(Джебран Халиль Джебран "Иисус, сын человеческий", перевод Игоря Сивака)
[250x252]
Мой дед, бывший законником, сказал однажды: «Давайте придерживаться истины, но только тогда, когда она явлена нам».
Когда Иисус призвал меня, я внял Его зову, ибо Его повеление было могущественней, моей воли; однако свои намерения я держал в тайне.
Когда Он говорил, и других раскачивало, словно ветви на ветру, я слушал неподвижно. Но я любил Его.
Три года назад Он оставил нас - разрозненное товарищество - воспевать Его имя и свидетельствовать о Нём народам.
В то время меня называли Фомой Неверующим. Тень моего деда всё ещё нависала надо мной, и я всегда желал, чтобы истина была явлена.
Я даже вкладывал руку в собственную рану, чтобы ощутить кровь, прежде чем поверить своей боли.
Человек, любящий сердцем, но всё ещё таящий сомнение в уме, - всего лишь раб на галере, спящий у своего весла и грезящий о свободе, пока плеть хозяина не разбудит его.
Я сам был этим рабом и мечтал о свободе, но я был объят сном моего деда. Моя плоть нуждалась в кнуте текущего дня.
Даже в присутствии Назаретянина я закрывал глаза и видел мои прикованные к веслу руки.
Сомнение — это боль, слишком одинокая, чтобы узнать, что вера — её сестра-близнец.
Сомнение — несчастный заблудившийся подкидыш, и даже если бы его собственная мать нашла его и обняла, он отступил бы в опасении и страхе.
Ибо Сомнение не познает истины, пока его раны не исцелятся и не восстановятся.
Я сомневался в Иисусе, пока Он сам не явился мне, и не вложил мою руку прямо в Его раны.
Тогда я на самом деле поверил, и после этого освободился от своего вчера и от вчерашних дней моих предков.
Мертвецы во мне похоронили своих мертвецов, а живые будут жить ради Царя-Помазанника, именно ради Него, который был Сыном человеческим.
Вчера мне сказали, что я должен идти и возвестить Его имя среди персов и индусов.
Я пойду. И от сегодня до последнего из моих дней, на рассвете и на закате, я буду видеть моего Господа, восстающего в величии, и буду слышать, как Он говорит.