Глава 8

Воспоминания Сергея

Я сидел, в который раз перечитывая письма этой странной и такой милой и родной уже женщины, пусть незнакомой... И вспоминал всю свою жизнь: как так случилось, на самом деле, что так много было ошибок, испытаний, борьбы...
Наступил 2000-ый год. Город казался чужим и неуютным…
Он только что вышел из офиса, с последнего собеседования. Ему опять отказали, без особых причин, как отказывали в течение двух последних месяцев. В этом небольшом провинциальном городке работу по специальности найти было практически невозможно: число выпускаемой периодики столь мало, что в редакциях работали либо старожилы, либо «свои», то есть родственники главных редакторов или издателей, подчас абсолютно бесталанные. Он был готов даже пойти на стройку, но чернорабочим платили такие гроши, на которые недолго и ноги протянуть.
Уволенный вместе с ним коллега уехал в Москву, нашёл работу и звал в столицу. Для одиночки это было выходом, но за спиной семья. В последнее время стало невыносимо трудно объяснять жене причину отказов – у неё было собственное мнение на сей счёт. Ребёнок, наблюдая мелкие распри и крупные скандалы, принял сторону матери, хотя в силу своего возраста просто не имел малейшего права на осуждение отца. Семья трещала по швам – и только постель примиряла. Ненадолго, только на одну ночь. И чем дальше, тем реже были они, эти ночи-миротворцы…
Что делать? Он поступил так, как поступал в трудные минуты жизни – отправился в храм. Не сказать, что был верующим,  просто он признавал существование Бога-творца, иногда надевал православный крестик, но не соблюдал постов и о праздниках знал только по напоминанию, любую религию считал чем-то вроде новогодней мишуры на ёлке, подчас излишне красивой и по сути ненужной. «Бог сотворил Землю, – считал он, – а религию писали живые люди. Писали по наитию и под самих себя.  Иначе, почему на земле много религий, утверждающих, что Бог един?» Но храм для него был тем самым местом, в котором можно откровенно поговорить с Богом. По душам и почти  t;te ; t;te. Он знал, что Бог его слышит.
«Господи! Тебе всё ведомо, – начал он свою немую и неумелую исповедь, – так направь меня туда, где я нужен сейчас! Я готов к любым испытаниям!..» Потом в молчаливой задумчивости немного постоял в храме, купил три свечки – и по очереди зажигая, поставил их перед иконостасами. Наугад, невзирая на святые лики, не разбираясь, кому,  зачем и как – за здравие ли, за упокой. Это было неважно,  даже безразлично. Он знал, что огонь очищает, а душе именно в этот момент хотелось чистоты и спокойствия. Он с минуту постоял, отрешённо глядя на последнюю зажжённую им свечу, потом наспех перекрестился и вышел из церкви…

Что было дальше, он не помнит. Час жизни просто выпал из сознания. Вот кажется,  только он стоял на пороге храма, как вдруг оказался перед воротами военного комиссариата. Своего, районного, к которому территориально относился. «Наверное, так и должно быть, – подумал он, – не зря говорят, что Бог троицу любит». Быстрым шагом зашёл в четвёртый отдел и спросил, есть ли вакансии. «Есть, – ответили ему, просто и буднично, – Чечня.  Будете заключать контракт?» Без малейшего колебания он согласился и только после спросил об условиях и оплате… Паспорт и военный билет, взятые для собеседования, были с собой, на оформление ушло не более четверти часа. Ему дали бланк направления на медкомиссию, список необходимых документов и справок, которые предстояло собрать и принести в следующий раз, и пожелали удачи. Просто и буднично. Видимо, отправлять людей в жернова смерти было для сотрудниц четвёртого отдела привычным делом…
Бог любит троицу. После Афгана он клялся, что шкуру «рекса» снял навсегда и своё отслужил сполна. После Таджикистана, куда на контракт он пошёл из-за отсутствия работы и средств к существованию, он дал слово самому себе, что «никуда и никогда более»… Прошло шесть лет  –  и всё повторилось... Опять нужно влезать в собачью шкуру, которая сузилась подобно шагрени – прожитые годы не прибавляли былого задора, а обретённая с ними мудрость всеми фибрами сопротивлялась его волевому решению. В третий раз он заключал пари с самим собой, со всем миром и с силами свыше, но если первый раз это было по принуждению, второй – по горячности ещё незрелой головы, то на сей раз он словно оправдывал утверждение о любви Бога к «троице». «Что же, если Бог призывает меня, значит, я кому-то буду нужен там, – подумалось ему по дороге домой, – так тому и быть!»
Домашние ждали результата. Предчувствуя реакцию, он жёстко  прознес: «Я нашёл работу. Временную. Контракт, Чечня». Мама, словно оглушённая, отступила на шаг, схватилась за сердце и молча ушла в свою комнату. Жена истерично выкрикнула: «Только через мой труп!» Переждав поток слез и упреков, устало сказал: «Успокойся. Не в первый, не в последний».
Мама вышла из своей комнаты, пропахшей валерианкой. «Лена, послушай, что я скажу: судить легко, а вот понять – это дано не каждому. Ты его не переубедишь. Пусть идёт. Вместе ждать будем. Он вернётся».   
---------------------------------------------------

Ольга прочитала его рассказ-исповедь, затаив дыхание...
Читать было страшно. Страшно, оттого, что она сама никогда такой вот жизни не знала. Все эти перестроечные неурядицы прошли мимо: как преподавала она в своем университете, так и все осталось по-прежнему. Разумеется, сложности с зарплатой, с магазинами и прочим, были, но все как-то можно было  уладить, – в конце концов, взять работу в переводческом бюро, если нужен дополнительный заработок.
Для нее эти годы ассоциировались с книгами и газетами, шумными митингами белыми питерскими ночами, где читали стихи, пели свои песни барды, спорили практически незнакомые люди разного возраста, но с одинаковой горячностью и интересом. Словно свежий ветер весны проносился по ночной площади у Казанского собора...
И как-то никогда не сталкивалась она с тем, что составляет трудную и подчас унизительную часть человеческой жизни, с борьбой за сушествование... Вот с тем, что с такой болью, с трудом было написано Сергеем... Как, оказывается, бывает, страшно и трудно, как безнадёжно могут жить люди... Не жить – выживать...
И как это несправедливо! Боль за него занозой сидела в сердце, и с запоздалым сожалением думалось: «Ах, если б я тогда знала его... Пусть он был не свободен, ведь и это не главное... Но я смогла бы помочь, удержать...»
Письмо написалось само собой...

«Мечта моя!
Так и только так мне хочется говорить вам...и только вам. Впервые в жизни.  Моя безоглядная любовь...  Моя жизнь... Я буду с вами всегда. Я буду с вами всюду, где бы Вы ни были. Ночью я буду рядом, едва касаясь, оботру испарину с Вашего лба, укрою под утро Ваше захолодевшее во сне плечо... разглажу морщинку боли на Вашем лбу губами…
Я, я, а не кошмар, приду и загляну в ваш сон... чтобы беречь его... Счастье моё и радость... Беда моя... Жизнь моя... Моя рука ляжет в Вашу, когда вам нужно будет удержаться... Моё сердце будет биться рядом... и не отпустит Вас...  Я не могу без Вас...
Помните это... пожалуйста, помните!..
И я жду вас. Всегда.
Душа моя, не нужно ничего отвечать... Я счастлива своею Любовью, я полна ею, и поверьте, этого достаточно, чтобы жить, зная, что Вы – ЕСТЬ! А это главное... Я ничего не жду от Вас, даже ответа, только будьте! Всегда...
Вы УЖЕ сделали меня счастливой: ведь Любовь к Вам – такое чудо, ради которого стоило жить в одиночестве все эти годы... Какой длинной была дорога к Вам, друг мой! Какой трудной, ухабистой, пыльной... И как же трудно было донести к Вам все: мою глубокую к Вам Нежность, ласку, Любовь... Ничего не уронить, не расплескать по пыльной дороге, не запачкать...
Сохранить для Вас свою душу, Любовь свою... Главное, что Вы есть – и значит, всё было не зря, не напрасно. Вы – есть, и я могу любить Вас издали. Любить – и быть счастливой этой Любовью. Душа моя...
Да благословит Вас Любовь моя, где бы Вы ни были!»


Глава 9

Единение с природой. Насколько глубокий смысл заложен в этом словосочетании, настолько мы его и упростили. Выехать за город – на шашлыки, под водочку – нализаться до крайности, выбросить там же пустые бутылки и прочий мусор… А где будешь отдыхать через неделю, месяц? А кто придёт за тобой на это место «культурного отдыха»?
Нет, единение с природой происходит не так, далеко не так. С природой надо слиться, почувствовать себя её частью – равной частью, но никак не преобладающей над остальными. Неважно, где ты – в лесу, в горах, на берегу моря – всё это природа со своими особенностями. Только поняв особенности природы, станешь её частью. Почему альпинистов тянет в горы, а дайверов – в глубины? Да потому, что именно так происходит процесс слияния с природой-матушкой.
Сергей задумался. Как хорошо было раньше, когда он жил в российской глубинке! Если было плохо, трудно, муторно на душе, его успокаивали только две вещи – огонь и вода. Но если огонь мог быть любым – от свечки до кострища, то вода непременно должна быть Волгой. Поэтому с детства имелась привычка прыгнуть в седло велосипеда и сгонять на берег. Он не любил берега, закованные в гранит или бетон – они казались мёртвыми. Настоящий берег должен быть песчаным или илистым, обыкновенно грунтовым или усыпанным мелким ракушечником, поросшим камышом или со склонёнными над водою ивами. Вот на такой берег он любил выходить. Выйти, посидеть, глубоко вдыхая в себя приятный запах речной свежести.
Сергею доводилось побывать на разных реках – от Немана до Амура. У каждой реки – своя особенность, своя прелесть, но ни одна река не пахла так, как пахнет Волга в своих низовьях, у Астрахани. У Волги особый, ни с чем не похожий запах – и это подтвердит любой понизовец. Что в этом запахе? Свежесть воды перемешивается с затхлостью берегового ила, тонкой струйкой ощутимо проявляется привкус только что пойманной рыбы, к ним незримо примешивается тонкий аромат цветения водной растительности – от аира до водорослей. Этот запах невозможно разделить на составляющие ни в одной лаборатории мира – он хорош именно своей целостностью. Он манит своей простотой и одновременно успокаивает нервы. Наверное, не зря именно про Волгу сложено столько песен – не один он заметил эту особенность великой русской реки.
Эх, выйти бы сейчас на волжский бережок! Увы, несколько лет назад Сергей сам заточил себя в бетонные джунгли российской столицы. Любил ли он Москву? Да, но более за русскую историю, чем за современную суету. Но живая история – от Кремля до Новодевичьего монастыря – не могла успокоить душу так, как это делало простое и возвышенное творение природы, Волга-матушка. Сейчас ему остро не хватало знакомого с детства волжского запаха… И в письме к Ольге это чувствовалось.
«Здравствуйте, моя дорогая Ольга!
Сегодня ностальгирую. По малой родине, по детству. Даже по Вам, хотя ностальгировать по Вам немного странно – Вы моёй настоящее и будущее. С каким бы удовольствием я сейчас перенёсся из тесноты душной московской комнаты на волжские просторы! Представляю себя в лодке, причаленной к берегу: сижу на банке с ноутбуком и пишу Вам письмо. Рядом, среди спутанных водорослей, вальяжно проплывают мальки воблы, а если вглядеться в глубину, можно заметить парочку небольших краснопёрок. Заброшенная мной поплавковая удочка позабыта, наживка съедена, и тарань таращатся на голый крючок, ностальгируя, подобно мне по родине, по былой наживке…
Нет, с ноутбуком на лодке – это что-то! Это прямо-таки ненаучная фантастика! А вот хочу так! А ещё хочу, Душа моя, взять Вас с собой на рыбалку. Представляете, какое это наслаждение – подсекать рыбу, чувствовать, как ты её перехитрил! А знаете, как интересно вытягивать сопротивляющуюся, режущую пальцы леску, воображая на конце удилища по меньшей мере осетра? Нет, там осетра быть не может, наживка – малёк, ну тогда судака килограммов на пять? Но вываживаешь потихоньку леску и видишь свой улов – сомёнок не более кило. У сома есть привычка загибать хвост (астраханцы называют «плёс») под прямым углом – вот и чудится рыба-кит, попавшая на крючок…
Да не это главное! Волга! Запах Волги, неповторимый и несравнимый ни с чем! Вы только представьте картину – рассветное солнце, лёгкое колыхание волн, крики изголодавшихся чаек и тихие всплески играющей рыбы на поверхности. Далёкие гудки буксиров, шлёпание и рёв подвесного мотора, лёгкий шелест камыша с противоположного берега, скрежещущий шорох воды, омывающей днище лодки… Как это описать? Картиной не передать запахи, поэзия бессильна в описании звуков. Видеокамера лишь. Да и ей не под силу отразить душевную радость…
Даже моряна, необузданный юго-восточный ветер с Каспия, имеет свою прелесть. Сильная моряна поднимает высокую волну, вздымает не успевшие вовремя  рыбацкие лодки на гребень и с силой бросает вниз, в бездну, чтобы через пару секунд вновь взметнуть на гребень. Это даже с берега страшно наблюдать, а я вот неоднократно попадал в такое! Что там «американские горки»! Взлетаешь на гребень – вёсла сушатся, ныряешь вниз – ничего не видно за стеной воды. Только успевай ставить корму лодки по диагонали к неистовой волне, иначе захлестнёт, зальёт водой, наполнит лодку до краёв…
Бросить бы всё – и на Волгу! Только вместе с Вами – одному неинтересно. Поехали?»

 «…Знаете, а ведь я тоже люблю сидеть и смотреть на воду. На набережной Невы есть такие ступеньки, они сходят к самой воде. И я любила там сидеть и смотреть на волны. Пахло морем, водорослями, корюшкой – волшебной питерской рыбкой, отдающей свежим огурцом.
Вот Вы так славно написали о Волге, и мне вдруг почудилось, как я сижу плечом к плечу с Вами на берегу, чувствую Ваше тепло, и нам не надо ни торопиться, ни расставаться… Говорят, бывает такое счастье, когда любящим не нужно разлучаться... Это так чудесно, наверное, что мне даже трудно поверить...»


Глава 10

«Здравствуйте, Душа моя!
Вижу, как Вы улыбаетесь!  Вам разве  не нравится, что я назвал Вас  Душой? Простите, но пока нет в моём словаре более точного определения  для Вас. Есть другие слова, но они  не отразят истинного смысла Вашей  сути. Посему Вы останетесь Душой. Моей Душой.
Я теперь хочу встречи. Я хочу увидеть  Вас – и ослепнуть от Вашей  красоты… Скажете, что Вы не столь  красивы? Чушь, полнейшая чушь!!! Человека с красивой душой лицо не испортит! Я хочу поднять Вас на руки –  нежно и ласково – и буду кружить в вальсе… Что? А, если Вы весите более центнера? Бред, полный бред! Выбросите Ваши весы на помойку! (В Германии есть помойки, надеюсь?) Впрочем, я подниму Вас, даже если придётся побить мировой рекорд – я не замечу этого веса. У Вас же крылья за спиной – крылья любви! Я, и только я так смогу обнимать Вас, потому что по-настоящему люблю…
Увы! Помните, как у Грибоедова? «Блажен, кто верует, тепло ему на свете!»  Увы, увы, я невыездной – моя категория  воинского учёта (из-за службы в спецподразделениях) ограничивает свободу перемещения только в пределах одного государства. Того, которому присягал… За границу нельзя – слишком много знаю. Потому и дал подписку о невыезде…
Конечно, любой закон можно нарушить – в этой стране загранпаспорт получить нельзя, но его легко купить, да ещё и так, что всё будет проведено через единую компьютерную систему… Деньги решают всё, подчас даже то, что выглядит нерешаемым. Здесь запросто и задёшево покупаются водительские права, вузовские дипломы и любые нужные справки и документы. Скоро здесь будут торговать совестью… Впрочем нет, совесть – это как раз тот товар, который никому не нужен. Вы уже успели забыть российские нравы? Я напомню. Я не дам Вам позабыть исторической родины. Вы слышали песню Николая Старченкова о стране? Там есть слова «Я в ней вообще живу с трудом»? А ведь живём как-то! Мне в эту страну даже стыдно приглашать Вас – после европейского чистоплюйства в российском хамстве можно увязнуть по самые Нидерланды. Это без намёка, это присказка такая, на нашем сленге. Оттого и горько.
Хватит  о грустном. Надо говорить о чём-то весёлом, отвлечённом от проблем. Например, о домашних животных. Вы любите собак, кошек? Я люблю. У меня было несколько  собак, все разных пород – сначала  немецкая овчарка, потом колли, последним был ньюфаундленд Чарли. После него я собак не завожу – он был настолько умным, что менее разумную собаку, наверное, полюбить не смогу. Чарли любил слушать мои песни под гитару. Скажете, что он мог понимать? О, я сам удивляюсь, но как по-разному он реагировал на песни. Вздыхал под грустную лирику, весело вертел хвостом под бравурные композиции, а под некоторые песни задумчиво сводил брови и часто-часто моргал, словно улавливал суть. Порой мне казалось, что он сейчас заговорит. Наверное, я бы даже не удивился, будь оно так. Когда он умер – от своей собачьей старости – мне показалось, что у меня отняли часть души…
А вот в Грозном бродячие собаки были истинным бедствием – не только разносчиками инфекции, но и манерой  нападать исподтишка. На местных. Обезумевшие  от голода и звуков войны собаки носились по городу поодиночке и мелкими стайками в поисках пропитания. Дальние родственники волков в одночасье вспомнили позабытые инстинкты хищников… Людей в камуфляже они не трогали – знали, что с оружием, а оружия они боялись пуще любой напасти. Стоит только клацнуть затвором – она уже на спринте за ближайший угол. Я в них никогда не стрелял, и подобную жестокость пресекал на корню. Зачем? У животных нет оружия, они не смогут ответить. Да ещё потому, что любое живое существо имеет право на жизнь. И шелудивый пёс, если не кусает, и презренный ваххабит, если не стреляет…
Ну  вот, опять начав со здравия, я отправился  в заупокой. Что-то сегодня не пишется  о весёлом. Не тот настрой, видимо. В последние месяцы было так тягостно, что если бы не Вы, я мог бы сойти  с ума. Да, да, это так! Вы же мой  колодец, в который можно выкричаться. Вы – моя Душа, без которой homo sapiens – и не человек вовсе. Вы – моя Любовь, тонкий луч света далёкой галактики, который освещает мне путь к прекрасному. Пусть даже это путь в никуда – я готов по нему пройти до конца…»
 «Вы мечтаете о встрече...
Знаете, это звучит так чудесно, что трудно поверить... Неужели однажды я смогу заглянуть в Ваши глаза, тронуть Вашу руку... Странно, мне почему-то очень важным кажется – увидеть Ваши руки... Душа моя... Как же я счастлива, даже думая об этом! Мой милый, сердечный друг Сергей... Серёжа... Вот так мне хочется иногда Вас называть. Вы не рассердились?
И я смотрю на Вас глазами души моей, и любуюсь Вами...Так часто мне хочется сказать Вам: Прекрасный мой... Я очень... очень верю Вам, душа моя! И знаю наверняка: Вы никогда не покинете меня. Что бы ни случилось. И ещё – если б что-то случилось со мною – я знаю, я уверена, что Вы бы через все границы и расстояния пришли ко мне, и были рядом... Всё разбросали и всех – но были! Потому что Вы такой.... Самый сумасбродный на свете, самый единственный...
Дорогое моё счастье...»
--------------------------------------------------------
«Конечно, я люблю и собак, и кошек. Мы как-то понимаем друг друга, и мне совсем не кажется странным с ними разговаривать: ну вот не могу я избавиться от чувства, что они меня понимают.  Смешно, да? Ну вот так...
О чем Вам написать ещё... О том, что сегодня  снова ясный и  немного туманный с утра день. У  меня с балкона  виден лесок, и  клочья тумана там  запутались с ночи и так и лежат, и пахнет грибами, сыростью и первыми  опавшими листьями...
И – во всём этом непостижимым образом – Вы... О чём бы я ни думала, куда б ни шла – кругом есть Вы... И это сказочно, страшновато немножко, и очень, очень счастливо!»

«…У  нас идёт дождь. В окно смотреть не люблю – там маленький захламлённый дворик, заросший деревьями и травой. Он портит настроение своей неприглядностью. Если открыть окно, комнату наполняет странный запах… Запах периферийной Москвы, перемешанный с привезёнными из провинций и других стран оттенками. Это запах пота, боли и надежд…
Знаете, у О.Генри есть рассказ о том, как ароматы меблированной комнаты подталкивали постояльцев к самоубийству… Мне иногда кажется, что и у этого запаха общаговского дворика есть подобная магическая сила… Во всяком случае, до Вас я смотрел в окно и спрашивал себя, зачем живу? А сейчас – Вы, Вы и только Вы стали всем смыслом существования!..»
 
«Друг  мой, я мало сплю в последние  дни, после нашей  с Вами встречи... Не  хочу. Вот так –  проснусь рано утром, и лежу, даже не думая  ни о чём. Просто  – смотрю в окно, светлое утро, клён размахивает листьями, а я улыбаюсь и  слёзы на ресницах – от волнения и тревоги, и радости... И что день пришел новый, а в этом дне – Вы...
Вы  – есть, и это  главное, и есть, зачем  жить, и счастье  таким пушистым щекотным клубочком сидит  в груди, и я  ловлю себя на том, что беспричинно  улыбаюсь. Вам. Вам, душа моя дорогая...»

«Я каждое утро с нетерпением бросаюсь к компьютеру и смотрю почту. И  вот, когда среди огромной горы спама  и прочей корреспонденции я вижу «Входящее от oolga50”, сердце начинает трепетать, как в юности от первого прикосновения к девичьей руке… Я волнуюсь, бегло читаю, а потом перечитываю несколько раз – и с каждым новым прочтением вижу тайный смысл, скрытый подтекст… Вы так пишeте! Ваши письма нельзя просто прочитать – их нужно понять всей глубиной сердца…»
 
«Я Вам открою секрет, можно?
Мне кажется иногда, что  вот однажды я  прижмусь к Вашей  груди, всем лицом  прижмусь... как будто  вот наконец Вернулась  Домой.. .понимаете? И  впервые за много  лет почувствую себя спокойной и счастливой...
Потому  что – Вы... Моя  мечта, мой светлый  друг, беда моя...»

«…Мы просто сойдём с ума. Оттого, что  мечта стала реальностью. Оттого, что счастье захлестнёт волной –  и не оставит права на глоток воздуха  извне. Оттого, что две половинки  наконец-то воссоединятся. Пусть так  и будет!..»

«Если б Вы только знали, что же Вы для меня... И Любовь, и Надежда, и ...жизнь сама! Вы мне написали те самые, единственные слова, которых я ждала... И  я так хочу верить, что годы, века безвременья  позади... Годы Ожидания Вас... Сейчас  у меня такое чувство, что их просто не было. Я смотрю на себя в зеркало, и не узнаю себя: глаза сияют так, что заметно, наверное, даже окружающим... А всё Вы!..»

«Опять на улице дождь… Я сегодня написал песню о нас, о нашей донельзя странной любви… В ней всё – желание любви и невозможность прикосновения. Я немного подумаю над мелодией и пошлю её Вам.
Годы…Годы не властны над силой чувств. Будет  ли у нас шанс встретиться –  не знаю. Можно многое отдать за пять минут встречи, но даже за годы наших безумных писем я благодарен судьбе и Богу…»

«Как же сейчас хочется  просто подойти, виском прижаться к Вашему плечу... Вы  же поняли, что для меня значит этот жест? Я знаю, Вы поняли! Потому, что это – Вы...
Знаете, а ведь я Вас  люблю! Снова и снова, и всё, словно в первый раз  повторяю я эти  слова... В первый..... Знаете? В  первый! Потому  что до Вас это  были – просто слова. Слова, которые полагается говорить мужчине и женщине. А сейчас я вижу и чувствую всю их грозную силу...»

«…Хотел  написать озорной мотивчик – не получилось. Всё слишком серьёзно, чтобы переводить в шутку… И всё равно – это песня о венчании наших душ. Двух встретившихся душ, достойных этой любви…»


Глава 11

«Милая Ольга!

Как же здорово, что Вы есть на свете! Как здорово получать от Вас вот такие тёплые нежные письма! Они окрыляют, дарят надежду  на лучшее… Мне уже даже не так важно, встретимся ли мы вообще когда-нибудь… Только не сердитесь! Понимаете, есть два человека, между которыми протянулась тонкая ниточка добра и света – как вольфрамовая нить в электрической лампочке – через расстояния, через время. У меня такое чувство, что эта ниточка согревает всех, над кем мы её невольно протянули, во всех городах и странах… Пусть так будет! Пусть она дарит радость каждому  – нам же хватит тепла наших душ на всех?
Ольга-Оленька, дорогой Вы мой человек! Вот опять поймал себя на мысли, что изливаю благую чепуху… Помните песню «Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли…»?  Конечно, мы далеко не молоды, за спинами такой житейский опыт, что мало не покажется, но как же хочется сбросить с себя эту ношу прожитых лет, чтобы опять стать молодым и беззаботным! Любить безоглядно, не загадывать наперёд…
Вот Вы уже не раз упомянули фразу, относящуюся ко мне, со словами  «кто знает, что такое смерть, боль, кровь, война...» и невольно спрашиваете, как мне удалось сохранить в душе «синий кристалл»? Пожалуй, Вас удивит, даже поразит моё откровение… Я уже думал, что может быть, не стоит говорить Вам об этом. Знаете, моё мировосприятие шокирует, мягко говоря. Итак, приготовьтесь к шоку: МНЕ НА ВОЙНЕ ЛЕГЧЕ, ЧЕМ В МИРНОЙ ЖИЗНИ! Это трудно понять. Это понимают даже не все прошедшие войну. Когда я об этом сказал маме, она сказала: «Конечно! Там день прошёл – и слава Богу, что живой! Вы там жили, словно однодневки!..» По правде, никому другому бы не простил такое сравнение с бабочками. Просто материнская тревога эквивалентна пережитому в бою. И ещё неизвестно, кому проще.
Я на войне сразу нашёл себя, своё место. Я там другой – спокойный, уверенный в себе и хладнокровный. Там надо выключать эмоции – лишние эмоции. Знаете, Ольга, в российской армии офицеры любят вспоминать строчку присяги «военослужащий обязан стойко переносить тяготы и лишения воинской службы». Это универсальная строчка! В неё подсознательно заложена и неустроенность быта, и недосыпание, и голод, и даже внеуставные взаимоотношения. Её придумал гениальный безумец, каких в армии и по сей день немало. А посему на любые жалобы или требования солдат всплывает именно эта универсальная строчка, ибо под неё можно подогнать всё, абсолютно всё!.. 
Так вот, что касается места на войне. Боевые действия – это экстремальная ситуация длительного периода. Из этого экстрима просто нет выхода! Поэтому люди эмоциональные, до конца не контролирующие себя, начинают потихоньку срываться. Вот тогда из них и начинает лезть наружу, простите, дерьмо. Да, да, обычное человеческое дерьмо, которое сидит во многих и о котором Вы вообще никогда не узнаете, даже если проработаете с ним в каком-нибудь офисе годы. Надеюсь, Вы меня правильно поняли – я имею в виду самые скверные человеческие привычки. Вы это знаете! Это как в неудачном браке, когда женимся на царевнах, а спустя время получаем лягушек. Ну, или принцы на белых конях, которые из чужих конюшен, а сами они не инфанты вовсе, а просто инфантильные.
Если Вы думаете, что каждый прошедший войну – идеал, то сбросьте розовые очки. Я немало повидал алкоголиков, наркоманов и просто идиотов в камуфляже. Форма не всегда дисциплинирует, чаще она пробуждает в человеке дух супермена и синдром безнаказанности. Голливудские фильмы – плохой пример для подражания, а советскую классику, пусть слегка и надуманную, мы уже позабыли. Поверьте, Ольга, я немало повидал «рембо» и «терминаторов», погибших в первом же бою. Вечная им память! Они думали, что всё будет как в кино, но шальные пули и мины-«лягушки» доказали обратное. Ребят жалко, спору нет, но… Солдатами не рождаются. Солдатами становятся в первом бою. Если повезло уцелеть, если помогли подсказки опытных бойцов, если голова оставалась на плечах – это половина дела. Вторая половина – если после этого не свихнулся, не спрыгнул с ума от увиденного. Мне и такое видеть доводилось, когда ребят через считанные дни после первого боя отправляли в «психушку»…
Теперь задайте резонный вопрос: а как же деды и прадеды наши не свихнулись в Великую Отечественную? Сам долго не мог понять… А вот Вам ответ. Спустя пару лет после Чечни сидел в очереди к врачу. Очередь была длинной, но как всегда нашлась та, которая, с вечным «я только спрошу», попыталась проскочить в кабинет. Скандал разгорался на глазах. Я спокойно встал, вынул из кармана ветеранское удостоверение и показал ей со словами «я вообще могу без очереди пройти, но как видите – сижу со всеми». Вероятнее всего, совесть эту женщину не покинула окончательно, она повернулась и встала в конец очереди. Я снова присел на своё место, как вдруг сидящий рядом дедушка обратился с вопросом: «Сынок, а ты где воевал?» Я ответил. «Сынок, а я ведь перед вами, кто эти войны прошёл, шляпу снимаю!» На моё удивлённое «почему?» он начал своё повествование.
«Вся Отечественная война – а я прошёл в пехоте от Киева до Германии – это две неравные части. Собственно, малая часть – это полтора месяца в Бендерах, а большая – всё остальное... Так вот, мы же воевали окоп против окопа, либо они шли в атаку, либо мы. Отступали, наступали – всё равно были лицом к лицу. А вот в Бендерах страху натерпелись. Стреляли по нам исподтишка, в спину, любой куст таил опасность. Бога молили – поскорее уйти на основной фронт. У нас несколько бойцов разума лишились – их напрямую в «умалишёнку» отправили. Когда вышли из бендерского леса, вздохнули с облегчением – конец этой бандитской войне… А у вас, сынки, все войны такие были – бандитские…»
Вот Вам и ответ! Не будь того ветерана, я бы и сам не знал истины. А то, что не сломался и остался собой – за то спасибо Господу! Если бы он и в мирной жизни так же меня «опекал»… Знаете, у меня нет собственного жилья. Как начал в Москве жить по принципу «как-нибудь перекантуюсь», так и живу. Общага – вот, наверное, мой удел до конца столичной жизни. Это потом, когда выйду на пенсию, вернусь в Астрахань… Буду ловить рыбку и солить огурцы – чем ещё заниматься на пенсии? Вот только доживу ли…»


«...Синие шторы и пол, белая занавеска флагом развевается от лёгкого ветерка из распахнутого окна, и ветер этот пахнет мёдом, клевером с близкого поля и скошенной травой от газона под окном...  Пустоватые комнаты, в которых пока ещё стоит запах от прежних жильцов, запах крепкого местного табака и специфической кухни, но и это всё неважно, потому что это сейчас уже Мой Дом.
И Вашей музыкой, песнями, картинами... Они заполняют комнату – и я счастлива!
Вы поняли, ЧТО это означает, да? Свобода – и Вы! Да, душа моя, я переехала наконец-то, после долгих мытарств, и обрела свой дом, в котором лежат мои вещи. И это счастье, и я могу открыто говорить с Вами, писать, улыбаться Вам навстречу...»


«Немного странно слышать о моей музыке… Я не композитор – мелодия только  создаёт оправу для стихов, придаёт им иную окраску. Вы просто любите – и всё во мне для Вас слепо прекрасно, в том числе и песни… Ну и пусть! Ведь Вы во мне тоже пробуждаете эти чувства. Я Вас люблю безумно – и не хочу ни о чём думать. И то, что Вы освободились душой и телом от гнёта и деспотизма, сделает Вас ещё прекрасней! Лучшей женщиной на свете!..»


«...Знаете, всегда любила вот такой тихий дом, уют и мягкие тапочки. Вот... портрет одинокой дамы в интерьере. А интерьер у мeня и правда, придуман мною самой, наскоро, поскольку мне пришлось выезжать почти бегом, и мне даже мою подушку не отдали. Пришлось покупать всё. Ну… нет худа без добра: это дом без предыстории.
И ещё – это то место, где я могу мечтать и думать о Вас, ждать весточек от Вас, Вам улыбаться утром, просыпаясь, потому что – помните, у Элюара: «Я открываю глаза, и ты встаёшь у меня на ресницах...»


  «Вы верите переводчикам? Вы думаете, именно так думал Элюар? Впрочем, пусть так и будет. А вот мне даже не надо открывать глаз – Вы всегда со мной. Вы растворились во мне, стали частью меня…лучшей частью… Хотел написать Ваш портрет, но получилось, что просто скопировал фотографию. Решил – нет, напишу его при встрече. Вы должны быть на нём живой, чтобы казалось – вот сейчас поднимете глаза и заговорите. О любви заговорите. Самыми красивыми словами…
Вот только когда? Где?.. Суждено ли нам встретиться? С течением времени мне всё больше кажется, что Вы – фантом, сказка, которую я сам себе придумал… Лучшая сказка на свете…»


«...Нет, не могу... Сейчас я скажу Вам то, что нельзя, не должно говорить Вам, и всё же... я не могу иначе! Если б Вы меня позвали... хоть на минуту, на час... Я всё бы бросила, сломала всю жизнь и была бы жадно счастлива – пусть один час, и чтоб помнить о нём всегда... Если б я была нужна Вам...
Что, что я могу сделать, кроме писания сумасшедших писем, как мне уйти от Вас... от муки и счастья, и невозможности полной вас забыть! Как мне помнить о том, что нельзя, невозможно, запретно - даже думать о том, чтоб любить Вас... Как же мне уйти от этого...
Я не могу. Не могу... Потому что ...я знаю: если б только пришли... хоть на миг... Я бы бросила все и упала, чтобы обнять Ваши колени...Господи, бред же какой, с моей гордостью сумасшедшей - и я Вам пишу вот все это... Я Вас не знаю, не видела никогда и всё это сон...наваждение, и оно сильнее, чем явь...»


«Не позову, родная! Вот именно потому не позову, чтобы не сломать жизнь… Вам сломать, потому что моя давно сломана. Поверьте, Вы очень нужны мне, Вы мой самый родной человек, но не слишком ли высока цена часа? Вы же мудры, Вы сами знаете, что от яркого пламени надо перейти к ровному спокойному горению… Я хочу, я не меньше хочу видеть Вас, целовать всё Ваше тело – от мочки уха до мизинца на ноге, и не во сне – наяву… Мы сойдём с ума от встречи! Мы сведём друг друга с ума!
А вот постараться забыть… Знаете, это всё равно, что запретить себе дышать. Именно дышать, потому что мы друг для друга – свежий воздух в привычной затхлости бытия… Нет, более того – мы дыхание друг друга…»


«Я вас люблю...
Сказать: «Душа моя...» Быть сдержанной, как обычно, чтоб не тревожить Вас...
Я не могу более... Тревога о Вас, боль и мука переворачивают мне душу, и я не сплю уже
несколько ночей, лишь забываюсь ненадолго. Это просто... сумасшествие. И вам это не нужно, нельзя, не вовремя. Вам нужно ровное, спокойное горение и добрая и тихая любовь, а не сумасшедший огонь... Я пока не могу. Потом, когда-нибудь... возможно, я успокоюсь и всё будет ровно и замечательно, как вы хотите... Не сейчас... пока...»

«Оленька, родная моя! Я вот думаю – а может быть, вот именно это сумасшествие нам и нужно? По крайней мере, сейчас? Вот эти эмоции через край, вот эти безумные письма? Представьте питерское наводнение – рокочущие волны грозной Невы смывают накопившуюся грязь с дорог и тротуаров и уносят куда-то к Финскому заливу…  Может быть, именно так очищаются души от прежней скверны? А ровное горение придёт после…»

«Любовь – трагедия, я это знаю теперь точно… Потому что отдавать слишком много, себя, всю душу…этого нельзя, это пугает и отталкивает, как и всякое излишество. И я скрывала…всё это время. И как ненужно, безнадежно ненужно и бессмысленно любить вот так… Вам этого не нужно. Я знаю…
Тоска моя, моя бесконечная боль…и счастье… Жизнь моя… Моя вечная мука…Моя Любовь… Одно хорошо: я сейчас передвину это письмо подальше. И вы его прочтёте – если прочтёте когда-либо – нескоро… И всё же, всегда одно неизменно и вечно: да сохранит Вас Любовь моя!»

«Любовь – трагедия??? Да как может быть трагедией счастье??? Посмотрите с другой стороны: ну да, мы мучаемся от непреодолимости расстояний и условностей, что стоят между нами, но ведь наша Любовь выше всех этих мелочей! Она дала нам надежду, крылья за спиной! Она заставила оттолкнуться от земли и взмыть к солнцу, к свету!..
  Разве это не прекрасно? Пусть и Вы будете хранимы моей любовью!..»

«И снова Вы бережёте меня.... от меня самой... Мой добрый, мой прекрасный друг... Только Вы можете вот так – забывая о себе, о том, что Вам неизмеримо труднее, чем мне... Вы торопитесь утешить, обласкать, защитить... И мне совестно, что я заставила Вас тревожиться, Любовь моя!»
Просто...никогда прежде я и не могла представить, что можно любить – вот так  – до полного забвения... Я теперь часто слушаю – душой слушаю – как Вы... Ладно ли всё с Вами, жизнь моя?»
Душа моя, я нынче перечитывала Ваши письма, и снова меня до озноба испугал Ваш рассказ о ранении…  Как, как можно, пережив такое, быть таким как Вы… Как же смогли Вы душу Вашу сохранить живую, Любить без памяти и себя отдавать вот так..всего, без оглядки, если… Как мне страшно за Вас… хотя, Вы наверное, не знали страха?
Смешной вопрос… Но я смотрю на Вас – и Верю Вашей силе, мужеству Вашему. И глубокая нежность Ваших писем непостижимым образом открывается из всех испытаний, что Вы прошли…»


Глава 12

«Ах, Ольга! Родная Вы моя! Как же это трудно объяснить…
Что касается страха… Если в бою испугался –  считай, погиб. Вот после боя, когда невольно «отматываешь плёнку» назад, становится страшно. «Вот тут могло зацепить, здесь друг выручил – прикрыл, там чудом ушёл…» Потом сметаешь всю эту шелуху ощущений, внушаешь, что всё в прошлом – и живёшь дальше. А если не сметёшь – сдвинешься по фазе…
Вы ещё не отказались от мысли поехать волонтёром в Афган? У меня такое подозрение, что хотите проникнуться ощущением войны, заочно почувствовать её на собственной шкуре… Не получится. Война – это экспромт, ничего заранее не предугадаешь. Уж насколько я был хладнокровен, и то попал в такую ситуацию, что едва не тронулся рассудком. Это опять к вопросу о страхе… Помните, я говорил Вам, что никогда не пил водку? Это не совсем так. Я пил после одного случая… Ну, хорошо! Это очень страшно, мне тяжело вспоминать об этом, но расскажу. В конце концов, иногда изложенное на бумагу уже не так будоражит память… Может быть, это окончательно Вас убедит не ехать к чёрту на кулички под пули душманов».

…В тот день мы были в мобильной группе. Знаете, если у нас не было ни единого выезда за день – это повод перекреститься и порадоваться. Обычно выезжали на подмогу – туда, где шёл бой или на взрывы. К сожалению, машины и бронетехника подрывались в Грозном часто…
Рация зловеще зашипела. Она всегда шипит, прежде чем сказать что-то ужасное. «Мужики, ваша «коробочка» – бортовой номер такой-то?  На управляемом фугасе подорвалась, запоминайте координаты…» Мы сорвались с места и прыгнули в дежурный БРДМ. Минут десять напряжения – что там, как ребята? Скорее, скорее… Дней десять назад практически в этом же месте на таком же фугасе уже подрывался БТР. Как уцелел экипаж в изрешечённой машине – одному Богу известно. Помню только, что когда ребят доставили в часть, механик-водитель вдруг взялся руками за голову, запрокинул её назад, а потом вернув на исходную, сделал безумные глаза и начал дико хохотать. Это была истерика, нормальная человеческая истерика. Осознание, что чудом остался жив, что родился заново. Его напарник и земляк, стрелок экипажа, едва стоял на ногах – бледный и растерянный, безумие друга угнетало его всё больше, в конце концов он потерял сознание и рухнул, как подкошенный. Обоих завели в расположение и дали единственное в таких случаях лекарство – полную кружку водки. Обычно помогало, если нет – повторяли дозу. Пока в себя не придёт или не вырубится в сон.
Вот он, наш БТР-70. Он съехал с трассы и уткнулся в стену дома. Подъехали вплотную, я перескочил с брони на броню, ребята оцепили прилегающую территорию. Правый – командирский – люк был открыт, запрыгиваю внутрь, ногами на свободное сиденье, и… Первое, что увидел – водитель как-то неестественно косо сидит в своём кресле, а задней части головы просто нет. И мозги…серые бесформенные куски размазаны по боковой стенке вплоть до воздушного редуктора и блока шинных кранов… Этому уже нечем помочь… Оглядываюсь – и вижу, что стрелок неудобно лежит за правым креслом, на рычагах включения передних мостов и раздаточных коробок. Весь в крови, но тихо стонет. Аккуратно переползаю к нему, хватаю за плечи: «Живой, братишка?» Он открывает глаза, наполненные болью и усталостью, и тихо шепчет в ответ: «Ещё поживу…» Я кричу: «Только не умирай, братишка! Сейчас мы тебя в госпиталь…» Хватаю его за подмышки, кричу наверх «мужики, принимайте!» и поднимаю тело вверх. Ребята осторожно берут его, начинают вынимать в проём люка, а у меня мелькнула странная мысль «почему такой лёгкий?» Опускаю глаза и вижу, что ниже пояса…ничего нет. Окровавленные обрывки камуфляжа, остатки каких-то волокон и артерий медленно проплывают вверх мимо моего взора, кровь струится и брызжет мне на маскхалат, на руки, на лицо… Тряхнув головой, резко перевожу взгляд вниз – и вижу вторую половину парня, ещё более обезображенную. Обрубки костей, разорванные сухожилия и тёмная булькающая кровь, не столь выразительная, как в фильме ужасов, но способная лишить рассудка… Парня, который только что сказал «ещё поживу», осколками рассекло пополам…
…Я не помню, как вылезал из люка, как мы доехали обратно. Помню, как ротный наотмашь бил меня по лицу и орал: «Пей, сука! Пей, а то е…нёшься!» Как в меня буквально вливали водку кружками, а мне казалось, что пью горячую воду, которая не утоляет жажды. Помню, как сорвал с себя маскхалат, который буквально стягивал мне грудную клетку, как в одежде залез под душ и долго-долго тёр руками голову и лицо, словно не кровь убитого с себя смывал, а что-то донельзя противное, от чего хочется избавиться раз и навсегда. Меня из душа чуть ли не силком вытащили. Привели к ротному, усадили за стол, налили мне стакан, потом ещё и ещё… В общей сложности, в меня было влито два литра водки, а я был трезв, как стёклышко. Сидел молча и безумными глазами смотрел на ребят, на командира – и почему-то представлял, как они будут выглядеть мёртвыми, но очень боялся потерять их – всех вместе и каждого по отдельности. Они просили меня сказать хоть слово, но я молчал. Они боялись, что я тронусь, старались хоть как-то расшевелить меня, но я сидел молча и тупо смотрел на них.
 Наконец, стены поплыли перед глазами, пол стал налезать на потолок, лица ребят неестественно искорёжились – и я вырубился. Вырубился, как был, во всём мокром и не издав ни звука. Это потом ребята стянули с меня камуфляж и бережно укрыли простынёй и одеялом. Утром я проснулся с тяжестью неосознанной пустоты, натянул высохшую за ночь одежду, вышел во двор – и увидел этот злополучный БТР. Вчерашняя картина всплыла в сознании, промелькнула перед глазами, волна удушья подкатила к самому горлу – и через пару секунд я уже избавлялся от содержимого желудка. После уже я взял себя в руки и мысленно произнёс: «И это пройдёт!» Стало легче, несмотря на то, что эта лёгкость была обретена неимоверным волевым усилием. Спасибо царю Соломону и его волшебному перстню!
Это, моя дорогая Оленька, самый страшный эпизод в моей военной биографии. Знаете, много чего было – выносил раненых из-под огня, ходил в разведвыходы, однажды меня даже пытались взять в плен и загоняли, как охотники зайца… Это всё в прошлом, всё пережито и не особенно терзает душу. А вот слова «ещё поживу!» покоя не дают. Словно живу «за себя и за того парня», как в песне поётся. А Вы говорите – в Афганистан, волонтёром. Да не приведи Господь!

Глава 13

« Душа моя родная, Сергей!
Мне сейчас хочется одного: взять Вашу измученную душу в свою, чтоб обогреть, успокоить, залечить… чтоб всей моей Любовью к Вам омыть ее от всех страшных впечатлений… Чтобы помочь Вам – нет, не забыть, потому что забыть такое невозможно, но  хотя бы облегчить Ваши сны и мысли, саму душу Вашу от всех этих невыносимых для любого человека воспоминаний…
Вот только теперь я понимаю, с каким грузом Вы живёте на свете, и отчего в глазах Ваших на последнем фото видны и мудрость, и печаль слишком много видевшего человека…слишком много знающего о жизни и смерти…
Как больно, что нынче мы с Вами так далеко друг от друга, и я не могу просто подойти и прижать к груди Вашу милую, мудрую голову, погладить волосы…коснуться губами виска… Не просто пожалеть, дорогой мой, нет! – Быть рядом с Вами, когда Вам тяжело, больно и грустно…Разделить с Вами всё-всё…
Какое же это счастье – просто делить с Вами Вашу жизнь…»

Вы думаете, что так лучше? Разделить судьбу пополам? Быть рядом со мной – не мёд. Это в письмах всё гладко, а в жизни так не бывает. Я ведь во сне иногда кричу, когда снится война – прошу прикрыть, сам кого-то прикрываю, ухожу от автоматных очередей и прыгаю через «растяжки», а после пробуждения несколько секунд прихожу в себя, возвращаясь в пределы реальности… Это даже со стороны видеть страшно.
А мои житейские принципы? Кодекс чести спецназовца я полностью перенёс в мирную жизнь, живу этими принципами сам и требую того же от людей. Только вот люди – они со мной под пули не ходили, они обросли житейскими пороками, а меня считают ненормальным вследствие контузии. А я даже солгать не могу…

«Милый, славный мой мальчишка...
А Вы всегда останетесь таким, даже с сединой на висках, что делает Вас еще моложе. «Быть рядом с Вами – не мёд», – Вы говорите... Да я бы жизнь была готова отдать за то, чтобы рядом быть... Разве может быть что-то, что трудно принять от Любимого человека. Нет, душа моя, всё и совсем я принимаю с Вами, Вы мне дороги со всем, что есть – до самого маленького волоска на Вашей руке – нужны, необходимы, дороги!
Ах, если б я могла вот так, просто – быть рядом, слышать Ваше дыхание во сне, чувствовать Ваше тепло, тяжесть Ваших рук... Я, я, а не кошмары, приду в Ваши сны, слышите?! И не допущу в них более ни страхов, ни крови, ни потерь...
Не пущу... Всей любовью моей к Вам я хочу заслонить Вас от всего этого, уберечь... Любить... Так любить хочу, чтоб Вы больше никогда не были одиноки, даже самой малой минутки. Чтоб были со мною – ДОМА. Душой и телом, потому что – я рядом, а значит, все будет так, как душа Ваша просит, а значит, и моя душа...
Да, друг мой родной, да! Я так не хочу, чтоб Вы сами, в одиночку проходили через все мелкие и подчас унизительные житейские дела... Я знаю – Вы не можете ни лгать, ни приспосабливаться. Так называемая «житейская мудрость» Вас не коснется. Вы слишком чистый и светлый человек, дорогой мой. И мне подчас страшно за Вас... Оттого, что Вы никогда не повзрослеете... И слава Богу! Потому что все самое лучшее в Вас – сила, чистота, ясность никогда не покинут душу...
Я... горжусь тем, что я люблю Вас...»

«Житейская мудрость… Ольга, дорогая, по большому счёту вся житейская мудрость – всего лишь инстинкт самосохранения, заложенный в человека природой. Это наше главное сходство с фауной планеты – любое существо доказывает своё право на жизнь. И чем дольше живём, тем более охота жить!
А я не боюсь смерти. (Наверное, не повзрослел ещё!) Мне иногда кажется, что смерть – это начало новой жизни, неведомой нам. Не может душа кануть в никуда, вспомните хотя бы закон сохранения энергии! В эту новую жизнь не надо торопиться, но и бояться её ни к чему.
А безрассудство присуще многим, подчас даже осторожным людям. Вот и Вам оно свойственно, иначе с чего бы собрались на войну поволонтёрить… Я понимаю, что кто-то туда должен ехать. Кто-то, но не Вы. У Вас другое предназначение, иная миссия. Не буду повторяться, об этом я уже говорил. И если Вы даже после прочтения моих автобиографических «страшилок» не отказались, тогда уже и не знаю…»

« …Вы спрашиваете, не отказалась ли я от мысли стать волонтёром…
Дорогой мой… Письмо Ваше, такое обнажённо откровенное и страшное в своей простой искренности меня испугало до шока… Но… Дорогой друг, поймите – не жажда приключений и впечатлений, не поиски интереса в жизни толкнули меня на это.
Бессмысленность, бездарность последних лет, прожитых здесь, угнетала меня. Я ведь многое знаю, многое могу, умею, я знаю достаточно о жизни и людях, я готова что-то делать – и так бездарно, бесполезно, ни для чего проходят дни… И  Вы знаете, каким адом стали для меня последние годы...
Не для чего и незачем было жить...»

«Вы думаете, мои последние годы наполнены смыслом? Кое-какая работа в Москве, кое-какая жизнь в общаге, кое-какое существование. Я перестал писать стихи, песни, не брал в руки карандаш…
Вы пришли – и всё изменилось! Я снова живу! Я живу ради Вас, всё, что делаю, посвящаю Вам… Скажете, это мелко – жить ради одного человека? Да пусть я одному человеку отдам всю свою душу, наполню его светом и радостью, чем всё это поделить на тысячу. Костёр – он многих согреет, а вот спичка полминуты посветит – и даже следа в душах не оставит. Пусть лучше я буду костром для Вас, чем спичкой для всех…»

«В прошлом году случилось так, что я заболела и ждала диагноза – тот самый роковой или всё же нет, тогда я уже решила для себя: нет, не могу и не хочу, если так случится, уйти из жизни рядом с этим чужим и страшным человеком, с которым я прожила так много лет...
Я решила, что просто – сяду в поезд и выброшу документы... Доеду до берега моря, и пусть всё закончится там... Там, где никто и никогда не узнает, что и как со мною случилось...
Вот так, друг мой... Но Бог был милостив ко мне, и все оказалось благополучно. Вот только я не знала, как распорядиться этой самой своею жизнью...»


«…Знаете, меня мучают боли в руке – наверное, последствия ранения, но врачи ничего не находят. Конечно, я борюсь, верю, что это временно, но всё равно страшно, что боль не проходит. Странно, что умные современные приборы ничего не могут определить. У врачей один вердикт – если мы ничего не видим, значит, у вас ничего нет, вы всё внушили себе… А я вот думаю – может, это душа моя болит?..»

«Вы как-то спросили меня, а как бы я отнеслась к Вашему уходу на войну, попыталась ли остановить… Если б я знала, что Вами движет всего лишь желание как-то выделиться, заработать деньги, в конце концов – да, я все бы сделала, чтоб Вы никогда туда не поехали. Но… я теперь вижу Вас так ясно, словно Вы стоите рядом,  и я могу дотронуться до Вас рукой. И я понимаю, что риск, жизнь на краю – Ваша натура. Что борьба – Ваша стихия. Не борьба с мелкими неурядицами и дрязгами, а вот такой открытый бой с тем, что быть не д;лжно.
Нет, я не стала бы Вас удерживать. Я просто была бы рядом с Вами... На всё.
Помните? «В горе и радости, в болезни и здравии...»

«Господи! Ну как же Вам объяснить, что Вы и война – несовместимо! Вы уже писали, что в Афган собираетесь под эгидой «Красного Креста», что это не так опасно… Вы новости хоть иногда читаете? Вы слышите в теленовостях, сколько сотрудников госпиталей попадает в заложники? Сегодня ночью приснилось-нагрезилось, как Вы всё-таки поехали в Афган и попали в заложники. И как я переходил таджико-афганскую границу, вооружённый одним боевым ножом, как искал Ваш затерянный след, как освобождал Вас в одиночку, подобно Шварцнегеру  в роли коммандос…
Вы правда этого хотите? Знайте, что смогу! Любовь поможет – и найти, и спасти. Вот только зачем такие жертвы?»

«Мой любимый, душа моя родная... я написала для Вас сказку. О Вас. Вот она – и Вы видите, я чувствую Вас… Потому что – люблю…»

Сказка о Нём и о Ней
Итак, я расскажу вам сегодня сказку о двоих… О Нём и о Ней... О его пылкой гусарской натуре, о любви к жизни и риску. И – о Любви, конечно же. Потому что ни жизнь, ни сказки не бывают без любви. Самой сказочной, самой удивительной. Из-за которой и живут, и рискуют, и умирают...
Он искал новых впечатлений жизни на полянах интернета. Впрочем, не только там: море и солнце, сосны и дюны, люди и сама природа - все открывало ему свою суть. Позволяло заглянуть в душу. Прозрачная ледяная вода апрельских волн, штормовой солёный ветер, риск - вот что заставляло Его почувствовать Жизнь,
которая, как ледяное вино, искрящееся и золотое, пузырьками адреналина вливалась в Его кровь.
Он знал, что такое жить, как дышать: полной грудью, взахлёб, свободно и просторно... Получая и отдавая. Жить сейчас. Этой минутой, как последней...
Много ли на свете тех, кто может, умеет жить каждой минтой, кaк последней? Проживать ее - полностью. Впитывать впечатления жизни всей кожей, всем сердцем... Обнажённым и открытым миру.
Есть те, для кого каждодневный риск необходим. Их натура – отвага. Борьба – их стихия. Они могут бродить в грозу – молнии пощадят их. Взбираться на самые высокие горы без подготовки и помощи, плавать в штормовых волнах, пройти, не сгибаясь, под пулями - и остаться невредимым... Судьба словно бережёт их, а они снова и снова испытывают её... и себя.
Что же это все значит? Игра с жизнью, судьбой? Испытание себя? Или же - просто сметь жить. Так жить, чтоб не согнуться, даже головы не склонить никогда. Безумная отвага, как огонь, горит в их крови и не дает покоя. И люди, и вещи – всё открывает им свой смысл, тайны, свою сокровенную суть, словно их только и ждали... А может, действительно ждали? Прикосновения горячего сердца, щедрой души, чутких рук... Что же мы называем талантом... может быть, вот такое умение жить и чувствовать Жизнь... И тогда всё, что Он захочет, ложится послушно на Eго ладонь... Только позови.
Вот таким - навсегда Она полюбила Его... Его и нельзя было любить иначе, чем навсегда. Разве можно не отдать Ему всей души, всего сердца, всей жизни своей...
Идти за Ним - хоть на край земли, хоть на одну минуту - только чтоб быть рядом. И ради этой минуты оставить все, всю прежнюю жизнь - и никогда не пожалеть о том...
Она знала: всё, что угодно Она сможет найти рядом с Ним, но не покой и не то, что зовут люди благополучием. Счастье и печаль - без границ. Бесконечную любовь - и тоску забвения по временам... Огромную нежность - и отстранённость Его, когда с той же страстью Oн отдает себя делу, творчеству, новым впечатлениям, мыслям и друзьям...
Всё, всё знала Она... с самого начала - знала. И готова была все принять с Ним. Зная и то, что наступят дни, когда Он будет забывать и о Ней самой... Нет, не потому, что стал меньше любить. Но потому, что таким уж Он уродился – отдавать всего себя, что бы Он ни делал. Исчезать временами, не сказав ни слова –- и приходить через несколько дней с виноватой улыбкой, немыслимым цветком, Бог знает, где добытым, с пылкими стихами и песнями... И словами: "Я больше не буду, я не хочу Вас обижать..." Она знала и видела в Нём все это – и всё это любила...
Его мальчишескую легкость, неожиданную улыбку, как подарок... Потому что невозможно, нельзя, немыслимо было не любить Eго навсегда...
Рядом с Ним Она научилась не задавать вопросов - но ждать. Ждать, когда Он сам принесёт к Ней всё, высыпет на её колени пёстрый ворох впечатлений жизни, сумасбродных приключений и мудрых, выстраданных мыслей. И только не скажет Eй о том, как рисковал, добывая эти впечатления. Так берёг...
Она научилась не спать ночами от вечной тревоги за Него - и встречать легкой улыбкой привета и нежностью... словно не было этих мучительных дней ожидания... Потому что... а разве можно иначе? Просто такой Он человек, и любить Его можно вот только так – до конца, до самого донышка, принимая Его и всё, что есть с Ним. И быть самой гордой, самой счастливой своею удивительной Любовью, удивительной и неповторимой. Потому что – Его. Только Его и навсегда.
Его нельзя забыть. От Него нельзя уйти или изменить. Разве же можно забыть себя, уйти от себя самой...
Как часто, не выдержав труда в Любви, мы уходим проживать не свою, чужую судьбу. Поддавшись на уговоры близких о том, что все должно быть иначе. Легко и спокойно... И вот - рядом чья-то любовь. Преданная, искренняя. Отдающая себя.
И всё хорошо, и дни идут за днями гладко, спокойно, безоблачно. Даже в самые пасмурные дни. Вот только... не твоя любовь дышит рядом длинными бессонными ночами... Чужие ласки, как кандалы, постыли и тяжелы. И невиданной сказкой вспоминается та, прежняя жизнь, с её вечными тревогами и неустроенностью. Счастьем, которое не узнали вовремя.
Все стихи, песни, музыка – всё написано для тех, кто может их услышать и почувствовать. У кого есть то, что позволит разглядеть и услышать глубину и мудрость слов, звуков, красок... Позволить себе жить и любить. Совсем, до конца, забывая себя и весь мир, и открывая новый мир в себе.
Как в сказках... или в жизни».
 

Глава 14

«Моя милая Ольга!

С добрым утром, любимая!

…Как хорошо, засыпая в одиночестве, неожиданно почувствовать ночью, что уже не один. Почувствовать твоё дыхание, неуловимо ощутить, что ты рядом. Мысленно ласкать твои волосы, плечи, руки – как вдруг видение смешивается с нереальным ощущением истинной близости: вот ты уже делишь со мной постель, прикосновение твоих нежных пальцев не просто возбуждает, оно готовит к полёту в неведомые миры. Это подобно взрыву: смешиваются все мыслимые и немыслимые границы, преодолеваются непреодолимые расстояния и всё становится возможным...
Когда открываю глаза, а рядом никого нет, закрываю их снова и погружаюсь в мир запахов. Эти запахи и реальны, и придуманы, но так щекочут обоняние, что все ароматы сливаются воедино – и сказка продолжается.
Жадно вдыхаю запахи – постель пахнет только тобой… Ты пахнешь Волгой. Да, да, именно Волгой, моей Волгой, тем запахом, который знаком с детства. Вязким дном илистого берега, жёлтыми цветками кувшинок и…комарами. На Волге было проще – как только ароматы переполняют, просто наклоняешься к воде и полными пригоршнями зачёрпываешь серовато-синюю непрозрачную жидкость, бросаешь себе в лицо и фыркаешь по-собачьи от попавшей в нос влаги…
Сейчас не так просто уйти от запахов, да и не хочется. Это странная токсикомания! Поэты придумали определение – дышать тобой… Так и есть – дышу Тобой. Дышу ароматом Настоящей Женщины, которую безумно люблю. Этот аромат я уловил сквозь нежные строки твоих писем – и знаю, что не ошибся.
Ну да, это медленное схождение с ума! Мы никогда не будем гореть ровным, спокойным огоньком! Мы навсегда останемся безумны, буйным пламенем чувств, очищая пласты житейской скверны, прилипшей к нам за годы нахлынувших бед и совершённых ошибок. Пусть! Я готов к этому! Я не хочу тлеть затухающим костром, мне это чуждо!
И всё-таки, как же прекрасно любить!»

«...А я написала Вам... Нет, НАМ! – сказку... Про НАС...&