аптечки. Они лежат и не используются, но это нормально. Просто цена жизни для нас не осязаема, проще говоря, не важна...
Уже много лет мы спасаем жизни в рутинном обычном ритме, и делаем это в сотни раз чаще, чем раньше, в реанимации. Господь позволил. Но ненавистного страха нет и люди проходят мимо. Не почувствовав грани, ее холодного стылого ветра оттуда... Они живут, скользя по поверхности, вдоль витрин. Не понимая, какое чудо жизни, пьянящее, полное чувств и страстей, даровано нам.
Устав от новогоднего безделья сосед, владелец автосалона, решил пофилософствовать на секунду: "Я к докторам никогда не пойду. Мне от природы здоровье дали, и ладно. Но ты скажи, против рака что-нибудь придумали, чтобы его предупредить?" - "А ты знаешь, вот прямо в этом году появилось...". - "Здорово! Но это я так, я все равно не пойду, просто страшно иногда". Страх. Страх, которым еще в закованной в камень средневековой Флоренции Данте загонял людей в церковь, прогоняя по кругам ада. До сих пор в центре города, носящего имя Цветущая, Флорес, его портрет у девяти кругов Ада, на стене Санта Мария дель фьоре. Страх, не любовь.
Последние дни у нас тридцатник минус. Вчера - 32. Выкроил время днем, работать за это буду вечером и в выходные. И кормить бродячих псов. Сейчас для них мясо - это выживание, это кусочек самой жизни. И повезло... Встретил целых двенадцать собачьих душ. Часть моих старых знакомых, кого давно кормлю. Часть новых, выгнанных на поиски лютым стылым морозом. Лапы уже поморожены. "Ты даешь мне еще кусочек выжить? - Да, тебе, бери... И спасибо они не говорят, только благодарно блеснут глазами. Они лучше нас сейчас знают - важна лишь одна жизнь.
А для меня жизнь - это солнечное утро, это надежда полета, это смех, это брызги воды, искрящиеся на солнце. Жизнь для меня - это свобода. Свобода жить и свобода творить.
И почему-то, чувствуя это всей кожей, не могу ее изменить. В моей жизни самой жизни лишь крупицы, яркие, прекрасные, но крупицы... Поэтому я не Пабло Пикассо... Не пишу картины солнечным средиземноморским утром. А, впрочем, Пабло Пикассо больше всех любил именно Пабло Пикассо. А я люблю бродячих псов, и не бродячих тоже люблю, и котов тоже. А себя любить как то не очень получается.