Это цитата сообщения kakula Оригинальное сообщение

6 июня родились...

[579x699]
1799
Александр Сергеевич Пушкин
великий русский поэт и писатель. Родился в Москве в семье отставного майора Сергея Львовича Пушкина и его жены Надежды Осиповны, урожденной Ганнибал. Из восьми детей выжили трое. Отец любил дочь Ольгу, мать – младшего сына Льва. Пушкин таким образом оказался нелюбимым ребенком родителей (что впоследствии отозвалось в его творчестве: вспомним Татьяну из Евгения Онегина, которая в семье своей родной / Казалась девочкой чужой, или признание в стихотворении Осень: Так нелюбимое дитя в семье своей родной / К себе меня влечет). Воспитанием Пушкина, кроме французских гувернеров, занимались бабушка М.А.Ганнибал, учившая его читать и писать по-русски, а также ознакомившая с семейной хроникой родов Пушкиных и Ганнибалов, и няня Арина Родионовна, передавшая своему питомцу любовь к народным сказкам. Основы русской и французской грамматики, арифметики, географии, истории и рисования постигал под руководством домашних учителей. Так что обязательные при приеме в Царскосельский Лицей вступительные экзамены по этим предметам сдал успешно. Задуманный как «кузница кадров» для государственный службы, лицей в Царском Селе, открытый 19 октября 1811, был детищем реформаторских замыслов Александра I и его либеральной команды. Лицейский устав был основан на передовых тогда педагогических идеях, признававших исключительную важность гуманитарных наук для воспитания личности. Шестилетний курс обучения был по существу рассчитан на получение университетских знаний. Пушкин и другие лицеисты первого выпуска слушали лекции известных профессоров, на полугодовых испытаниях в лицее обычно присутствовали министр народного просвещения, члены Академии наук, профессора Санкт-Петербургского педагогического института. Пушкин был далеко не первым учеником (особенно по естественным предметам), но стихи, которые он начал писать в лицее (лицейские стихи), почти сразу же снискали ему авторитет у товарищей. И не только у них. Уже в 1814 его стихи печатает журнал «Вестник Европы» (впервые – в № 13, потом еще в нескольких номерах), а в 1815 журнал «Российский Музеум» опубликовал в общей сложности 18 стихотворений. В том же году его печатает и журнал «Сын Отечества». В январе 1815 на переводном лицейском экзамене в присутствии Державина Пушкин читает Воспоминания в Царском Селе. О державинском восхищении этим стихотворением хорошо известно от самого Пушкина. Менее известно о том, в какой восторг пришли сперва Жуковский, потом Вяземский, прочитавшие стихотворение в рукописи. Лицеист заочно избирается членом литературного общества «Арзамас», в котором состоят первоклассные литераторы. Разумеется, лицейские стихи вписывались в классицистический, сентименталистский и предромантический контекст тогдашней литературы. Их одобрение лучшими российскими литераторами свидетельствовало, что ученический период стихотворчества Пушкина был невероятно короток, что уже в лицее в его творчестве засверкали блестки самобытного таланта, присущего только ему. В лицее он начинает писать поэму Руслан и Людмила. По окончанию лицея в чине коллежского секретаря (10-й класс) зачисляется на службу в Коллегию иностранных дел. Однако его призвание – литература, и он продолжает ему следовать. Новые стихи (в основном элегические предромантические) все больше убеждают литературных авторитетов в незаурядности его дарования. «Чудесный талант! Какие стихи! Он мучит меня своим даром, как привидение!» (Жуковский – Вяземскому. О стихотворении Когда младым воображеньем, 1818), «Талант чудесный, редкий! вкус, остроумие, изобретение, веселость. Ариост в девятнадцать лет не мог бы писать лучше», – делится Батюшков в 1918 с Блудовым своим впечатлением от пока что только двух первых написанных песен поэмы Руслан и Людмила. Законченная в 1820, эта героико-фольклорная поэма вызвала оживленную полемику: впервые в привычной для поэзии форме эпопеи зазвучало авторское самовыражение, впервые в ней был воплощен принцип авторской иронии, которая окажется важнейшей приметой стиля и более позднего творчества. Но самого автора в столице в это время уже не было. По предписанию императора, он отправился в Екатеринослав служить в канцелярии начальника иностранных колонистов на Юге России генерала И.Н.Инзова. Так завершился скандал, спровоцированный литератором Н.В.Каразиным, написавшим министру внутренних дел Кочубею донос на Пушкина, где обращал внимание правительства на политические стихи и эпиграммы питомцев Царскосельского лицея и прежде всего Пушкина. Прочитав донос, Александр I приказал Санкт-Петербургскому губернатору Милорадовичу произвести у Пушкина обыск и арестовать поэта. Пушкин успевает сжечь часть рукописей. Но на встрече с Милорадовичем собственноручно записывает все интересующие императора стихи с указанием, какие из них принадлежат действительно ему, а какие – приписывают. Рассерженный царь подумывает о ссылке автора на Соловки или в Сибирь. И только заступничество Карамзина (он просил за Пушкина саму императрицу), Чаадаева, Ф.Глинки помогло избежать этой участи: формально ссыльным Пушкин не считается, фактически он везет Инзову письмо своего начальника в Коллегии иностранных дел с изложением истинных причин, по которым он должен служить у генерала. Действительно ли Пушкин был так опасен правительству, как это представили Александру? По собственному выражению поэта, под его именем ходили многие сочинения. Между тем, написанная в перекличку с радищевской ода Вольность (1817) утверждала всего лишь главенство закона, которому в стране должны подчиняться все жители, вплоть до ее правителя. А такая мысль не расходилась с идеей самого Александра, давшего конституцию Польше и обещавшего дать ее другим землям своей империи. В стихотворении К Чаадаеву (1818) Пушкин выступает против «самовластья», которое опять-таки есть беззаконие, и потому его не следует путать с самодержавием. В сентименталистской Деревне (1819) надежды возлагаются не на кого-нибудь, а именно на царя, который покончит с крепостничеством: Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный / И Рабство, падшее по манию царя… И лишь в стихотворении Сказки (1818), написанном по образцу французских «Ноэлей» – сатирических обозрений минувшего года, Александр назван «кочующим деспотом», не исполняющим своих обещаний, – так отреагировал Пушкин на то, что в марте 1818 царь, выступая на открытии Польского сейма, обещал дать конституцию России, а в сентябре принял участие в Аахенском конгрессе, где подписал совместную с прусским королем и австрийским императором декларацию, и по смыслу и по духу противоречащую выступлению в Польше. Иными словами, Пушкин не был так радикально революционно настроен, как иные его друзья – будущие декабристы, так что следует с полным доверием отнестись к его ответу на вопрос Николая I: он, Пушкин, вышел бы вместе с декабристами на Сенатскую площадь только из солидарности. В Екатеринославе прожил полторы недели, потому что либеральный Инзов разрешил ему отправиться вместе с семейством Н.Н.Раевского в путешествие по Кавказу и Крыму, а сам за те два месяца, пока они путешествовали, был назначен полномочным наместником Бессарабской области и переехал в Кишинев. Из этой поездки поэт привез несколько стихотворений (в их числе Погасло дневное светило) и первоначальную редакцию поэмы Кавказский пленник. На юге России пишет стихи и поэмы, полностью поглощенный романтизмом. «Русским Байроном» («Byron of Russia») называет его английский журнал «The New Monthly Magazine and Literary Journal» (1821) напрасно. В лирике и в так называемых южных поэмах (особенно в Цыганах) Пушкин не просто отступает от байронического образца, но утверждает свой – его герой, в отличие от байроновского, не сливается полностью с автором, его лирического и эпического героя не сопровождает таинственность, как у Байрона. На юге России начинает работу над романом в стихах Евгений Онегин, где и сам декларирует разность между собой и английским поэтом-романтиком. С Воронцовым отношения не задались, тем более что поэт увлекся его женой. Опять-таки в отличие от Инзова, Воронцов требовал радения по службе, послал Пушкина в командировку для выяснения урона, причиненного Одесской губернии нашествием саранчи, но получил издевательский отчет в стихах. Почти одновременно Пушкин подал прошение императору об отставке. Царь предписывает ему отныне (июль 1824) жить в Псковской губернии в родовом имении матери Михайловском под надзором родителей. Когда же открылось, что отец Пушкина согласился принять на себя «полное смотрение» за сыном, тот крупно ссорится с ним. В результате отец отказывается от «смотрения» и покидает Михайловское. Пушкин остается с няней Ариной Родионовной, неистощимой сказительницей, часто навещает деревенских соседей П.А.Осипову и ее детей – Вульфов, с которыми дружит; и много плодотворно работает. Завершает Цыган, создает Бориса Годунова, который явился новым словом в русском театре, ориентированном до того «на придворный обычай трагедий Расина», а не, как у Пушкина, на «народные законы драмы Шекспировой» (Наброски предисловия к «Борису Годунову»); продолжает работу над Евгением Онегиным, пишет множество стихотворений (в том числе знаменитые: К морю, Подражания Корану, Я помню чудное мгновенье, Сожженное письмо, 19 октября, Зимний вечер и др.) Изданная отдельно первая глава Евгения Онегина предварена не только Предисловием, но и «Разговором книгопродавца с поэтом», который озвучил художнический принцип Пушкина: Не продается вдохновенье, / Но можно рукопись продать. В Михайловском Пушкина навещают лицейские товарищи: сперва Пущин, потом Дельвиг. А в Санкт-Петербурге кипят страсти вокруг только что изданной первой главы Онегина, дано цензурное разрешение на книгу Стихотворения Александра Пушкина (вышла в 1826). Пушкин рвется из Михайловского. Узнав о смерти Александра I, нелегально выезжает в Санкт-Петербург, но дорогу суеверному поэту перебегает заяц, а через некоторое время встречается священник. Повозка заворачивает назад. Так «дурные приметы» спасли Пушкина от выхода вместе с друзьями-декабристами на Сенатскую площадь и, стало быть, от гнева вступившего на русский престол Николая. По распоряжению нового царя в сентябре 1826 прибыл в Москву, где проходила коронация Николая. На аудиенции, данной поэту, император объявил ему свое прощение и обещал быть его единственным цензором. Ободренный, Пушкин передает царю трагедию Борис Годунов: Николай не только не пропускает пьесы, но предлагает переделать ее в роман наподобие Вальтера Скотта! Но и этого мало: от руководителя созданной новым царем III Отделения канцелярии его величества (жандармское управление) Бенкендорфа, который стал посредником между Николаем и поэтом, Пушкин получает выговор за то, что читал отрывки из трагедии своим друзьям, тогда как первым читателем пушкинских произведений должен быть царь! Вспыхнувшие было надежды на реформаторскую деятельность царя (считается, что в день после аудиенции было написано стихотворение Нет, я не льстец) быстро таяли. К тому же, оказавшись в свете, Пушкин столкнулся с ощутимым падением читательского интереса к своим произведениям. Его выходящие отдельным изданием главы Евгения Онегина вызывали все большее недоумение даже у друзей: для кого и о чем он пишет? И это несмотря на явное новаторство, заявленное с самого начала новой формой стихотворного изложения – так называемой «онегинской строфой». Вот где сумел Пушкин впервые в русском стихе передать, по его же словам, «прелесть нагой простоты». Состоящая из трех четверостиший с последовательными перекрестными, парными и охватными рифмами, а также из заключительного (афористического, по мнению многих исследователей) двустишия, «онегинская строфа» по гибкости речи была приближена к обычной, разговорной. В то же время чаще всего она была самостоятельной риторической единицей. Как находят ученые, первое четверостишие в ней обозначало тему строфы, второе – развивало тему, а третье увенчивало ее, означало ее кульминацию, которую и формулировало заключительное двустишие. «Онегинскую строфу» пытались повторить (М.Лермонтов в Тамбовской казначейше, многие поэты-символисты. Возможно, что недоумения современников по поводу Евгения Онегина было бы меньше, если б Пушкин не печатал роман по главам (правда, тогда это произведение много бы потеряло в своем своеобразии!). Ибо оформленный в 1833 как целое Евгений Онегин прояснил замысел поэта: пушкинский роман в стихах вовсе не роман, изложенный стихами, а стихотворение-роман, имеющий кольцевую композицию: его лирическая концовка, утверждающая правоту и торжество жизни – один день автора в Одессе – контрастно перекликается с одним днем Онегина в Санкт-Петербурге в первой главе. Кроме того, излечив своего заглавного героя от хандры, заставив его влюбиться и, стало быть, пробудиться для жизни, к которой он, как прежде было сказано, «вовсе охладел», Пушкин окончательно порывал с байронизмом и романтизмом. Начиная тему так называемого «лишнего человека», он, в отличие от многих, последовавших за ним, не ограничился одной констатацией скепсиса и человеческого бессилия, потому что провидел возможность духовного возрождения блуждающей в потемках человеческой души. В дальнейшем создает произведения неизвестного до него русской литературе сложнейшего синкретического жанра, не понятого многими современными исследователями и читателями. Так его реалистическая повесть Пиковая Дама одновременно оказывается фантастической сказкой, а художественная ткань повести Медный Всадник сложно переплетена с мифом. Многие современники его не понимают и не принимают, легко меняя свои привязанности: отдают место первого поэта романтику В.Г.Бенедиктову, чьи стихи отличались густой метафоричностью. Плодотворной для Пушкина оказалась болдинская осень 1830, когда после помолвки с Натальей Николаевной Гончаровой в апреле и летнего дара отца к свадьбе сына – небольшой части Болдина, сельца Кистенева, он выехал в сентябре, чтобы вступить во владение, рассчитывая через три недели вернуться назад, но оказался запертым холерным карантином на три месяца, за которые написал Повести Белкина, маленькие трагедии, стихотворения Бесы, Минувших дней угасшее веселье, Для берегов отчизны дальной, Труд, поэму Домик в Коломне! Почти все печатается: из маленьких трагедий, например, остался в бумагах поэта только Каменный гость. И вот, поди ж ты! – публика все больше разочаровывается в былом своем кумире. Постоянная новизна (новаторство сказывалось даже в мелких лирических стихотворениях тем, что впервые поэт запечатлевал в них не возвышенные, а самые обычные человеческие чувства) – вот что отпугивало читательскую публику от Пушкина. После Пушкина, осваивая и усваивая уроки его поэзии, русская литература приучила читателя к сопереживанию, научила его понимать поэзию обыденности (Некрасов, Фет, Блок). Пушкина волновали отношения с читателями. Немало его стихотворений посвящены этой теме (Поэт (1827), Поэт и толпа (1828), Поэту (1830), Я памятник себе воздвиг нерукотворный (1836)), в которых он отстаивал суверенность художника, его право на выражение своей «тайной свободы». Женитьба Пушкина в 1831 поначалу сближает его с царем, которому нравилась его жена. Николай возвращает его на государственную службу и уже через две недели жалует в титулярные советники (9 класс). В последний день 1833 ему пожалован и придворный чин – он становится камер-юнкером. Ему разрешено работать в государственных архивах, что для него, сперва занимавшегося историей Пугачева, а после захотевшего написать историю Петра I, очень важно. Однако царь недоволен постоянным увеличением семьи Пушкиных. Ему хочется видеть Наталью Николаевну на придворных балах, а за шесть лет ее семейной жизни она родила четырех детей и один раз у нее случился выкидыш. В семейной жизни Пушкин не был несчастлив: духовную близость с женой подтверждают его письма к Наталье Николаевне, которая, вопреки мнению позднейших биографов, не являлась пустенькой легкомысленной кокеткой. Но постоянно увеличивающаяся семья требовала все больших расходов, и сильно нуждающийся глава семьи принимает решение переехать в деревню, где жизнь несравнимо дешевле столичной и где он мог бы спокойно творить. На свете счастья нет, – писал в стихах 1834 Пушкин, – но есть покой и воля. / Давно завидная мечтается мне доля – / Давно, усталый раб, замыслил я побег / В обитель дальнюю трудов и чистых нег. Он вовсе не метафорически назвал себя «усталым рабом», который может только «мечтать» о «завидной доле»: обрести «покой» и осуществлять свою творческую волю. Просьба об отставке с оставлением за ним права пользоваться архивами, которую он подал в том же 1834, взбесила Николая, убежденного, что поэт попросту демонстрирует неблагодарность ему за все, что тот для него сделал. Царь неумолим и резок: архивами могут пользоваться только госслужащие! Над Пушкиным повисла угроза царской опалы. И она бы воспоследовала, если б не Жуковский, настоявший на том, чтобы его друг забрал свое заявление, и смягчивший гнев государя. Последний год жизни был отравлен происками его врагов, демонстративным ухаживанием за Натальей Николаевной кавалергарда Дантеса, приемного сына голландского посла. Дважды Пушкин рвется на дуэль с ним. В первый раз она не состоялась из-за неожиданной женитьбы Дантеса на сестре Натальи Николаевны Екатерине. Второй вызов привел к дуэли 27 января 1837, на которой Дантес ранил противника в живот, и рана эта оказалась смертельной. В 1836 – самый трудный для него жизненный период, Пушкин создал знаменитый жизнеутверждающий «каменноостровский» стихотворный цикл, куда вошло стихотворение Я памятник себе воздвиг нерукотворный, предсказавшее, как выяснилось, посмертную судьбу творчества поэта. В 1836 написал и опубликовал в журнале «Современник» (№ 4) Капитанскую дочку, под которой выставил знаменательную для всех лицеистов дату 19 октября, показав тем самым, что вместе со стихами, обращенными к лицейским друзьям (19 октября, 19 октября 1827, 19 октября 1828, незавершенное Была пора: наш праздник молодой) его роман с очень знаменательным эпиграфом: «Береги честь смолоду» является еще и ободряющим посланием к друзьям-лицеистам. Власти чрезвычайно обеспокоились тем, что за два дня, пока умирал в своей квартире Пушкин, множество людей приходило справиться о его здоровье.
[665x699]
Умер 10 февраля 1837 года в Санкт-Петербурге. Пошли на подлог после смерти поэта: публично объявили об отпевании в одном храме, куда и направились толпы людей, но оказалось, что покойного отпели в другом месте. После отпевания гроб с телом был немедленно увезен в Святогорский монастырь, где Пушкина похоронили рядом с его матерью. Как и предвидел Пушкин, посмертная судьба его творчества оказалась намного счастливей прижизненной. Уже в 1841 году Жуковский печатает многие неопубликованные произведения (правда, нередко подвергая их цензурной правке). В 1859 критик А.Григорьев провозгласил: «А Пушкин – наше все: Пушкин – представитель нашего душевного, особенного…». В 1880 пафос выступлений всех крупнейших литераторов России на открытии памятника Пушкина в Москве заставил вспомнить давнее пророчество Белинского: «Влияние Пушкина было не на одну минуту; оно окончится только разве с смертию русского языка». Сочинения А.С.Пушкина: Полное собрание сочинений. В 16 томах Москва – Ленинград, 1937–1949. Том17. Справочный. Москва, 1959; Полное собрание сочинений. В 10 томах. Редактор Б.В.Томашевский. 4-е издание Ленинград, 1974–1979.

[479x700]
1800
Михаил Иванович Пущин
капитан, командир лейб-гвардии Конно-пионерного эскадрона. Из дворян Санкт-Петербургской губернии. Родился в Санкт-Петербурге в семье дворянина. Брат Ивана Ивановича Пущина. Воспитывался в 1 кадетском корпусе, откуда выпущен прапорщиком в 1 саперный батальон — 3 января 1817, переведен в лейб-гвардии Саперный батальон — 12 февраля 1818, подпоручик — 29 января 1819, переведен в лейб-гвардии Конно-пионерный эскадрон — 5 марта 1819, поручик — 3 января 1820, штабс-капитан — 7 января 1823, за отличие капитан — 15 августа 1824, командир батальона. Членом тайных обществ декабристов не был (член преддекабристской организации «Священная артель»), но знал о существовании Северного общества, был на совещаниях членов общества у К.Ф.Рылеева накануне восстания. Арестован 27 декабря 1825 и доставлен в Зимний дворец, затем на главную гауптвахту и в тот же день на гауптвахту Петропавловской крепости («отправить на гауптвахту в крепость»), 4.1 показан в №6 Кронверкской куртины. Осужден по Х разряду и по конфирмации 10.7.1826 приговорен к лишению чинов и дворянства и к отдаче в солдаты до выслуги. Определен в Красноярский гарнизонный батальон — 7 августа 1826, прибыл туда, но через несколько месяцев переведен на Кавказ и проездом через Екатеринбург останавливался на два дня у Натальи Колтовской и выехал по назначению — 12 января 1827. зачислен в 8 пионерный батальон — 26 февраля 1827, участник русско-персидской и русско-турецкой войн в 1827—1829, участвовал в осаде Аббас-Абада, Сардар-Абада и Эривани, за отличие унтер-офицер — 8 декабря 1827, прапорщик — 30 марта 1828, подпоручик — 28 ноября 1828, поручик — 1 мая 1829, при взятии Ахалцыха ранен пулею в грудь навылет, в 1829 встречался во Владикавказе с А.С.Пушкиным, в 1830 уволен в отпуск в Псков, где жила его сестра Е.И.Набокова, выехал туда из Москвы — 8 сентября 1830, разрешено приехать на три дня в Санкт-Петербург для свидания с родителями с 28 декабря по 31 декабря 1830. По высочайшему разрешению (доклад 2 февраля 1831) из поручиков Кавказского саперного батальона уволен от службы приказом 16 февраля 1831 с условием состоять под строжайшим тайным надзором и с запрещением въезда в Санкт-Петербург. По высочайшему разрешению (доклад 18 мая 1831) разрешено вступить на гражданскую службу в Минскую или Витебскую губернии, но по особому ходатайству псковского губернатора Алексея Никитича Пещурова (доклад 9 февраля 1832) определен к нему чиновником особых поручений с переименованием в коллежские секретари — 11 июля 1832, попечитель псковских богоугодных заведений — 12 июня 1834, вышел в отставку — 6 марта 1835 и поселился в имении отца в местечке Паричах Бобруйского уезда Минской губернии, по ходатайству князя А.А.Суворова разрешен въезд в Санкт-Петербург с условием являться в ПI отделение для определения срока пребывания — 17 мая 1841, разрешено (доклад 28 мая 1847) выехать за границу в Теплиц для лечения, а 3 июля 1856 уволен вторично за границу сроком на год. По амнистии 7 сентября 1856 освобожден от надзора, представил в 1857 Александру II автобиографическую записку об участии в войне 1828—1829 и после личного с ним объяснения указом Сенату 8 августа 1857 «во внимание к отличной выслуге и безукоризненному поведению» возвращен ему прежний чин гвардии капитана. В качестве члена Московского губернского комитета принимал деятельное участие в подготовке отмены крепостного права. Впоследствии действительный статский советник, переименован в генерал-майоры с назначением комендантом Бобруйской крепости — 17 мая 1865. Мемуарист. Жена: первая — с 1831 Софья Петровна Пальчикова (умерла в 1835 в Пскове), вторая — с 1838 Марья Яковлевна Подкользина, на сестре которой Варваре Яковлевне был женат декабрист М.А.Назимов. Умер 6 июня 1869 года.

[548x700]
1807
Адриен Франсуа Серве (Adrien Francois Servais)
бельгийский виолончелист и композитор. Адриан Франсуа Серве родился в Гале — городке неподалеку от Брюсселя, в семье скромного церковного музыканта. Способности мальчика заметил дворянин де Сайв, имевший большие владения в округе Галя. Дворянин направил Франсуа учиться к первому скрипачу брюссельского Королевского театра Ван дер Планкену. Но, приехав в Брюссель, двенадцатилетний Серве услышал игру известнейшего в то время виолончелиста Н.Ж.Плателя; чувство было таким сильным, что Франсуа решает поступить в его класс в Королевской музыкальной школе. Уже сквозь год Серве удостаивается первой премии. На протяжении трех лет играет в театральном оркестре. В 1829 году Серве стал ассистентом Плателя в том же учебном заведении. Рано проявилось и композиторское даровитость Серве, его мелодический дар и творческая изобретательность. Когда молодой виолончелист сыграл в 1830 году в бельгийской столице свое концертино, местная газета с похвалой отозвалась о сочинении и его исполнителе. Успехи Серве в игре на виолончели были так значительны, что в 1833 году, заручившись рекомендациями известного бельгийского композитора и музыковеда Ф.Ж.Фетиса, он отправился концертировать в Париж. Покровительство Фетиса возымела действие, и Серве получил право выступить в Париже на открытом концерте. Этого оказалось достаточно! На по день о новой звезде заговорил весь музыкальный Париж. Его безоговорочно признали одним из первых виолончелистов. В следующем году он также удачно выступил в Лондоне, на концертах Филармонического общества, а оттуда возвратился в Бельгию. На родине Серве прожил два года, заканчивая этюды, по мнению Фетиса, «открывшие новую эру в технических ресурсах виолончели». Л.Н.Раабен пишет «Каким образом у Серве мог сложиться этот новаторский технический порядок. Думается, что ему помогли два обстоятельства: то, что он начинал как скрипач и, очевидно, перенес в виолончел скрипичные приемы игры, и то, что он формировался как виолончелист в пору расцвета получившей мировое признание бельгийской скрипичной школы, несомненно, оказавшей на него такое большое воздействие. Об этом красноречиво свидетельствуют также Берио, Арто, Леонара — знаменитые представители названной школы — легкость, элегантность, роскошь и (что поделать!) салонность стиля. Аналогично и технические содержание его сочинений. В них ряд «кружевной», прозрачной орнаментики, «порхающих пассажей». После смерти Плателя Серве получает имя первого виолончелиста королевской капеллы и занимает должность профессора в Брюссельской консерватории. Но, видимо, многочисленные концертные гастроли заставили его оставить эту должность. В 1830-е годы музыкант вступает в пору наивысшего расцвета таланта. Слушателей не может не привлекать редкая подвижность пальцевой техники, чарующая непринужденность полетных штрихов. В 1836 году Серве выступает в Париже, а после следуют гастроли в Голландии, Германии, Франции, России, Австрии, Швеции, Норвегии, Дании. повсюду бельгийского виолончелиста ждет триумфальный успех. Музыкант продолжает напряженно работать. Невероятно требовательный к себе, он в следующую поездку отправляется, лишь ощущая себя в идеальной технической форме. В артистической биографии Серве особое место занимают концертные гастроли в России, немало способствовавшие его мировой славе. Главный концерт Серве в Санкт-Петербурге состоялся 4 марта 1839 года. 2 марта в газете «Санкт -Петербургские ведомости» появился объявление «Серве поет, как поют Рубини и Лаблаш. Легато его неизъяснимо прелестно; одним словом, игра Серве удовлетворяет требованиям самым изысканным». Русский виолончелист Николай Голицын с восторгом писал в концерта «Нет ни одного качества, которым бы не обладал этот беспримерный артист. Звук полный, сильный, кто льется торчмя в душу, голос выразительное, со всеми возможными оттенками, которые обличают вдохновение. Но это все относится к приятности игры. Что касается трудностей, то, признаемся, мы отродясь доселе подобного не слыхивали и даже думали, что подобное выходит за пределы возможного и существует лишь в мечтах воображения; господин Серве выполняет с совершенною верностию и несравненною быстротою все самые сложные пассажи. Стаккато, хроматические гаммы, октавы, флажолет, самые опасные прыжки, арпеджио во всех положениях, двойные ноты и все, что как позволительно вообразить труднейшего для виолончелиста, — для господина Серве игрушки... ». После второго концерта Булгарин разразился панегириком в «Северной пчеле». «В четырех струнах виолончеля господина Серве заключено все очарование музыки, от человеческого до полного оркестра... некоторые слушатели, мужчины и дамы, не могли сдержать слез своих, слушая ангельское звучание смычка господина Серве, а в блистательных пассажах его, казалось, струились электрическтво и приводили душу в содрогание». А вот другая критика того же года «Игра его, исполненная огня, силы, нежности, чувства, игра страстная, восторженная, исторгающаяся стоймя из души, в высочайшей степени чистая, совершенная, разнообразная до бесконечности, приводит душу в приятный трепет, потрясает все нервы и фибры, волнует кровь, воспламеняет даже воображение. В его руках виолончель несомненно сделалась царицею инструментов... прежде некоторый упрекали его в чересчур частой вибрации струн, производимой дрожанием пальца для получения большего сходства промеж их звуками и человеческим голосом; теперь те же строгие судьи хотели бы сами следовать несравненному механизму великого артиста; ныне все поняли, что это не манерность, но громкий знак глубокого чувства... ». В свой лучший приезд Серве дал лишь один концерт 4 января 1840 года в зале дворца Юсупова. Но он нередко играл в Санкт-Петербургских музыкальных салонах, главным образом у Львова, а также Виельгорских. В лице Львова Серве нашел достойного партнера, и они проводили целые вечера, музицируя. С восторгом описывает Одоевский пир в салоне графов Виельгорских, где он слушал «дуэт» Вьетана с Серве, исполнивших сочиненную ими фантазию на оперу Мейербера «Гугеноты». «Перед нашими глазами проходила вся эта чудная песнь со всеми ее оттенками; мы явственно отличали выразительное трель от бури, которая вздымалась в оркестре; вот звуки любви, вот строгие аккорды лютеранского хорала, вот мрачные, дикие крики фанатиков, вот отрадный голос шумной оргии... фантазия следовало за всеми сими воспоминаниями и претворяло их в действительность». В апреле 1940 года Серве возвращается в Галь. Лето он проводит в Брюсселе, Аввере и курортном городке Спа. Именно в Спа музыкант создает свою самую известную виолончельную фантазию «Souvenir de Spa». В феврале 1841 года Серве предпринимает новую поездку в Россию. Он проводит в Санкт-Петербурге и Москве весь концертный сезон. А.Н.Серов в письме к В.В.Стасову от 15 апреля 1841 года высоко оценивал фокус Серве «округлять своею игрой каждую музыкальную идею, — одним словом, его фразирование... Тут видна истинная гениальность, потому что для таких оттенков правила не существуют... » «Мне кажется, — писал А.Н.Серов в том же письме, — что как в его руках виолончель получает правдивый свой характер, эту рыцарскую нежность мужского голоса, эту страстность, которая так владеет душами слушателей». Гастроли по России в 1842 году завершаются женитьбой музыканта в Санкт-Петербурге. Из России после Польши и Праги Серве направился в Вену. Продолжается грандиозная концертная деятельность виолончелиста; за почти сорок лет он дал в различных странах Европы свыше десяти тысяч концертов! Рецензенты всех европейских стран, где концертирует Серве, с восхищением отзываются об искусстве бельгийского виртуоза. Лейпцигский ценитель отмечает в его игре «гигантскую силу тона в forte и высочайшую нежность в pianissimo». «По невероятной технике, превосходной точности левой руки, — продолжал рецензент, — он приближается к Паганини». Одна из берлинских газет, называя Серве «виолончельным Паганини», утверждала, что если позволительно было бы сравнить знаменитого скрипача с Серве, то преимущество, возможно, оказалось бы на стороне последнего. Г.Берлиоз в 1847 году писал «Во втором концерте мы открыли дарование первого ранга, паганиновского плана, что изумляет, трогает и увлекает своей смелостью, порывами чувства и стремительностью я говорю о великом виолончелисте Серве. Он поет с душой, без преувеличенного подчеркивания, с грацией, без манерности; он играет самыми невероятными трудностями он отроду не допускает грех в качестве звука и достигает в пассажах, состоящих из самых высоких нот инструмента, такой стремительности, с который смычок искусного скрипача справляется с трудом». Восторженно приняла музыканта зимой 1847—1948 годов венская публика, о чем сообщал зарубежный корреспондент русского периодического издания. «Серве принадлежит к числу знаменитейших виолончелистов нашего времени, — писал он, — игра у него изящная и бравурная. Если другие виолончелисты все упускают из виду храбрый норов этого инструмента, то Серве умеет удерживаться середины он поет на виолончели, восходя до высших нот ее диапазона, но и напоминает слушателю, что у виолончели есть сильные басовые звуки. Такого богатства фигур, таких смелых и блестящих пассажей не исполнял ни один из современных виолончелистов, выключая Серве; и, посреди тем, у него не следовательно ни малейшего усилия при выполнении этих трудностей, исчезающих от его поэтического пламени. Цель Серве заключается не в том, чтоб бросать пыль в глаза слушателя, но в том, для увлечь его сердце». Своё мнение об исполнительском стиле Серве дает Эдмунд Мишо: «Но который художник скрывался в этом простом человеке! Какая сила выражения в его фразировке!.. Звук был полным и несравненной чистоты; какая красота, какая сила, какая величественность... К тому же виртуозность фантастическая; и обилие звука не нарушалась в самых головокружительных эпизодах или в пассажах, достигающих крайних границ тесситуры инструмента. В его исполнении музыкальная предложение казалась непосредственным вдохновением». Новый этап в жизни Серве начался осенью 1848 года. Он вновь становится профессором Брюссельской консерватории и придворным солистом. С той поры зарубежные гастроли Серве предпринимал лишь эпизодически, исключение музыкант делал для России. Исполнительская испособность совмещается у Серве с талантом педагогическим. После себя он оставил целую школу виолончелистов. Среди его учеников бельгийцы — сын его Жозеф Серве, Жюль Десверт, Шарль Монтиньи, Шарль Мееренс, Эрнст Демунк, Адольф Фишер, голландцы П.Р.Беккер и Жозеф Хольман, немец Валентин Мюллер, поляки Адам Германовский и Ян Карлович, русские В.М.Мешков и А.В.Портен.
[466x700]
Закончился жизненный путь Серве в Гале, близ Брюсселя, 26 ноября 1866 года. Город устроил ему торжественные похороны. 1 октября 1871 года на его могиле был воздвигнут памятник. Литература: Гинзбург Л.С., История виолончельного искусства, книга 2, Москва, 1957; Раабен Л.Н., Жизнь замечательных скрипачей и виолончелистов, (Ленинград, 1969).

[485x699]
1819
Эрнст Вильгельм Риттер фон Брюкке (Ernst Wilhelm von Brьcke)
выдающийся австрийский физиолог, директор Института физиологии, составляющего часть колледжа Венского университета, в котором он сначала стал деканом медицинского факультета, а затем ректором университета. Профессор Брюкке читал на медфаке свой любимый курс лекций «Физиология голоса и речи». Эрнст Брюкке родился в Пруссии, в семье художника академической школы, талант которого был больше, чем его доходы. После ранней смерти матери Эрнст нашел у своего дяди в Штральзунде второй дом. В этом патриархальном семействе интересовались естественными науками. Сдав экзамен на аттестат зрелости, Эрнст не знал, за что приняться. Отец Брюкке уговаривал молодого Эрнста последовать семейной традиции. Он же одинаково хотел быть художником, судостроителем, сельским фермером. Но обучение любой из этих профессий требовало денег, а их-то как раз не было. Юноша избрал медицину, по-видимому, в расчете на помощь троих своих дядюшек — зубных врачей, проживающих в Берлине. Профессор Мюллер обратил внимание на своего даровитого слушателя, и в 1842 году Брюкке стал доктором. Эрнст Брюкке образование получил в Берлинском и Гейдельбергском университетах. В 1848 году он профессор Кёнигсбергского университета. Спустя год Брюкке, которого хотели заполучить научные учреждения всей Европы, был переведен из Кёнигсберга в Венский университет и получил необычайно высокий оклад — две тысячи гульденов в год (восемьсот долларов).
[700x329]
Ему было предоставлено под кабинет просторное помещение в здании дворца Жозефиниум с живописным видом на город. Однако профессор Брюкке приехал в Вену не ради комфорта и красочных пейзажей. Он отказался от прекрасной квартиры, поселился в старой мастерской без водопровода и газа — подручный рабочий носил в ведрах воду из водоразборной колонки во дворе и ухаживал за подопытными животными. Брюкке сам превратил обветшавшее старое здание в прекрасный храм науки и выдающийся Институт физиологии в Центральной Европе. Спустя год после переезда Брюкке избрали в Академию, учрежденную в 1848 году вступившим на престол императором Австро-Венгрии Францем Йосифом I. Впервые в истории Австрии немец, пруссак, протестант, стал деканом медицинского факультета, а затем ректором университета. Профессор Брюкке слыл смелым и отважным ученым; он боялся только дифтерии, унесшей его мать и сына; ревматизма, превратившего его жену в инвалида, и туберкулеза, которому была подвержена его семья. Умер 7 января 1892 года. Весь медицинский и академический мир оплакивал его уход, но больше всех Зигмунд Фрейд, для которого Брюкке был величайшим ученым и наставником.

[555x700]
1825
Фридрих Байер (Friedrich Bayer)
германский бизнесмен — основатель всемирно известной химической монополии Западной Германии Bayer AG. Фридрих Байер родился в местечке Бармен-Вихлингхаузен, ставшем сегодня одним из районов немецкого города Вупперталь, в семье рабочего шелковой фабрики. Детство и юность Фридриха пришлись на тот период, когда текстильная промышленность Германии и все связанные с ней индустриальные отрасли переживали необыкновенный подъем. В 14 лет он начал работать учеником коммивояжера в фирме Wesenfeld und Co., занимавшейся продажей искусственных красителей, и довольно быстро добился успехов в освоении самых разных аспектов этого бизнеса, включая теоретические вопросы химической науки, технологии производства синтетических красок и наиболее действенные подходы к их реализации. Когда Фридриху исполнилось 20, он увлекся рецептурами натуральных красящих веществ, производимых из экстракта красильного дерева, а через три года организовал свое первое собственное торговое предприятие, постепенно превратив его в дистрибьюторскую сеть международного масштаба. Высокое качество предлагаемой компанией Байера оригинальной продукции обеспечило ее динамичное продвижение на рынки многих государств. Стремительный прогресс неорганической химии, сопровождавшийся созданием все новых и новых формул промышленно пригодных и эффективных композитных материалов и препаратов, побудил Фридриха к переориентации его коммерческой программы. Теперь в работе активно используется анилин, фуксин, ализарин и другие передовые на тот момент продукты химического синтеза, отличающиеся от своих природных аналогов значительно большей чистотой цвета и яркостью красок. К середине 1850-х годов налаживается тесное сотрудничество Байера с известным химиком-практиком и инженером-технологом Йоханом Фридрихом Вескоттом, вместе с которым он проводит огромное количество экспериментов по разработке, испытаниям и опытному производству максимально совершенных красителей, в основе которых лежали особенно интересные и перспективные научные достижения. Результатом этой работы явилось формирование целого класса разнообразных красящих веществ нового поколения, которые представляли собой прекрасную номенклатурную базу для преобразования исключительно торгового бизнеса Байера в производственно-сбытовой. 1 августа 1863 г. Фридрих Байер и Йохан Фридрих Вескотт, ставшие уже постоянными деловыми партнерами, зарегистрировали в Вуппертале новообразованную компанию Friedr. Bayer et Comp., областью деятельности которой были обозначены выпуск и распространение синтетических красок. Их главными потребителями выступают предприятия текстильной промышленности, что и предопределило повышенный спрос на них не только в Германии, но и в других странах, где эта отрасль была наиболее развита — в Англии, Франции и, конечно же, России. К1876 году фабрика красок «Байер и компания» была открыта даже в Москве. Оба партнера удачно угадали время для своего «красивого» бизнеса: за несколько лет до того была открыта технология производства дешевых синтетических красителей из производных каменноугольных смол, что привело к перевороту в текстильной промышленности. Если в год своего дебюта на германском рынке компания насчитывала в своем составе только три серийных завода, то в начале 1880-х годов их количество перевалило за три сотни. Фридрих Байер умер 6 мая 1880 года.

1825
Ричард Шуриг (Richard Schurig)
немецкий шахматист. Умер 29 августа 1896 года.

[464x700]
1829
Сюсаку Хонъимбо (японское имя - ; имя при рождении — Кувабара Торадзиро, )
выдающийся японский профессиональный игрок в го, по мнению многих — величайший игрок в го середины XIX века. Его называли «непобедимым» после того, как он великолепно провёл 19 замковых игр. Некоторые считали, что он не сильнее своего учителя, Хонъимбо Сювы, по традиции не игравшего замковых игр. Кроме того, из уважения к учителю Сюсаку отказался играть против него белыми (чёрные в го при игре без коми имеют преимущество, поэтому выигрыш чёрными в таких условиях не считается свидетельством превосходства, а, в лучшем случае, может говорить о сравнимой силе противников), поэтому невозможно точно определить разницу в их силе. К примеру, Сюсаку играл сильнее Оты Юдзо, но всё же считал его серьёзным противником, в то время как Сюва обыгрывал Оту легко. Только двух игроков за всю историю го называли «Святыми го» (кисэй), и Сюсаку — один из них, другой же — Хонъимбо Досаку (1645—1702). Также на этот титул претендовал Хонъимбо Дзёва, но не получил его по политическим причинам. Даже сегодня Сюсаку считается одним из лучших игроков в го, когда-либо живших. Торадзиро родился на острове Инносима, недалеко от города Ономити (современная префектура Хиросима), в семье купца Кувабары Вадзо. Властитель тех мест, принадлежавший к самурайскому роду Асано, сыграв с мальчиком партию, стал ему покровительствовать и позволил изучать го под руководством своего личного учителя, монаха Хосина, игрока профессионального уровня. В 1837 году, в возрасте 8 лет, Сюсаку уже приблизился к профессиональному уровню. Он покинул дом и присоединился к школе Хонъимбо (сильнейшая школа го в Японии), официально став учеником Хонъимбо Дзёвы, хотя его обучением в основном занимались старшие ученики. 3 января 1840 года Сюсаку получил первый дан.
[697x700]
«Красноухий ход Сюсаку» (ход чёрных на пункт от центра, отмечен кружком)
В 1840 году Торадзиро покинул Эдо и вернулся на родину, где пробыл больше года. Уровень его игры устойчиво рос, достигнув 4 дана в 1844 году, после чего он вновь вернулся домой на долгое время. В апреле-мае 1846 года, вернувшись в Эдо, он играл против Гэннана Инсэки, одного из сильнейших игроков того времени. В первой партии Торадзиро играл с форой в два камня, но противник решил, что такая фора слишком велика, и предложил прекратить партию. В следующей игре Торадзиро играл чёрными без форы. Эта игра осталась в истории как «красноухая»: Гэннан сыграл новое дзёсэки, Торадзиро, отвечая, ошибся. Он упорно защищался, но в середине игры зрители, за исключением одного врача, считали, что Гэннан победит. Врач впоследствии признавался, что он не силён в игре, но заметил, что после одного из ходов Торадзиро у Гэннана покраснели уши, что выдало его волнение. В итоге Торадзиро выиграл с преимуществом в два очка. Эта партия является одной из наиболее известных го-игр, а «красноухий ход Сюсаку», возможно, — самый знаменитый ход в истории го. Вернувшись в Эдо, Торадзиро не только получил пятый дан, но и был назван официальным наследником Хонъимбо Сювы, то есть впоследствии должен был стать главой рода Хонъимбо. Сначала он отказывался, ссылаясь на обязательства перед родом Асано, но когда этот вопрос был урегулирован, принял предложение. Кувабара Торадзиро принял имя Хонъимбо Сюсаку. Как официальный наследник дома Хонъимбо, Сюсаку занял в обществе более высокое положение. Его уровень также возрос и, наконец, достиг седьмого дана (по одним сведениям — в 1849, по другим — в 1853 году). Он принудил своего друга и соперника Оту Юдзо к форе, его признавали самым сильным игроком из всех, исключая Сюву. В 1853 году Ясуи Санти, Ито Сёва, Сакагути Сэнтоку, Хаттори Сэйтэцу и Ота Юдзо, собравшись во дворце в Эдо, обсуждали силу игры Сюсаку и то, может ли он называться сильнейшим игроком. Ота Юдзо не согласился с этим мнением. Он предложил сыграть серию матчей между ним и Сюсаку. Акаи Горосаку, известный спонсор го тех лет, услышав об этом, выступил спонсором неслыханного соревнования, единственного в своём роде сандзюбанго (серии из 30 партий) между Сюсаку и Отой. Игры начались в 1853 году, когда 46-летний Ота имел 7 дан, а 24-летний Сюсаку — 6 дан. Играли по одной партии в неделю, что чаще, чем в обычном дзюбанго. Сначала положение Юдзо было вполне устойчивым, но с 11-й партии Сюсаку вырвался вперёд.
[700x483]
После 17 игр Ота отставал на 4 игры и был выведен на фору «чёрные-чёрные-белые» (в дальнейшем он должен был из каждых трёх партий две играть чёрными, что является признаком безусловного лидерства противника). 21-я партия была сыграна в июле, а 22-я — лишь в октябре (причина такой задержки неизвестна). 22 партия игралась в доме Оты, в отличие от остальных, проходивших на нейтральной территории. Ота снова проиграл, и место игры изменили на нейтральное. На 23-й партии матч был завершён. Последняя партия длилась почти сутки и закончилась ничьей, что позволило Оте в определённом смысле сохранить лицо (считается неплохим результатом добиться ничьей, играя белыми), и на этом серию было решено прекратить. Дополнительным поводом к прекращению игры стало то, что Сюсаку получил приглашение на замковые игры. В 1862 году, во время эпидемии холеры, охватившей Японию, Сюсаку ухаживал за больными в школе Хонъимбо, в результате сам заразился, заболел и умер 10 августа 1862 года. Имя Сюсаку носит «Сюсаку фусэки» — начало игры, в котором чёрные делают первые два хода в комоку по одной стороне доски. Сюсаку активно применял это фусэки при игре чёрными и разрабатывал его, хотя и не являлся его изобретателем. «Сюсаку фусэки» было одним из популярнейших начал вплоть до 1930-х годов. В аниме-сериале и манге «Hikaru no Go» Сюсаку оказывается одержим духом вымышленного игрока по имени Фудзивара но Сай. Согласно истории сериала и манги, Сюсаку ещё ребёнком встретился с духом Сая, смог оценить его выдающийся талант и позволил Саю играть все игры вместо себя. Литература: John Power, Invincible: The Games of Shusaku, ISBN 4-906574-01-7; Honinbo Shusaku — Complete Game Collection, ISBN 7-80548-915-7.

1839
Генрих Фридрих Людвиг Мейер (Heinrich Friedrich Ludwig Meyer)
немецкий шахматный композитор. Умер 15 января 1928 года.

[518x700]
1840
Джон Стайнер (John Steiner)
Английский органист, музыковед, композитор. Штайнер родился в Лондоне. В детстве он пел в хоре собора Святого Павла (в настоящее время школьный хор собора назван в его честь). В возрасте 16 лет, он был назначен сэром Фредериком Ауслеем на должность органиста в колледже недавно основванного собора в Тенбери. В детстве Стайнер потерял один глаз. В 1860 году он стал органистом в Магдален Колледж, Оксфорд, позже в соборе Святого Павла в 1872 году. Тринадцать лет спустя он был удостоен почетной степени Университета Дарема, и стал профессором музыки в Оксфордском университете в 1889 году. Он провел новаторские исследования старинной музыки. В знак признания его заслуг перед британской музыки он получил рыцарское звание от королевы Виктории в 1888 году. Стайнер умер во время итальянского отпуска, в Вероне от сердечной недостаточности 31 марта 1901 года. Его похороны состоялось 6 апреля в Холиуэлл,Оксфорд, улицы были заполнены народом. Библиография: ДжеремиДибл, Джон Стайнер: жизнь в музыке (Вудбридж, Саффолк: Бойделл Press, 2007); Питер Чарльтон, Джон Стайнер и музыкальной жизни викторианской Англии (Ньютон Эббот, Девон: Дэвид и Чарльз, 1984); Оксфорд Книга гимнов (Oxford University Press, 1928), pp

[583x699]
1841
Элиза Ожешко (Элиза Ожешкова, Элиза Оржешко; польское имя - Eliza Orzeszkowa; урождённая - Эльжбета Павловская, Elbieta Pawowska)
польская писательница, общественная деятельница белорусского происхождения. Родилась в деревне Мильковщина близ Гродно, в семье богатого помещика и адвоката. Образование получила в Варшавском пансионе (1852—1857). В 17 лет была выдана за помещика Кобринского уезда Петра Ожешко и жила в его поместье в Людвиново. Оказывала поддержку участникам восстания 1863 года. За причастность к восстанию муж был в 1865 сослан в Пермскую губернию, а имение было конфисковано. Брак Элизы Ожешко с Петром Ожешко по её инициативе был признан в 1869 недействительным. Обосновавшись в Гродно, Ожешко продала имение в Милковщине (1870) и жила литературными трудами. Э.Ожешко живо интересовалась лекарственными травами, которые употребляли знахари и знахарки. Путешествуя по Гродненщине, она расспрашивала знахарок, собирала народные названия растений. Ею был собран гербарий и около 228 народных названий растений, многие из которых содержали описания внешнего вида, способов применения. Свои наблюдения писательница поместила в произведении под названием «Ludzie i kwiaty nad Niemnem» («Люди и цветы над Неманом»), напечатанном в географо-этнографическом журнале «Wisla». В 1894 повторно вышла замуж за Станислава Нагорского. Занималась благотворительной и патриотической общественной деятельностью. После тяжёлой болезни сердца умерла в Гродно 18 мая 1910 года. Похоронена в Гродно. Элиза Ожешко дебютировала в печати повестью «Картинка из голодных лет» („Obrazek z lat godowych“) в 1866. Пользовалась псевдонимами E. O., Bk (z Wa-Lit-No), Li…ka, Gabriela Litwinka. Ранние романы и повести «Пан Граба» („Pan Graba“, 1869), «Марта» („Marta“, 1873 и другие написаны на темы общественной эмансипации и борьбы женщин за человеческое достоинство. Разложению патриархального помещичьего уклада и возвышению буржуазии посвящены романы «Эли Маковер» („Eli Makower“, 1874—1875), «Семья Брохвичей» („Rodzina Brochwiczуw“, 1876) и другие. Для творчества Ожешко 1860-х — 1870-х гг. характерны тенденциозные жанры «повести с тезисом», «рассказа с тезисом». Широкое признание принесли роман «Меир Эзофович» („Meir Ezofowicz“; другой русский вариант названия «Меер Иозефович»; 1878; переведён на 13 языков), рассказы сборника «Из разных сфер» (т. 1—3, 1879—1882), повести из жизни белорусских крестьян «Низины» („Niziny“, 1883), «Дзюрдзи» („Dziurdziowie“, 1885), «Хам» („Cham“, 1888). Роман «Над Неманом» („Nad Niemnem“, 1887) расценивается вершиной достижений писательницы. В романе изображаются трудолюбивые землепашцы, верные национально-патриотическим традициям эпохи польского восстания 1863 года, и деградирующая шляхта. Из поздних произведений выделяются роман «Аргонавты» („Argonauci“, 1899) и сборник рассказов «Gloria victis» (то есть «Слава побежденным», 1910), посвящённый восстанию 1863 года. Произведения Элизы Ожешко неоднократно переводились на русский язык. Издания на русском языке: Сочинения, 5 томов. Москва, 1953—1954;; Полное собрание сочинений, 8 томов. Киев — Санкт-Петербург — Харьков, 1902—1910; Собрание сочинений, 12 томов. Санкт-Петербург, 1909—1910; Собрание сочинений, под редакцией С.С.Зелинского, 12 томов. Санкт-Петербург, 1905—1908; Полное собрание сочинений, перевод А.Броновицкой, 8 томов, Киев, 1902—1911; Собрание сочинений, 3 тт. Санкт-Петербург, 1889.

[437x700]
1843
Екатерина Григорьевна Бартенева (урождённая - Броневская)
дворянка, дочь офицера, землевладельца в нескольких губерниях; владела имениями в Буйском уезде (Костромская губерния) и в Любимском уезде (Ярославск. губернии). Родилась в Санкт-Петербурге. Училась в Екатерининском институте в Санкт-Петербурге. В 1863 г. вышла замуж за гвардии подпоручика Бартенева. В 1867 г. уехала с мужем в Швейцарию. Жила в Женеве, сблизилась с М.Бакуниным, вступила в члены 1-го Интернационала (под именем "Матвеевой"), стала членом тайного "Интернационального Братства" Бакунина; затем перешла в марксистскую русскую секцию Интернационала. Завела сношения с французскими революционерами; в 1869 г. или в начале 1870 г. ездила в Париж по революционным делам. В 1871 г. жила в Париже и принимала какое-то участие в Парижской Коммуне (характер его не выяснен). Была близко знакома с П.Л.Лавровым. Летом 1871 г. вернулась в Санкт-Петербург и по возвращении подвергнута в июле 1871 г. строгому, но безрезультатному обыску. Начала литературную работу. Поддерживала сношения с революционерами. В конце 1870-х г.г. в ее доме в Санкт-Петербурге бывали многие видные народники и народовольцы (Д.Клеменц, С.Кравчинский, Н.Армфельд, Н.Кибальчич, Н.Морозов, О.Любатович). В июле 1876 г. предоставила крестьянам безвозмездно всю землю в своем костромском имении, но не сделала того же и в ярославском имении, так как не была еще утверждена в правах наследства. Тогда же жила в Буе (Костромская губерния) у Н.Армфельдт, как у своей знакомой. По распоряжению Санкт-Петербургского губернатора, вследствие крайней политической неблагонадежности подчинена строгому негласному надзору с 1 сентября 1876 г. В декабре 1876 г. получила отказ в выдаче ей заграничного паспорта. Усвоила взгляды, близкие к марксистским. Много занималась литературной работой в разных изданиях, писала в заграничные газеты корреспонденции о русских делах в революционном духе. Была близка в 1880-е г.г. к народовольцам, оказывала им различные услуги. В январе 1889 г. ездила в Париж, где работала на всемирной выставке в русском отделе. Участвовала, под именем "Артеневой", на 1-м конгрессе II Интернационала; была одним из секретарей конгресса. Близко познакомилась с некоторыми вождями германской и австрийской социал-демократии. По циркуляру департамента полиции от 20 марта 1889 г. за ее возвращением в Россию было установлено наблюдение. Вернувшись в сентябре 1889 г. в Санкт-Петербург, вела занятия в женском и мужском рабочих кружках социал-демократического характера, хранила кассу центрального комитета Санкт-Петербургских рабочих кружков (1890—1891). Была близка к Брусневской организации. В 1890 г. в бумагах эмигранта Ст.Мендельсона при обыске в Париже были найдены компрометирующие Бартеневу материалы. На этом основании, а также в виду имевшихся раньше о ней неблагоприятных сведений, была обыскана в конце 1890 г. в Санкт-Петербурге; найдены в значительном количестве печатные и гектографические запрещённые издания, а также рукописи и переписка, говорящие о ее революционной деятельности. Привлечена к дознанию при Санкт-Петербургском жандармском управлении, установившему ее связь с эмигрантами, корреспондирование в заграничные издания, участие в конгрессе Интернационала. Найдена "вредной и опасной для общественного порядка". По высочайшему повелению от 4 июня 1891 г. подчинена гласному надзору на 4 года в избранном месте жительства, вне столиц, столичных губерний, университетских городов, Тверской губернии и Нижнего-Новгорода. Жила под гласным надзором в Пскове; поддерживала там отношения с неблагонадежными лицами. В силу манифеста 26 ноября 1894 г. по высочайшему повелению от 24 января 1895 г. освобождена от гласного надзора. В августе 1898 г. возвратилась в Санкт-Петербург, где и жила до смерти. В 1905 г. выступала на митингах в Санкт-Петербурге под именем "Веры Петровны" в качестве меньшевички. Сохранила до последних дней своей жизни интерес к революционной молодежи и к революционному движению. Умерла в Санкт-Петербурге в Елисеевской больнице для бедных женщин от рака 1 сентября 1914 года.