Рыбников, Захаров, Вознесенский и Караченцов на фоне самих же себя спустя 20 лет.
Фото 2001 года по случаю 20-летия "Юноны и Авось".
Конечно, для всего театра это было событием. Редко бывает, когда столько лет постановка идет в репертуаре театра, причем с огромным успехом, – вспоминает автор снимка Александр Стернин. – После спектакля все собрались в кабинете Марка Анатольевича, где между двух окон висела та фотография. Все ходят, поздравляют друг друга, общаются. Ждут начала банкета. И вдруг меня осенило: а что, если повторить тот кадр? Марку Захарову эта идея понравилась. Он попросил всех выстроиться. Моя задача была, чтобы всё (и позы, и руки, и взгляд) было таким же, как на той фотографии. Посмотрите, у Андрея Вознесенского даже пальцы так же расходятся. Сделали несколько дублей. Коля Караченцов здесь еще в костюме своего героя графа Резанова.
Потом был банкет, во время которого артистов награждали медалями какие-то общественные организации. Например, помню, Академия безопасности что-то вручала Абдулову и Караченцову.
Николай Караченцов в своей книге «Авось» вспоминает первый закрытый показ перед комиссией:
«В памяти остался невероятный колотун, а от него – полная прострация. Я становлюсь в эту графьевую позу, меня ослепляет свет, и я чувствую, что правая коленка ходит в амплитуде где-то сантиметров десять. Она гуляет, а я вроде нормально стою, вроде ничего, не падаю. Утром Захаров с Вознесенским поехали в храм, освятили три иконки, что тогда, в брежневские времена, выглядело вызывающим поступком. И поставили эти иконки в гримерку Лене Шаниной, которая играла Кончитту, моей жене Людмиле Поргиной, у которой была роль Богоматери, хотя в программке на всякий случай указали ее как Женщину с младенцем, а третью иконку режиссер и автор поставили ко мне в гримерку... Уповали на бога».
Мы с Рыбниковым даже чертили какую-то воображаемую красную черту, за которую мы не будем отступать ни за что, – рассказывает Марк Захаров. – И если спектакль будут запрещать, то что-то, может, из православных песнопений мы «отдадим». Но... Как-то я сказал одному батюшке: «Все-таки было у нас замешано какое-то чудо. Почему вдруг на нашей сцене царский Андреевский флаг удалось поднять, показать Богоматерь, спеть в конце «Аллилуйю»?! И ведь никто не помогал нам». Священник улыбнулся: «Помогали!» Видимо, Боженька тогда поцеловал нас всех.