|
В Индии
(читаю дальше)
"...В храме множество послушников как индийской, так и европейской наружности, и все сидят, завернувшись в шали, чтобы защититься от предрассветного холода.
Они медитируют, усевшись в ряд, как цыплята на жердочке, и я тихонько сажусь рядом – новый цыпленок в курятнике, не замеченный никем. Я усаживаюсь, скрестив ноги, опускаю руки на колени и закрываю глаза.
Ом намах шивайя.
Я кланяюсь божественной сущности, заключенной внутри меня.
«Йога» на санскрите означает «единство». Это слово происходит от корня «йюдж» – «сливаться, соединяться», – то есть посвящать себя какой‑либо задаче полностью, соблюдая абсолютную дисциплину. А задача йоги – обрести единство: тела и сознания, личности и божественного, мыслей и источника их возникновения, учителя и ученика, и даже нас и наших менее гибких соседей по залу.
Йога – это и поиски Бога посредством медитации, обета молчания, религиозного служения или мантр, то есть повторения священных слов на санскрите.
Путь йоги состоит в том, чтобы освободиться от внутренних качеств, мешающих человеческому существованию. В сильно упрощенном виде их можно охарактеризовать одной фразой: это саморазрушительная неспособность быть довольным жизнью.
![]()
Гуру – это великий йог, способный передать это состояние другим людям. Слово «гуру» состоит из двух санскритских слогов: первый означает «тьма», второй – «свет». Из тьмы к свету. То, что мастер передает последователю, иногда называют мантравирья – «сила просветленного сознания». Человек приходит к гуру не только затем, чтобы получить урок, как при обычном обучении, но и чтобы проникнуться его состоянием благости.
Вокруг ашрама вертится вся местная экономика, им гордится вся деревня. За его стенами – сплошная пыль и нищета. Но внутри – не видевшие засухи сады, цветочные клумбы, спрятавшиеся в зарослях орхидеи, птичьи трели, манговые и хлебные деревья, кешью, пальмы, магнолии, баньяны.
Дома красивые, но без излишеств. Скромный обеденный зал типа столовой. Обширная библиотека духовной литературы по всем мировым религиям. Храмов несколько, и каждый предназначен для своих целей.
Есть две «пещеры» для медитации – темные, глухие подвальные помещения с удобными подушками; они открыты день и ночь и могут быть использованы только для практики медитации. В крытом павильоне без стен по утрам занимаются йогой, а вокруг есть небольшой парк с овальной дорожкой, где можно бегать по утрам. Сплю я в общежитии – это бетонное здание.
В ашраме есть храм, открытый для всех. В течение дня сюда приходят индийцы, чтобы воздать почести статуе Сиддха‑йоги (мастеру, достигшему совершенства). В двадцатых годах он основал йогическую школу и до сих пор почитается в Индии как великий святой. Но остальная территория ашрама предназначена исключительно для учеников. Это не отель и не туристическое место. Ашрам больше похож на университет: чтобы попасть сюда, надо подать заявку, а чтобы тебя приняли, необходимо доказать, что уже давно практикуешь эту ветвь йоги. Срок проживания – минимум месяц.
Мне особенно полюбился индийский мальчик, работавший у нас. Меня притягивала его, извините за выражение, аура. Во‑первых, это был невероятно тощий пацан (хотя этим здесь никого не удивишь; если и бывают на свете люди худосочнее индийских мальчиков‑подростков, я не хочу их видеть). Он одевался так, как в нашей школе одевались мальчики‑технари по особым случаям: темные брюки, отглаженная белая рубашка, застегнутая на все пуговицы. Она была ему великовата, и тощая шейка‑палочка торчала из горловины, как одинокая маргаритка из гигантского горшка. Его волосы были всегда аккуратно зачесаны и смочены водой. Сорокасантиметровую талию почти вдвое опоясывал отцовский ремень. Он носил одну и ту же одежду каждый день. Я поняла, что это его единственное одеяние. Наверное, он каждый вечер стирал рубашку вручную, а утром гладил.
...Индианки разодеты как на свадьбу. Темные волосы умащены и заплетены в косы. На индианках лучшие шелковые сари и золотые браслеты,
и у каждой – разноцветный камушек ‑бинди меж бровей, похожий на туманный отблеск звездного света...
Хам‑са.
На санскрите это означает «Я – То».
Йоги считают Хам‑са самой естественной мантрой, данной нам Богом еще до рождения. Это звук нашего собственного дыхания: «Хам» произносится на вдохе, «са» – на выдохе. (Кстати, «Хам» говорится мягко, открыто – хаааауум, а не как если бы вы в сердцах припоминали бывшего парня, например. А «СА» рифмуется с «а‑а‑а‑а…») Всю нашу жизнь, с каждым вдохом и выдохом, мы повторяем эту мантру. Я – То. Я – божественная сущность, я с Богом, я – божественное проявление, я не существую по отдельности, я не одинока, я не ограниченная эгом иллюзия.
Проснувшись (или вернувшись?), чувствую, как по телу волнами поднимается восхитительное мягкое голубое тепло. Страшновато, но и удивительно. Не зная, что делать, я просто обращаюсь к этой силе про себя, говорю, что верю в нее, – и в ответ она увеличивается, распространяется. Становится пугающе мощной, захлестывает все чувства. Она идет из основания позвоночника. Шея как будто хочет вытянуться и повернуться, а я не препятствую и оказываюсь в очень странной позе – с прямым позвоночником, как всякий нормальный йог, но левое ухо при этом прижато к левому плечу. Не знаю, зачем моей голове и шее проделывать такие манипуляции, но спорить с ними не собираюсь – уж очень настойчиво просят.
Пульсирующая голубая энергия отдается в каждом закутке моего тела, в ушах барабанит, и этот звук становится таким мощным, что я чувствую – больше не выдержу. Он так пугает меня, что я говорю: «Я еще не готова!» – и резко открываю глаза. Все исчезает.
Знала я одну старушку, ей было почти сто лет, и она мне сказала: «За всю свою историю люди пытались найти ответ всего на два вопроса: „Ты меня любишь?“ и „Кто главный?“». Все остальное нам по силам. Но эти две проблемы – любовь и контроль – никого не оставляют равнодушными; о них мы спотыкаемся и провоцируем войны, горе, страдания.
Женщины заняты дорожными работами: таскают булыжники под палящим солнцем, машут отбойными молотками, босиком, неуместно красивые в изумрудных и рубиновых сари, ожерельях и браслетах. Они одаривают нас ослепительными улыбками, совершенно непостижимыми, на мой взгляд, – как можно быть счастливым, выполняя столь тяжелую работу в столь жутких условиях?
|
