Давным-давно хотел опубликовать звукозапись своего голоса. Для потомков. Вот, сподобился. Зачитал концовку "Колыбели для кошек". Качество звука - дерьмо. Но общее представление составить можно.

Текстовка:

Я обругал Боконона черномазым жуликом и снова переменил тему.

Я заговорил о выдающихся, героических поступках отдельных людей. Особенно я хвалил Джулиана Касла и его сына за то, как они пошли навстречу смерти. Еще бушевали смерчи, а они уже ушли пешком в джунгли, в Обитель Милосердия и Надежды, чтобы проявить милосердие и подать надежду, насколько это было возможно.

И я видел не меньше величия в смерти бедной Анджелы. Она нашла свой кларнет среди развалин Боливара и тут же стала на нем играть, пренебрегая тем, что на мундштук могли попасть крупинки _льда-девять_.

- Играйте, тихие флейты!- глухо пробормотал я.
- Ну что ж, может быть, вы тоже найдете хороший способ
умереть,- сказал Ньют.

Так мог говорить только боконист.

Я выболтал ему свою мечту - взобраться на вершину горы
Маккэйб с каким-нибудь великолепным символом в руках и водрузить его там. На миг я даже бросил руль и развел руками-никакого символа у меня не было.

- А какой, к черту, символ можно найти, Ньют? Какой, к черту,
символ?

Я снова взялся за руль:

- Вот он, конец света, и вот он я, один из последних людей на свете, а вот она, самая высокая гора в этом краю. И я понял, к чему вел меня мой _карасс_. Он день и ночь - может, полмиллиона лет подряд - работал на то, чтобы загнать меня на эту гору.

Я покрутил головой, чуть не плача:
- Но что, скажите, бога ради, что я должен там водрузить?

Я поглядел вокруг из машины невидящими глазами, настолько
невидящими, что, лишь проехав больше мили, я понял, что взглянул прямо в глаза старому негру, живому старику, сидящему у обочины.

И тут я затормозил. И остановился. И закрыл глаза рукой.

- Что с вами? - спросил Ньют.
- Я видел Боконона.