И это такая вечность — куда Богам
до нас, полоумных, глотающих ночь вдвоём.
И листья летят, задевая за облака,
и звёзды опять облетают...
А мы живём...
Полина Орынянская родилась и живёт в подмосковной Балашихе. В 1992 году закончила журфак МГУ.
Журналист, редактор. Работает в издательском доме «Бауэр Медиа», главный редактор журналов исторической и научно-популярной серии «Ступени», «Секреты и архивы», «Все загадки мира», «Архивы ХХ века». Автор поэтических сборников «Тают в интернете строки...» (2015), «Придумай мне имя» (2016), «Цвет люпина» (2017). Неоднократный лауреат Международного литературного конкурса Открытый Чемпионат Балтии по русской поэзии и бронзовый призёр Кубка мира по русской поэзии – 2016, 2017. Лауреат первой премии «Поэт года» за 2015 год в номинации «Дебют» и Второй премии «Народный поэт» за 2016 год. Победитель Международного Грушинского Интернет-конкурса 2017 года в номинации «Поэзия».
_____________________________________________
Отсыпано по пригоршне, по чуть
и снега мне, и лепестков цветочных.
Я ничего на свете не хочу –
всё есть и так. Я к жизни этой прочно
пришита стебельками первых трав
и нитями осенней паутины.
Меня целуют тёплые ветра
и любит замечательный мужчина.
И, поднимая голову чуть свет,
я вижу свет и слышу птичьи крики.
И знаю: ничего вкуснее нет
июньской переспелой земляники,
и маминых оладушков с чайком,
и дедова дурного самогона.
И потому мне просто и легко,
оранжево, просторно и влюблённо.
...
Возьми меня за тонкое запястье,
спусти бретельку с моего плеча
и в белую полосочку целуй
своими переспелыми губами.
Вот так...
Вот здесь...
Что было между нами,
ещё чуть-чуть и выгорит в золу.
Но этот день – прозрачен и медов.
Сегодня мы обманываем осень.
Всё остальное – птиц многоголосень
и слов...
...
Всё, что слова, можно и промолчать.
Простоволоса, боса, я смотрю в окно.
Слышу твоё дыхание у плеча.
Слышу, как время сыплет своё пшено.
Между рассветом и ночью темнеет сад.
Эхо во тьме пугливо, как птичий вскрик.
Всё, что прожито, – оранжевый листопад,
пух тополиный, серебряный лунный блик.
Память – смешная девочка-тишина:
только и помнит, как вишня весной цветёт...
Кожа твоя прохладна и солона.
Всё, что беспамятство, – сладкое забытьё.
Не говори. Мне хочется быть немой.
Стон набухает, словно бутон цветка.
Всё, что любовь... Между тобой и мной
только полоска света от ночника.
...
Сон наполняется голосами,
и акварелен звук.
Проснусь – а кожа хранит касания
мягких прохладных рук.
Минутная стрелка на новом круге
всё так же неспешна, но –
не горько, не больно: привычка к разлуке
в крови у меня давно.
Мотаются дни на клубок ожиданий,
то пасмурны, то ясны.
И стало казаться – идёт седина мне...
А если иссякнут сны,
я в птичьем крике услышу имя,
прошепчет его трава...
Мои мертвецы остаются живыми,
пока я сама жива.
...
пока я вижу мир чудным и чудным,
принюхиваюсь к снегу, как щенок
в свой первый зимний день. Пока не трудно,
ни дней, ни слов не запасая впрок,
сказать «люблю», когда люблю и впрямь –
тебя и осень, долгую дорогу,
где что случись – и дело сразу дрянь,
такая нелюдская глухомань,
ей-богу.
Люблю поля в заржавленной траве,
заснеженных борозд глухие шрамы
и кое-как залатанные храмы
на бедность, на безлюдье да навек.
Люблю садов обветренную голь,
где на буграх там-сям чернеют срубы –
так старики, поджав сухие губы,
привычно и покорно терпят боль...
Пока меня хранит, как оберег,
моя печаль о зыбком и непрочном,
но рано утром в стрёкоте сорочьем
опять ложится самый первый снег,