"Севастополь – город русской славы настолько же, насколько Калининград – город Иммануила Канта. Если бы русские были немцами, то так бы, наверное, и сказали: «Не хотите в НАТО – верните город нашего императива!»



Территориальные претензии теоретически решаются одним из трех способов: взаимными договоренностями, судом или войной. Думается, нет идеалистов, верящих в то, что с Украиной можно договориться. Немного полагающих, что какой-нибудь суд в мире (кроме, конечно, российского) примет такой иск к рассмотрению.

И, уверен, не наскрести и взвода тех, кто готов всерьез воевать за Севастополь. Однако все всерьез и с каменными лицами заявляют: разрываем с Украиной договор о дружбе и требуем назад Крым.

Тоску по Севастополю можно привычно счесть частью ностальгии по империи вообще. Мол, ничего не поделаешь, у великого народа отняли империю, а без нее он не может. Но убедительно это ровно настолько, насколько соблазнительно в эту версию поверить. В некотором смысле она и впрямь щекочет т. н. национальное самолюбие, для которого обвинение в имперских наклонностях почти комплимент.

Только российские территориальные претензии как-то причудливы и избирательны. Угрозы типа крымской адресованы не всем соседям, а только тем, кто назначен врагами. Это своеобразная форма наказания и обиды, и комический, с политической точки зрения, посыл российской власти «Хотите в НАТО – отдавайте Крым!» или «Дружите с Америкой – забудьте об Абхазии!» в этом контексте звучит в высшей степени органично.

В общем, в этом вопросе российская власть достигла полной гармонии с мнением народа. Если не считать поучительной попытки сделать врагов из «братских» белорусов. Объяснить россиянам, что белорусы воруют нашу нефть не хуже, чем украинцы газ, – не получилось. Лукашенко может позволять себе любые вольности и даже совершать некоторые ошибки, он даже играет в странные игры с Западом, но он тверд в главном: какой он ни есть, а все равно «наш», тем более, один из последних. Идея поглотить Беларусь даже в рамках возрождения империи остается вещью в себе. По крайней мере, до тех пор, пока белорусы резонно не обнаружат, что ничуть не меньшие европейцы, чем поляки или литовцы.

Российские территориальные претензии можно счесть реваншем только в той степени, в какой россиянам удается убедить самих себя, что они бьется не с какой-нибудь Украиной, а с НАТО или Америкой.

Достаточно вместо «великая страна» сказать «крутая страна» – и больше не надо смущаться, и все становится на свои места. Крутость не требует ни общности, ни грандиозных успехов (одна известная обозревательница так и написала: Бог с ним, с Биланом и попсой, победила Россия, а это круто!), ни даже доказательств, чем особенно выгодно отличается от величия.

И надо отдать должное и московскому мэру, и тем, кто привел его в действие, и депутатам, и вообще, всем тем, кто говорит о стране, поднимающейся с колен. Они, действительно, создали новую политическую реальность. Крутость, закамуфлированная под величие – это она и есть. Житейская обида, которую так хочется считать национально-исторической. Одни и те же мозговые центры включаются при словесных боях за Севастополь, при схватке Билана с Ани Лорак, «Зенита» с «Баварией». Вот и весь реванш: русские - круче, Севастополь - российский город, пусть и в той же степени, в какой Москва – лучший город земли. И бог с ним, с Приднестровьем.

А Севастополь, действительно, город русской славы. Настолько же, насколько Калининград – город Иммануила Канта. Если бы русские были немцами, то так бы, наверное, и сказали: «Не хотите в НАТО – верните город нашего императива!». Но немцы почему-то молчат."

http://charter97.org/ru/news/2008/6/6/7225/