Они всегда просят «не делать такое лицо». Им постоянно что-то не нравится в моем отношении к жизни. Их решительно не устраивает то, как я привык смотреть на окружающий мир. «Ты делаешь это специально, чтобы порисоваться», - говорят они. - Это ведь все не по-настоящему, зачем ты строишь из себя то, чем не являешься?».

Им совершенно наплевать на «почему». Их всегда интересует «как». Люди.

«В тебе слишком много наносного», - упорно посылают они свои мысленные эманации. «Ты – это не ты». Я – это не я. «Будь проще, зачем ты всегда все усложняешь?» Я – становлюсь базисом Раффыча. «Просто не думай, не заморачивайся». Последние перекати-поле мыслей распадаются в прах под жарким светилом безумного солнцестояния.

Что я могу сказать? Вы ебнулись, уважаемые. Вы меня настоящего видели? Э, нет, _это_ тоже не считается. Если уж по большому счету, то все, что было в моей жизни вместе взятое – тоже не считается. У меня же крыша потеряна где-то в анналах тьмы. И основная часть времени бодрствования – постоянная борьба с возможностью оказаться где-нибудь в тихом месте, где мне будут вволю колоть драгсы до полной потери ориентации в пространстве-времени. Чтоб я овощем стал, чтоб не пугал добропорядочных граждан своими дикими выходками. А что во сне? Во сне я говорю по-английски, скриплю зубами и иногда прошу, чтоб все закончилось.

А так – все отлично. Я еще и других поучаю. Вот прямо так, беру и говорю, мол, все твои проблемы – от этого. Посмотри, видишь, как оно влияет на твои поступки и мысли? Избавься немедленно. Думай рационально. Побольше здорового эгоизма.

А у самого в голове такие мысли, что хватило бы на несколько авторских фильмов про быт стихийных эмпатов с искореженным концлагерями сознанием. Постарайся понять, говорю, что сейчас тебе надо отвлечься от привычного стиля отношений с молодыми людьми. Пробовать надо, выбирать. А перед мысленным взглядом – старая армянка, которая лежит мертвая на фоне грандиозной бойни, устроенной турками. А рядом с ее головой – россыпь бриллиантов, которые выпали изо рта. Самое ценное, значит, спасти пыталась. Люди не имеют значения, они дохнут с набитым брюликами ртом. Курт, ты решаешь.

Ну и чего, мне - настоящим быть? В то время как я понимаю, что 99 процентов моих мыслей никому неинтересны, а то и просто до ужаса непонятны. Я же общаться люблю. Потому всегда найду с тобой общий язык. Участливо спрошу о том, что тебя волнует. Зацепившись за слово, на котором ты сделал ударение, задам уточняющие вопросы. Дам выговориться. Воплощенный интерес высотой 192 сантиметра. Я даже могу по-настоящему сопереживать. И ты не обидишься, если я назову твою девушку сукой. Потому что видишь – в сердцах. Чувствуешь, что твои нервы – продолжение моих. Да, она сука. Люди очень любят следить за собственной тенью. Она вроде как – твое продолжение, но другая. Я никогда не говорю людям, что они сами – лишь продолжение чего-то еще. Не любят они этого.

Забавно размышлять над тем, как мы все кривляемся. Вон, деньги да одежду собирают для детей-сирот. Или там инвестиции в разработку нового прототипа для протезов. Или смс посылают в поддержку детей Беслана. А в соседней квартире живет Марья Захаровна. Она работает посудомойкой в близлежащей школе. Ее муж умер девять лет назад от рака кишечника. От единственного сына из армии четыре года тому вместо письма пришла похоронка. И все, что ей нужно было бы – приветливое и участливое «здравствуйте», когда ты спускаешься вместе с ней в лифте. Но ты пялишься на слово «хуй», нарисованное на щитке с кнопками этажей каким-то юным авангардистом-самоучкой и ничего не хочешь знать. Потому что ей не помогут деньги, ей не нужна одежда или стандартное поздравление от мерии города с восьмым м марта. Ей хочется хоть крупицу участия. А у тебя его нет, мать твою. Она просто тень. А что касается теней, тебя интересует только одна – своя собственная.

Настоящий перфекционизм – это не когда ты постоянно недоволен достигнутым. Это когда тебя тошнит от себя самого.

А теперь испейте и вы из моего кубка эгоцентричности, и забудем о всем вышенаписанном.