[показать] Августовские события,  можно сказать нас захватили врасплох, потому что плохая у нас была организована бдительность, делалось больше всего на авось, да и дисциплина была из рук вонплохая, а потому они нас изучили и надеялись захватить врасплох. Но всё же они ошиблись не смогли нас захватить спящими, посты наши не спаи своевременно сигнал дали о нападении казаков. Я в это время дома у сестры ночевал, потому что я перед этим днём дежурил на казарме, когда меня сестра разбудила утром перед рассветом я услышал сильную стрельбу в городе, и я сразу почувствовал что-то неладное и стал быстро одеваться. Оделся и даже не кушал и побежал в штаб. Со мной ещё бежали товарищи по службе, а в чём дело ещё не знаем. Когда мы стали перебегать чугунный мост, не подозревая ничего, а когда перешли мост то увидели что мы не ожидали, и не думали, справой стороны моста стояли вооружённые осетины и заворачивали нас в свою сторону. И все подозреваемые красногвардейцы под конвоем отправляли в казармы на осетинской слободке, когда нас пригнали во двор открыли ворота сарая и загнали нас в этот сарай. Помимо нас там уже были наши товарищи по несчастью. И нас уже собралось в этом сарае человек 50. Но всё же мы духом не пали, только слышим сильную стрельбу в городе, так и хотелось вырваться на подмогу нашим бьющимся товарищам. Просидели мы до двенадцати часов дня, о стрельба не умолкает. Мы кушать захотели. Стали требовать:-«Дайте нам хлеб!» Но часовой осетин отвечает, что ещё рано, мы доложим начальству, что вы кушать хотите. Но не прошло много времени и нам принесли десять кругов чюрена и ведро воды. Мы немного подкрепились, но не можем успокоиться и ничего не можем сделать без оружия. Но около сарая нас охраняют двое часовых. И мы не знаем что твориться в городе, и мы просидели до пяти часов дня. А ровно в пять часов для нас открылась неожиданная картина. Слышим над нашими казармами начали рваться снаряды большой силы, нас это поразило. Мы были в недоумении и, все призадумались, что бы это значило? Неужели нас хотят похоронить под развалинами этого сарая. Но мне кажется что нет. Мы не должны здесь умирать под этим сараем и при первых же взрывах снарядов часовые разбежались. Но мы в это время не растерялись. Кто-то крикнул: - «Момент наш, давайте напором ворота ломать!»,- риск благородное дело и бежать будем через Терек к своим. И мы сразу навалились на ворота, ворота с треском повалились и нам дорога открылась. Снаряд рвался за снарядом правее нас по зданию, часовых не было. Мы стали выбегать по нескольку человек к обрыву Терека. По нам стали стрелять. Но мы не обращая на выстрелы внимания стали прыгать с кручи в Терек. Но Терек был неглубоким, кто вплавь, а кто вброд пешком – падая в воду. И в это время нас увидели с Молоканской Слободки. Когда мы переплывали через Терек, то с нашей стороны открыли огонь по Осетинской Слободке, чтобы дать нам возможность переплыть и не дать им возможность обстреливать нас. Но всё же из нас были пять человек ранены. Но всё же мы их подобрали. И так нам посчастливилось убежать.

Как видно из вышеизложенного, к Августовским событиям и подготовка со стороны белоказаков, а также со стороны осетинских кулаков и офицерства, которые имели прямую связь с казачеством, за исключением горских Керменистов и Ново-крестьянских осетин, последние были сплочены с нами от начала и до конца. А под командование Белоказаков и офицерств Мак Караулов, который был убит в вагоне, а затем полковники Беликовы, Бичераховы, Иалиповы и т.д. вот ими было заранее подготовлено это событие.

Рано утром(числа не помню) со стороны Арнонки и Ардона двинулась Белоказачья сила совместно с осетинами на город Владикавказ. И как видно они и шли в надежде захватить город спящим врасплох. Части шли одна с правой стороны, а другая с левой стороны Терека. Части шли рано утром через Владимирскую Слободку на выход через деревянный мост. А сдругой через Курскую Слободку. Вот здесь их замысел и обнаружили Курская самооборона. Отсюда и пошла единичная перестрелка. Но часть Белоказаков прорвались к штабу, но и тут их обнаружили, и тут пошла уличная перестрелка - Курские ребята за каждый угол дрались с казаками. А часть казаков прошла через Шалдон на Верхнюю Осетинскую Слободку, но здесь они сопротивления не получили. Осетины Слободки их встретили как своих союзников. Но другие казачьи части стали обходить через сады к Молоканской Слободе. Но здесь их обнаружили наши солдаты по охране садов. Выставили пулемёты для ихней встречи. Поделали окопы, как положено встречать врага. И когда рассвело тут все были на ногах и большинство выступили против белогвардейцев.

Но мы как красногвардейцы защищая свою честь и революцию, окопавшись по окраинам, а также на углах улиц и, давая отпор врагам. А также после моего возвращения из плена «белых», я опять занял свой пост, но к штабу я так и не мог прорваться. Но у нас здесь были пулемёты и мы давали отпор врагам. Итак продолжалось наше событие две недели, пока не измотали казачьи силы. Они не могли выдержать нашего натиска и отступили откуда пришли. Итак мы торжествовали свою победу и, стали более налаживать свою боевую бдительность. Стали создавать своих командиров в бывшем кадетском корпусе. Но помню у нас были и китайские отряды. Так что у нас дело стало налаживаться в революционном духе, и дисциплину стали применять более твёрже.

Но казаки тоже не унимались. Они тоже стали создавать свою группировку против большевиков. Они стали создавать свой шпионаж, просачивались в город и делали свою разведку среди наших частей и узнавали какое настроение среди населения к большевикам. Но и в городе было немало контрреволюционеров, которые всячески старались подорвать большевистский авторитет. Но как они не агитировали все же им не удавалось склонит на свою сторону, потому что люди знали как их обманывала царская и помещинкая власть.

Во время августовских событий Ингушетия присоединилась к нам и она нам в это время здорово помогла. Когда казаки наступали на город , то ингуши делали налёт на казаков со стороны Базуркино по линии Терека до самого города. А затем вся Ингушетия встала против казачества и против осетин. И также держали фронт по линии железнодорожной ветки до самого Грозного и делали налёты на близлежащие станицы.

Мне как-то пришлось увидеть какие ингуши воинственный народ. В 1918 году, после Августовских событий, в конце сентября нам пришлось охранять Котляреевский железнодорожный мост, а также и под станцией «Прохладной». Когда казаки стали нажимать на нас, мы стали отходить, потому, что силы были неравные. Но наше командование во главе с тов. Агниевым, Тасзи, Сорокиным; и просили ингушей помочь нам. Так вот сперва они вступили в бой с казаками, но увидев свою неустойку и потеряв несколько своих людей, стали сматываться. И только мы их след и видели. А нам пришлось с потерями отступить.

А также и под Котляреевкой они тоже не выдержали натиска казаков и ушли оттуда; и нам тоже пришлось всю тяжесть боя брать на себя и отойти к городу. И как-то в последних числах ноября 1918 года, рано вечером наш отряд двинулся в Архонку, к нам присоединился отряд ингушской кавалерии(сотни полторы). К полуночи мы подошли к окраине станицы. По эту сторону речки мы обнаружили пост казаков с пулемётом. А когда они нас обнаружили, то сейчас же постарались скрыться, но не смогли увести пулемёт, оставили его нам, но лент с патронами не было. А когда они стали убегать и дали выстрелами своим сигнал, то после этого сигнала пошла перепалка на всей линии. Мы залегли в траве, а пули так и свистели над головой. С нашей стороны стали стрелять с батареи. Но я свой пулемёт выставил на курган. И мне было видно пачки выстрелов, и я направлял огонь своего пулемёта на эти «пачки». С левой стороны наши было заняли окраину, но тут нужна была кавалерия. Но ингушей уже и «след простыл». При первых же выстрелах они укрылись в овраге за речкой и так оттуда они и не вышли. А наша дуэль продолжалась часа два. И за это время у нас поранило всего несколько человек и начальника Гогечкорского отряда: Саши Гогечкори. Ему снарядом ноги повредило. И особо мы в эту ночь ничего не сделали и с тем ушли обратно в город. А ингушский отряд, как только мы стали отступать. Они это почуяли и вперед нас стали уходить. В общем у нас на них надежды было мало, они не могли выдержать казачьих атак.

Всё же нам пришлось частично обезаружить Архонку и Ардон. А затем из Ардона часть нашего отряда направились в Алагир – 50 человек пехоты, два пулемёта и два орудия с прислугой. Прибыли мы в Алагир рано – в два часа дня. И расположились мы в школе около шоссейной дороги. А батрейцы заняли позицию около школы была площадка, и тут же был большой сарай, и в нём они расположились. Распрягли лошадей, выставили орудия в проходе, дула орудий повернули на площадь. А пехота и мы расположились в помещении. Начальником пехоты был товарищ Агурцов с Курской слободки. Это был человек особого покроя – не боялся ни огня, ни воды, матерщинник был беспощадный. Но командир был хороший, всегда с нами советовался по-товарищески и его все уважали.

Стали мы располагаться в этой школе. Наш «кашевар» стал разводить свою кухню, готовить нам обед, и мы не предчувствия никакой опасности расположились как дома. Кто-то песни поёт, а кто-то шутками забавляется. И так как-будто весело нам было. Прошло более двух часов, обед ещё не был готов, но кушать хотелось. Пошли мы во двор, подошли к кухни узнать как на счёт обеда, и немного побеседовали. И вдруг слышим на улице шум и конский топот в помещении, т.е. в школе. Что-то затормашилимсь, хватают винтовки. А Огурцов во всё горло закричал:

- «Товарищи! В ружьё!!!»

Мы сразу же сломя голову кинулись за пулемётом. А в окно увидели осетинскую конницу. Окружают площадь. Мы второпях выставили один пулемёт в окно, а я взял пулемёт и стал вывозить в парадную на улицу. А мой помощник Фёдор Галкин несёт две ленты патронов в коробке. Я вижу следующую картину: метров на пятьдесят от нас оцепление конницы, а посреди, т.е. на середине между нами и конницей выехали два начальника(парламентёры) с осетинской и с нашей стороны т. Огурцов и Давид. И они предъявляют нам ультиматум, чтобы мы без сопротивления сдались. Я вижу картину не подходящую, вывожу пулемёт под укрытие на угол и поворачиваю в сторону противника, Фёдор бросает мне коробку с лентой, я заряжаю пулемёт и лежу, жду команды. Но, как видно т. Огурцов следил за моим движением и, когда я залег, они сразу отбежали и закричали во всё горло:

- Огонь!!!

И, тут же сразу по команде батарея оглушила своим выстрелом, и пошло смятение среди кавалерии. Они с испугу кинулись врассыпную во все стороны. Я, в свою очередь, открыл огонь. В момент вся площадь была очищена. Было убито несколько лошадей и всадников.  Они оставались лежать на площади. И пошла «перепалка» со всех сторон. Неприятель окопался на окраинах слободок и в лесу, по направлении к шоссейной дороге.  К вечеру перестрелка прекратилась, и слышались только одиночные выстрелы. Так мы оказались в окружении и десять дней были в этом тревожном положении. Неприятель всячески засылал нам своих парламентёров для переговоров и, требовали, чтобы мы сдались. А мы категорически отвергали их ультиматумы. Мы считали, что лучше умрём в бою но позорно не сдадимся. А мы в свою очередь три раза засылали своих разведчиков в наш тыл и требовали нас освободить из окружения. Но всё было безрезультатно, ответа не было, снаряды были на исходе и патронов мало. Приходилось патроны зря не расходовать. И люди выбывали, а подкрепления нет. И решили мы биться до последнего. Как они не старались, чтобы вынудить нас сдаться ничего у них не выходило, мы давали им сокрушающий отпор. И вот в ночь мы решили сделать прорыв и уйти лесом к городу.

Но к счастью нашему в обеденное время мы слышим отдаленные орудийные выстрелы, и нам как-то стало легче и мы свободнее вздохнули. Как будто появилась надежда на нашу выручку. Прошло ещё часа три. И мы уже ближе слышим пулемётные и оружейные выстрелы, и нам стало уже веселее, но белоосетины стали нас сильнее обстреливать. Но как видно они с нами уже ничего не могут сделать, у них не было артиллерии и мы им делали большее поражение, хотя и мы имели незначительные потери в людях: трое убитых и семеро раненых. Но к вечеру мы стали отчётливо слышать оружейные выстрелы. А около нашего здания стали рваться бомбомётные бомбы. Мы предполагали, что по нам бьют наши враги, но оказалось, что это наши бьют по неопределённой цели. С северной стороны наши нажимали на них, но осетины сильно противодействовали нам. И стали яростно обстреливать отступающих. К вечеру разгорелась сильная оружейная и пулемётная перестрелка, так что врагам стало не под силу. Они стали отступать на Военно-Осетинскую дорогу. И когда осетины очистили и отступили, то наша кавалерия сразу ворвалась в Алагир. Летели галопом, шашки наголо в наше направление. Я даже направил было пулемёт по нашей кавалерии, но не открыл огня. И когда услышал голоса «Урааа!», встал во весь рост и стал фуражкой их встречать, они прямо летели на меня. Я даже издалека узнал Павла Шимпмина, которого мы послали известить о нашем окружении. Он скакал первым и, когда подъехали к нам слезли с лошадей и мы стали от радости обниматься. Да это и есть долг и обязанность выручать товарищей в трудных условиях не щадя своей жизни. И в этот вечер весь город был очищен от белобандитов.

А на следующий день было созвано совещание по решению вопроса «Как быть с Алагиром». На этом совещании присутствовали т.т. Орджоникидзе, Огнев, Тасуй, Гарайский и наши командиры. И решили оставить Алагир и отступить в г. Владикавказ, так как контреволюционеры  Деникин и Шкуро белобандиты стали приближаться к Владикавказу, а поэтому нам необходимо было отступать. И так вопрос был решен, и мы стали готовиться к отступлению. Это было в конце ноября месяца.

Наши товарищи, которые нас выручили из окружения, был Первый Грозненский Красный Полк. Но не весь был полк, а только батальон и наша кавалерия и Гогечкорский отряд. Они стали выступать первыми и пошли по направлению в Станицу Ардон. Но я со своим пулеметом и часть кавалерии остались для подкрепления. У меня был хороший (фаэтон). Фаэтон этот был (непонятное слово) дикой дивизии. Как хорошая лёгкая тачанка на пару лошадей. И я приспособил его сзади этого фаэтона, чтобы удобно было проводить обстрел на все направления. И мы стали отходить под прикрытием последними.

Но наши враги не стали нас преследовать, и мы благополучно добрались до Ардона и, не стали здесь задерживаться, а стали свой отход продолжать до Архонки. А с Архонки направились прямо в город. И пришли мы в город уже перед самым рассветом на другой день

Но в Ардоне всё же осталось часть нашего отряда, для всякого ненадёжного случая со стороны казачества. Мы особенно казакам, не доверяли, когда пошли слухи о приближении Деникина и Шкуро на Кавказ. Они(казаки) стали голову поднимать, что идет Деникин и, освободит их от большевиков. Но мы всё же стали готовиться для встречи сильного врага Добровольческой Казачьей Армии и стали окапываться по окраинам города. И первая стычка у нас произошла с отрядом генерала Шкуро между Ардоном и Ардонским хутором. И со шкуринским отрядом сошёлся в перестрелке. Наша Коммунистическая рота и под сильным нажимом со стороны «волчьего» отряда(каких тогда называли, у них были волчьи шапки) и наши стали отступать до города. И в декабре месяце числа 15 или 16 в воскресенье первые отряды подступили к окраинам города. Первая перестрелка началась с Владимирской стороны и постепенно фронт начал расширяться по большому бугру до Лысой горы, а затем перешел по ту сторону Терека по линии Курской слободы и постепенно стал с каждым днём и с каждым днём бой всё разгорался. И перед вступлением Деникинцев на территорию города нам был приказ, собраться всем частям к штабу рано утром мы, т.е. все наши части собрались у штаба в том числе и наши курсанты будущие командиры и Китайский отряд. И все наши части тронулись, выйдя из города пошли походным порядком по направлению Базуркино. Отряд командиров пошёл первым затем китайский отряд. Они так и ушли на Грозный. Но наши отряды вернулись обратно потому, что Шкуринские отряды подошли со стороны Архонки и стали обстреливать по оркаине с правой стороны Терека с самообороной и, когда пошла перепалка мы вернулись для защиты окраины города от Деникинской передовой армии. И с этого дня пошёл наш неравный бой с ДоброАрмией и январские бои продолжались ровно две недели.

Но эти январские бои 1919 года были для нас роковыми и памятными о этой катастрофической истории осталась у нас навсегда.

Во-первых бои были неравные, хотя на нашей стороне была и Ингушетия. Но и во-вторых свирепствовал тиф и, почти вся наша Десятая армия была поражена тифом. И весь бывший кадетский корпус превратился во временный госпиталь, все помещения были переполнены тифозными больными. А медпомощь была плохая и медикаментов нет и смерть уносила тысячи бойцов, каждый день выносили смертников сотнями и сваливали в братские могилы за кадетским корпусом. И этим только могла победить и временно восторжествовать  ДоброАрмия.

И две недели мы продолжали вести оборонительные бои, дрались за каждый угол. Казачьи и осетинские части старались смести Молоканскую и Курскую слободки и поджигали дома там. Жители бросали свои дома и бежали кто куда мог. И этим моментом бело бандиты грабили опустевшие дома, а кого и убивали на месте. Так расправлялась особенно Шкуринская дикая дивизия.

И наши части сильно измотались без сменно в боях, не спавши и не евши. А ждать подкрепления было неоткуда. Мы были совершенно изолированы от центра и связи не было положительной. Наши начальники тоже стали выбывать из строя. Я тоже стал чувствовать не совсем нормально, болезнь меня стала подкашивать. Но не смотря на свою слабость я старался перебороть свою болезнь, бегать и посматривать состояние и исправность пулемётов, их действие на передовой.

И впоследствии мы видим, что мы ослабели и нам стало не под силу продолжать оборону города, стали постепенно отступать по Военно-Грузинской дороге, а часть пробивались через Мечнюринский перевал по Военно-Осетинской дороге. Погода была январская холодная, моросило, гололедица. Но наши части отходили, кто мог, даже полубольные уходили в горы искать спасения. Они знали, что если останутся, то их белые расстреляют и они постепенно двигались туда куда отступала Красная армия. Но всё же многие из больных находили свою смерть в горах Кавказа. Но смерть героев-защитников революции останется в памяти навсегда.