Когда после крещения Руси Владимир «... нача ставити по градам церкви...», то они были не первыми на Руси, так как уже значительно задолго до 988 года многие из славян и живших среди них варягов были христианами и имели свои храмы. Так, например, из летописного рассказа об убийстве Аскольда и Дира (882 г.) известно о существовании тогда двух деревянных церквей — божницы св. Николая и св. Орины. О христианской церкви, и притом соборной, летописец упоминает в рассказе о договоре князя Игоря с греками: «Наутрея призва Игорь послы и приде на холмы где стояше Перун и покладоша оружья и щиты и золото и ходи Игорь роте и мужи его и елико поганыя Руси а христьяную Русь водиша в церковь святаго Ильи яже есть... се бо бе сборная церкви мнози бо быша Варязи христьяни». По-видимому, были также церкви в Новгороде, так как об одной из них, о церкви Преображения, построенной якобы до прихода в Новгород епископа Иоакима, посланного князем Владимиром для крещения новгородцев, имеются кое-какие сведения, с достоверностью, правда, не доказанные.
Какова же была архитектура наших первых деревянных храмов, а также тех, которые строились до XVII века и изображений которых нигде не сохранилось?
Попытаемся решить этот вопрос, взяв за исходную точку те приемы сооружения деревянных церквей, образцы которых уцелели до нашего времени. Погост Городенский, а на погосте церковь Дмитрей Велики Солуньски...», мы придем к заключению, что в XIV и XIII столетиях, а, быть может, и в XII и XI, то есть у порога эпохи распространения христианства, деревянные церкви имели те же основные типы, что и в веках XV и XVI, для которых они служили образцами.
Итак, основные типы наших деревянных храмов не могли существенно меняться, но это можно сказать лишь в отношении тех областей, которые не подвергались влиянию католичества, то есть в отношении северной и центральной России; малороссийское же искусство, под давлением католической Польши, значительно уклонилось в сторону не только в области каменного строительства, но также и в области деревянной архитектуры.
Но если греки могли быть, да и в действительности были, нашими первыми учителями постройки каменных храмов, то в деле сооружения деревянных церквей они ничем не могли нам помочь, так как, имея дело исключительно с каменными материалами, они вряд ли много смыслили в деревянной архитектуре, тогда как славянам плотничное искусство было искони знакомо, а ко времени принятия Русью крещения они успели в нем выработать свои приемы как конструктивные, так и художественные. Однако, если Русь языческая не задумывалась над постройкой жилых зданий и капищ для богов, а опытной рукой принималась за их постройку по уже сложившимся приемам, то Русь, только что крестившаяся, должна была робко конструировать свои первые деревянные церкви, отыскивая для них новые формы, так как пользоваться готовыми приемами сооружения капищ она не смела, если не из боязни возврата к старой вере, то из нежелания сравнения дома Бога истинного с обиталищами ложных богов, недавно отринутых.
В каменной архитектуре греков каждая из этих частей храма уже вылилась к тому времени в типичные формы, которые целиком были пересажены греческими мастерами на русскую почву для наших первых каменных храмов. Но для дерева эти формы были, в большинстве случаев, если не непригодны совсем, то, во всяком случае, несвойственны ему, что русские люди, как природные плотники, сейчас же почувствовали. Поэтому нашим мастерам была предложена, если так можно выразиться, одна только схема плана, и наше духовенство всегда очень строго, насколько это только ему удавалось, требовало от зодчих точного осуществления этой схемы. Последняя, при минимуме требований, была, как мы указали выше, очень проста, состоя всего из трех частей, даже из двух, так как в крайнем случае можно было обойтись без притвора. Первая из этих частей должна была быть относительно просторной, чтобы вместить в себя возможно большее число молящихся; при этом ее нужно было так сконструировать, чтобы последние хорошо видели и слышали богослужение, следовательно, она должна была непосредственно примыкать к алтарю и быть относительно светлой; в плане кафоликон имел обыкновенно прямоугольную, близкую к квадрату форму. Вторая часть — алтарь, опять-таки при минимуме требований, должна была вмещать в себя престол и жертвенник и быть лишь настолько просторной, чтобы священнику было удобно совершать богослужение. Сплошные иконостасы, совершенно изолирующие алтарь от помещения для молящихся, появились сравнительно поздно, а в первые века эти две части отделялись одна от другой лишь алтарной преградой, то есть невысокой решеткой. В греческой архитектуре*, ко времени занесения ее форм на Русь, алтарь всегда имел в плане форму прямоугольника или квадрата (вима), к которому с востока примыкала апсида — полукруглая или граненая пристройка**, открывавшаяся в алтарь аркой и покрытая половиной сферического свода. Алтарь примыкал к кафоликону всегда со стороны востока. При более высоких требованиях алтарная часть храма усложнялась жертвенником и диакоником; первый служил, как показывает его название, помещением для жертвенника, а второй предназначался для хранения священных сосудов, книг и облачений. Оба эти помещения делались меньших размеров, нежели сам алтарь, но подобно ему состояли из прямоугольных частей с примыкавшими к ним апсидами; жертвенник располагался с северной стороны алтаря***, а диаконик с противоположной стороны — с южной — и непременно соединялись с алтарем арками или дверями. Наконец, притвор (нартекс) представлял собой самостоятельную пристройку, расположенную с западной стороны кафоликона, обычно вытянутую в плане по линии север-юг и соединявшуюся с кафоликоном одной или тремя дверями.
