Цубаки Сандзюро бредёт по дорогам чёрно-белой Японии. Мы видим его затылок, латаный ги и какие-то тряпки вместо таби.
Цубаки Сандзюро. Дословно переводится как "тридцатилетняя камелия". Так он называет себя лишь однажды, вскользь, и тут же оговаривается - мол, не стоит заостряться на таком пустяке, как имя. Тридцатилетняя камелия, которой скоро стукнет сорок. Земную жизнь пройдя до половины…Сначала не поймешь, печалит ли Цубаки Сандзюро это обстоятельство, либо ему все равно. Также как все равно, на какую дорогу сворачивать. Направо или налево. Не имеет значения. Достаточно бросить в воздух палку и пойти туда, куда указал один из ее концов.
Если бы Цубаки Сандзюро был (ну например) Ильей Муромцем, он конечно бы знал, что палка о двух концах, вполне себе, судьбоносный артефакт. Но Цубаки Сандзюро не былинный герой. Он простой, потрепанный жизнью, японский ронин. Он хочет есть, он хочет пить. Кроме того, его постоянно кусают то ли вши, то ли блохи.
Деревня, в которую приходит Сандзюро выглядит пустынной. Ветер гоняет сухие листья, а за деревянными решетками обветшалых домиков прячутся испуганные обыватели. Не все спокойно в королевстве. Два семейства режут друг другу глотки со свирепостью, которая бы ужаснула Монтекки, Капулетти и Вильяма Шекспира вместе взятых. Для очередных стычек, главы враждующих кланов не устают нанимать уголовников, которые совершенно освоились в деревеньке, нагнали страху на всех местных жителей и опустошили осенние запасы саке. Головорезы - колоритны. Страшные перекореженные обезьяньи рожи. Цубаки Сандзиро на их фоне выглядит настоящим японским Фебом, даром, что чешется. А его молниеносные атаки, стремительное йайдо (или что там еще?) и редкая, но обаятельная ухмылка дают понять зрителю, кто здесь настоящий и кто наведет в деревне порядок.

Звезда самурайских фильмов Куросавы Тоширо Мифуне, необыкновенно (я подчёркиваю!) прекрасен именно в "Йоджимбо" ("Телохранитель") и "Сандзюро" ("Телохранитель-2"). Нет, я не против всего остального. Он хорош везде. Но! Его бандитский герой в "Расёмоне" - слишком истеричен, а бешеный крестьянский сын в "Семи самураях" немного утомляет своим бешенством. И только в Цубаки Сандзиро, в этой тридцатилетней камелии, которой скоро исполнится сорок, гармонично сливаются стремительная ярость волка, вкрадчивая пластика тигра, обманчивая флегматичность медведя и экзистенциальная печаль одинокого человека.


LI 5.09.15
[467x442]