Полковник наш был грузин Киркулидзе – меньшевик, и он не любил эти комитеты, считая себя представителем Временного Правительства. Он приказал созвать на плацу митинг, и вскоре этот митинг был созван. Пришёл полковник со своим адъютантом и стал читать приказ о выступлении нашего полка. После него стали выступать солдаты и требовали пополнить наш полк кадрами, которые побывали на фронте, и выдать нам обмундирование, тогда мы выступим. Полковник не терпел такие высказывания со стороны солдат и, просто заявил - «Я приказываю!» Солдаты возмутились его грубым высказыванием и пошло волнение среди солдат. И по адресу его некоторые подали свист и гневно закричали. Полковник, видя что дело обретает нежелательный оборот, ушел со своим адъютантом от возмущенных солдат, стал быстро удаляться от толпы, но не прошёл он еще и пол дороги как кто-то из солдат пустился в него вдогонку и угодил ему мослом. Острие попало ему в правый бок спины и он упал без сознания. Санитары тут же его отнесли а адъютант его убежал.
И что же получилось у нас после этой картины, в общем некрасивая история. А могло бы получиться кровавое последствие, благодаря этим хулиганским провокациям, когда можно было бы иначе сделать. Но кто это сделал не могли найти и пришлось всю вину принимать на весь полк.
А впоследствии получилось следующая картина по истечению трех дней был выстроен наш полк на дворе в семь часов утра. И был объявлен нашему полку ультиматум со сроком к часу дня сдать всё оружие. А по истечению срока в случае не выполнения нами этой команды наши казармы и весь наш полк подлежит бомбандировки со стороны казачьих частей и запаса артиллеристского, которые были подготовлены против нас. Но многие из нас не захотели без боя сдаваться. Я было отдал свое распоряжение выставить пулеметы где нужно и против батареи, которая была направлена против нас. В общем хотели принять бой против Гребено-Волынских Казачих полков, и вообще наш полк был обострен против казаков. А наши солдаты, вернее большинство из них, ни под каким видом не хотели сдавать свое оружие, но благодаря поселений близ лежащих к нашим казармам, прибывшая к нам делегация от них, убедительно просила наш полк пожалеть их очаги и не допускать кровопролития и разрушению близ лежащих зданий, чем могло бы отозваться трагическое последствие этого выступления с обеих сторон.
После этого у нас был созван вторичный митинг. Но тут прибыли ещё солдатские делегации с других частей и тоже просили нас не допускать кровопролития без цели. И в этот было принято трагическое решение, и мы согласились, но не сдавать оружие пошли на уступку жителей. И после митинга наш полк был выстроен как положено без оружия, и отошли недалеко от казармы. Но тут налетела на нас казачья кавалерия и пехота и заняли все выходы и стали вытаскивать из казармы наше оружие. И за два часа они всё оружие у нас забрали, одним словом обезоружили наш полк, а затем разрешили нам войти в казармы. И хотя нам было очень прискорбно, но мы смирились. А по истечении трёх суток наши казармы были оцеплены и мы были лишены допуска в город. Наш полк был назначен в маршевые роты и отправлен в разные направления, как не благонадежных солдат. Они называли нас «Большевистский полк».