Вечером отправляемся в Караидельский удел Анатолича. Первым, кого мы встречаем на безымянной заимке оказывается Фирдоус. Трезвый и мрачный, он возвращается с вечерней рыбалки. Анатолича это радует. Фирдоус - первый пьяница на селе, и все село уже лет 15 как пытается его от этой пагубной страсти избавить. Анатолич, став полноправным членом местного социума, был вынужден подключиться к кампании. Он нанял Фирдоуса охранять сруб и предложил ему за это непыльное дело 10 тыщ рублей. Впрочем, высокая, по местным меркам, зарплата, не мешает Фирдоусу, при встрече, стрелять у Анатолича деньги на опохмел. Но тот помнит о своей социальной роли и просто так денег не дает. Вот и в этот раз все пошло по заведенному плану. Анатолич высовывается из машины: - Много ли наловил, Фирдоус? - интересуется он Фирдоус молча ставит большой пластиковый ящик на землю, и откидывает мешковину. Толстобокие караси и окуни поблескивают чешуей в свете фар. Анатолич тут же покупает две здоровенные рыбины и сообщает, что это нам на завтрак. Все разъезжаются довольными. Фирдоус шелестит купюрами в кармане и представляет запотевшее горлышко перцовки, а Анатолич рассуждает о воспитательной силе труда. Вечером, рассказывая о том, как он лечил радикулит, внезапно обрушившийся на него в Гуанчжоу, Анатолич начинает противопоставлять башкирских бездельнков китайским работягам, но как водится, нить нравоучительной беседы рвется из-за количества выпитой медовухи. За столом собирается много народу. Кроме самого Анатолича здесь можно найти его друга и соратника Геннадича, молодого коммерса Дмитрия, барышню Светлану, зятя Володю, повариху Раю, а ближе к ночи подъезжает директор одного из анатоличивых заводов. У директора странное, для русского уха имя - Эльвир. Видно, что он сильно устал, но ему необходимо поймать Анатолича и решить несколько срочных вопросов, пока тот не свалил в очередное Гуанчжоу, Куала-Лумпур или Нижневартовск. Между тем, молчаливая Рая вытаскивает из печки запеченного в тесте гуся, Он становится гвоздем программы. Разделывать гуся берется Геннадич. Виртуозно размахивая ножом, он вещает о чудодейственной силе запеченных в тесте гусей. По комнате тянется сладковатый дух - гусь начинен яблоками, рисом и изюмом. На другом конце стола молодой коммерс Дмитрий рассказывает дикую историю о том, как Анатолич по зиме брал его на охоту: - Картина маслом. Три джипа носятся по полю, из окон торчат ружья. Из ружей периодически палят огнем, и все ради одного несчастного зайца, который в итоге кончает жизнь самоубийством под колесами внедорожника. Зять Володя тоже не молчит. Он рассказывает о подледной рыбалке: - 70 килограмм тогда наловили! Я нащупал место,- сообщает он Эльвиру, который настолько устал, что готов поверить во все, даже в Тридевятое царство. Я ловлю себя на мысли, что ужин наш разворачивается по сценарию "Особенностей национальной охоты". Единственное отличие - завтра мы собираемся не на охоту, а на Пасеку. Анатолич не устает об этом напоминать. Сюр закручивается, начинается чересполосица абсурдных эпизодов - баня, кормление английского скакуна, дерижирование хором гусей. Мы с Геннадичем заводим раритетный патефон и слушаем неаполитанские песни (вида маре куанте белла!), барышню Светлану, последнюю уламывают на баню, беспрерывно дегустируются сорта медовухи... И тут внезапно подскакивает Геннадич: - Мне надо срочно поменять прокладку! - сообщает он Нашему изумлению нет предела. - Дома газом пахнет, - поясняет Геннадич. - Давеча как вошел, так голова и закружилась. Менять надо, и никаких гвоздей, - пошатываясь, Геннадич выходит в сени. У Геннадича на заимке тоже имеется сруб идентичный анатоличеву, более того, подобный же домик неподалеку строит и молодой коммерс Дмитрий. Пример Анатолича более чем заразителен. Еще некоторое время общество о чем-то гудит, после чего принимается коллегиальное решение ехать к Геннадичу и помогать ему менять прокладку. Мы долго грузимся в чей-то внедорожник, плутаем по ночной заимке, молодому коммерсу Дмитрию везде мерещатся зайцы, но Анатолич (кажется он за рулем) все же привозит нас к владениям Геннадича. В сенях я спотыкаюсь об огромную тыкву, Геннадич с антресолей сообщает, что прокладку он уже давно поменял. Тут же собирается стол. Геннадич вытаскивает початую бутылку водки, остатки перцовки, пузырек коньяка и неизвестно как тут оказавшееся буржуйское шампанское (Геннадич смутно предполагает, что на прошлых выходных здесь дебоширил его сын, но точно не уверен). Закуска под стать выпивке - маринованные рыжики, сладкие морозные ранетки и пачка вафлей. Немного помешкав в сенях с тыквами, Геннадич приносит корзинку яиц. Он водружает ее на стол и предлагает угощаться. После анатоличевого монолога о чудодейственной силе сырых яиц, я уже не удивляюсь вкусам местных обитателей. - Ну-ка, съешь, - Геннадич протягивает Анатоличу вафли, - я же знаю, ты любишь сладкое. Тот послушно грызет вафлю, чем доводит до истерики коммерса Дмитрия. распитие остатков затягивается. Начинается вторая часть марлезонского балета, но уже на новой площадке. Геннадич собирает всех на вернаде и сообщает о том, что сейчас мы начнем палить из ружжа по березам. Первым кандидатом на снайпера, почему-то, оказываюсь я. Слабые попытки доказать свои пацифистские убеждения успехом не увенчиваются и мне приходится стрелять. Выстрел тут же отдает в плечо, тихо поскуливая, я уползаю в дом, в сенях опять спотыкаюсь об тыкву, но неугомонный Геннадич уже придумал новое развлечение. Мы зачем-то идем на реку.Что-то там делаем (кажется, Геннадич и Дмитрий пытаются заправить катер, наутро выяснится, что они заправили катер соседа), потом возвращаемся к столу, еще пьем ... а под занавес в доме появляется участковый. Добродушный, но хитроватый башкир, удалившийся на покой. В наше стойбище он приехал не из-за выстрелов (как можно было бы ожидать), а только ради того чтобы занять денег у Анатолича.