Дюма в мрачных тонах расписал Поти, куда некогда причалили аргонавты.

 В Поти в конце 19 века

 

«Не знаю, каково было Марсово поле во времена Язона, но теперь это – болото, скопление колышущейся грязи, в которой рискуешь навсегда исчезнуть, если на полчаса остановишься на одном месте».

Дюма вовсю иронизирует над неухоженностью и неблагоустроенностью Поти.

«Послышался барабанный бой. Какой-то бедняк, выкрикивая объявления, останавливался, не скажу, чтоб на каждом перекрестке, –

в Поти нет ни одного, не скажу также – у каждого угла улицы, улиц тоже нет, останавливался перед каждым домом, – домов было с пятнадцать, – а потому обход был непродолжителен; бил дробь и читал объявление, которое жители, привлеченные барабанным боем, выслушивали весьма равнодушно…

В Поти в конце 19 века

 

Пока он шел по грязи, не останавливаясь – еще ничего… Стоило же глашатаю остановиться, как мало-помалу он погружался в грязь, в которой совершенно бы утонул, если б не мешал тому барабан, его удерживавший».

♦    ♦   ♦

Волею случая Дюма стал очевидцем похорон в Поти:

«Неожиданно я услыхал со стороны реки странные звуки, не похожие ни на проявления печали, ни на крик ужаса. Это скорее было нечто вроде вопля, положенного на ноты.

 

Мы с Муане побежали к воротам и увидели мингрельские похороны. …Священник прочитал несколько молитв, полагающихся во время похорон, а вдова принялась голосить пуще прежнего.

…Что больше всего поразило нас в этой вдове, одетой в черное платье и царапавшей лицо ногтями, несмотря на увещевания окружающих, – так это ее богатырский рост… Она, сделав еще несколько шагов вслед за гробом, остановилась, упав на руки сопровождавших ее…»

 

Дюма отмечает, что похороны в Грузии похожи на специально разыгрываемый спектакль:

 

«…Когда умер последний Дадиан, каждый родственник и друг покойного должен был входить в церковь, поддерживаемый людьми с обеих сторон, будто бы от усталости сгибал колени, исступленно голосить, кричать, бить себя в грудь, рвать на себе платье, – словом, разыгрывать целый спектакль.

 

При этом случались забавные сценки. Например, сосед покойного, владетель Абхазии Михаил Шервашидзе, в качестве родственника считал себя обязанным разделить эту печаль – по крайней мере внешне. Поддерживаемый двумя людьми, он совершил традиционный в таких случаях обряд: кричал, плакал, стонал.

Вдруг вблизи церкви послышались крики, более усердные, но другого рода: люди князя прибыли на лошадях, украденных у мингрельцев, и те, узнав об этом, затребовали их назад…» В этот раз раздался вполне естественный крик.

♦    ♦   ♦

В городе Поти Дюма остановился в гостинице, представляющей собой деревянный сарай.

«В номере стояли походная кровать, чугунная печка, хромой стол и два деревянных табурета… Дом был воздвигнут на сваях, отчего под полом оставалось большое пустое пространство, а пол был решетчатый. В этом-то пустом пространстве находили убежище все окрестные свиньи; они, кажется, праздновали свадьбу…

 

Я слышал хрюканье, визг, крики фистулой, неожиданные и неровные движения, которые прерывались для того, чтоб возобновиться с безмерной яростью…».

 

И комната в этой гостинице, как пишет Дюма,

«оценивалась в два рубля в день – четырьмя франками дороже комнаты в парижском отеле «Лувр».

♦    ♦   ♦

Находясь в Поти в ожидании парохода во Францию, Дюма познакомился с неким Василием из Гори. Подружился с ним и предложил ему поехать во Францию.

 

Василий согласился с радостью. Они поднялись на борт корабля, но не успели тронуться, как к пароходу пристал баркас с солдатами под командой офицера, который снял Василия с корабля за то, что он отправился за границу без паспорта. «На бедного Василия донес его же приятель, позавидовавший его удаче».