Это цитата сообщения Дальшеэха Оригинальное сообщение

За синие своды

За синие своды,

За вешние воды

Зовут меня детские сказки природы,

На белую гору, к метельному бору,

Отвесить поклон старику Зимогору.

И северный дед, убелённый снегами,

Кудлатый, как бор, залопочет губами,

Читая берложьи священные Веды,

Усевшись на пень для высокой беседы.

Сосновые своды, глухие проходы…

Я слушаю тайную флейту природы,

Иду через дрёмы, очнуться не смея,

К прогалинам детства, в страну Берендея,

На красные горы, в певучие боры,

Где тучи с громами ведут разговоры,

Где сосны и ели вздыхают о Леле

И ждут заревой ворожейной свирели.

И старый медведь, умудрённый годами,

Там ходит с клюкой, оснащённой суками,

Храня заповедники Звука и Слова

От страшного зверя и глаза лихого.

Проносятся тучи, проносятся годы,

Меняются земли, меняются воды.

А я эти тропы, и вздохи, и стуки

Держу на примете, беру на поруки,

А я эти песни, рожки и свирели

Хотел бы оставить в родной колыбели,

Где красные горы, где шумные боры,

Где я на дулейке искал переборы

И слушал земли заповедные Веды,

Садясь на пенёк для высокой беседы…

1957

 

***

Горячая полночь! Зацветшая рожь!

Купальской росой окропите мой нож!

Я филином ухну, стрижом прокричу,

О камень громовый тот нож наточу.

Семь раз перепрыгну чрез жаркий костёр —

И к древнему дубу приду на сугор.

Приду, поклонюсь и скажу: "Исполать!"

И крепче в ладони сожму рукоять,

И снова поклон перед ним положу —

И с маху весь ножик в него засажу.

И будет он там — глубоко, глубоко,

И брызнет оттуда, как гром, молоко.

Животное млеко, наполнив кувшин,

Польётся на злаки окрестных долин,

Покатится в Волге, Десне и на Сож…

И вызреет в мире громовая рожь.

Поднимутся финн, костромич и помор

И к нашему дубу придут на сугор.

А я из кувшина, средь злаков густых,

Гремящею пеной плесну и на них.

Умножатся роды, прибавится сил,

Засветятся камни у древних могил.

А я возле дуба, чтоб зря не скучать,

Зачну перепёлкам на дудке играть.

1971

 

***

 

А ты проснись на рубеже какой-то смутной веры

А ты стряхни с себя всю пыль, осевшую вчера.

Пускай на полке у тебя Вольтеры и Гомеры,

А ты впервые видишь дым пастушьего костра.

А ты впервые услыхал: звенят под влагой косы,

А ты впервые уловил: остёр на вкус щавель.

Земля извечно молода и зори вечно босы,

И вечно пляшут мотыльки под детскую свирель.

Пускай тут были до тебя касоги и шумеры.

Пускай ложатся пред тобой смирившиеся львы.

А ты проснись на рубеже какой-то смутной веры,

А ты услышь подземный рост кореньев и травы.

У смеркшего дня, у стихающих кринов —

Загадочный запах осенних овинов —

У смеркшего дня.

И в древнем чаду залегли огороды,

И стелется дым из-под каждой колоды —

У смеркшего дня.

Скорее за пазуху — соль да ковригу

Да прямо к старухе — в знакомую ригу,

У смеркшего дня!

И всё там космато, в той жаркой берлоге,

А старая ведьма сидит на пороге —

У смеркшего дня.

И всё там над печкой в старинном порядке:

Заглохли в дыму прокопченные грядки, —

У смеркшего дня.

А сверху, как пращуров тайная свита,

Уселось верхом головастое жито, —

У смеркшего дня.

Скорей же пристройся на дымном пороге!..

Да что же там шепчут овинные боги —

У смеркшего дня?!

Какие там скачут в углах пересветы?

Какие тут сны проводами пропеты —

У смеркшего дня?

Давай же раскроем Глубинные Книги

На чёрном пороге дымящейся риги,

У дедовских рек!

Покуда у сердца хватает старанья,

Покуда хотим заповедного знанья,

А ты — человек!..

У смеркшего дня, у знакомых овинов

Заливисты нынче гудки лимузинов —

У смеркшего дня…

И только в душе глуховато немножко,

И где-то пропала знакомая стёжка —

У смеркшего дня!

1969

 

***

ВОРОЖУ СВОЮ ЖИЗНЬ…

Ворожу свою жизнь — ухожу к тем начальным пределам,

Где я рос — прорастал, распускался цветком-чистотелом.

Заклинаю строку, а вдуше уголёк раздуваю,

И на струны свои эти пальцы свои возлагаю:

Старина ль ты моя! Прилетевшие первые утки!

Сторона ль ты моя! Луговые снега-первопутки!

Ворожба ль ты моя! Этих строк переборные струны!

Городьба ль ты моя! Из души исходящие руны!

Уплываю туда, ухожу к тем далеким началам,

Где так всё хорошо и с таким всё бывает навалом!

Где любые сороки поют, как заморские пташки,

Где любая труха превращается в запах ромашки.

Заклинаю строку. И в душе уголёк раздуваю.

И на струны свои эти пальцы свои возлагаю:

Старина ль ты моя! Прилетевшие первые утки!

Сторона ль ты моя! Луговые снега первопутки!

(1982)

 

МЕЛОДИЯ ВЫСОТНЫХ ПУСТЫНЬ

Над сушей и морем,

По звездам и зорям…

Шелли

 

Как детская песня, как дым над трубой,

Как дым над трубой.

Душа улетает в покой голубой

В покой голубой, —

К далекому свету, к тому ли лучу

И песня уходит, и сам я лечу,

За ними лечу.

Сверкают антенны, плывут облака,

Плывут облака.

Земля под ногами — так далека!

И так далека!

Душа улетает в мерцающий свет —

И нету своих, и чужих уже нет:

Мерцающий свет!

За тучкою тучка — дорогой своей,

Дорогой своей,

Как белое стадо гусей-лебедей,

Гусей-лебедей,

За остовом белым другой островок…

И сам я мерцаю, как белый дымок,

Как белый дымок.

А в наших долинах курчавится хмель,

Курчавится хмель.

И я проходил там — веселый, как Лель,

Горячий, как Лель.

Зачем же теперь я в пустыне такой

И сам проплываю, как тень, над собой,

Как тень над собой?

Родимой поле! Далекая мать!

Забытая мать!

Заблудшего сына верните опять,

Пригрейте опять!

И травами ночи, и птицами дня

Из мертвого плена спасите меня,

Раскуйте меня!..

За тучкою тучка — дорогой своей,

Дорогой своей.

А что мне сиянье бесплотных лучей,

Бесплотных путей?

Пусть ветер ударит, и гром запоет —

И дух мой на землю дождем упадет,

Дождем упадет!

 

***

Свет ты мой робкий, таинственный свет!

Нет тебе слов и названия нет.

 

Звуки пропали. И стихли кусты.

Солнце в дыму у закатной черты.

 

Парус в реке не шелохнется вдруг.

Прямо в пространстве повис виадук.

 

Равны права у небес и земли,

Город, как воздух, бесплотен вдали...

 

Свет ты мой тихий, застенчивый свет!

Облачных стай пропадающий след.

 

Вечер не вечер, ни тьмы, ни огня.

Молча стою у закатного дня.

 

В робком дыму, изогнувшись как лук,

Прямо в пространстве повис виадук.

 

Равны права у небес и земли.

Жёлтые блики на сердце легли.

 

Сколько над нами провеяло лет?

Полдень давно проводами пропет.

 

Сколько над нами провеяло сил?

Дым реактивный, как провод, застыл.

 

Только порою, стеклом промелькав,

Там вон беззвучно промчится состав.

 

Молча стою у закатного дня...

Свет ты мой тихий! Ты слышишь меня?

 

Свет ты мой робкий! Таинственный свет!

Нет тебе слов и названия нет.

 

Звуки пропали. И стихли кусты.

Солнце в дыму у закатной черты.

 

1969

 

***

Где-то есть космодромы,

Где-то есть космодромы.

И над миром проходят всесветные громы.

И, внезапно издав ураганные гамы,

Улетают с земли эти странные храмы,

Эти грозные стрелы из дыма и звука,

Что спускаются кем-то с какого-то лука,

И вонзаются прямо в колпак мирозданья,

И рождаются в сердце иные сказанья.

А всё это Земля, мол, великая Гея

Посылает на небо огонь Прометея,

Ибо жизнь там темней забайкальского леса:

Даже в грамоте школьной никто ни бельмеса.

 

А в печах в это время у нас в деревнюшке

Завывают, как ведьмы, чугунные вьюшки,

И в ночи, преисполненной странного света,

Загорается печь, как живое магнето.

И гашу я невольно огонь папироски,

И какие-то в сердце ловлю отголоски,

И скорее иду за прогон, к раздорожью,

Где какие-то спектры играют над рожью,

А вокруг силовые грохочут органы...

И стою за бугром, у знакомой поляны,

А в душе, уловляющей что-то и где-то,

Голубым огоньком зацветает магнето...

 

И, внезапно издав ураганные гаммы,

Вдруг шибается небо в оконные рамы,

И летят кувырком с косяками и цвелью

Эти все пошехонские наши изделья.

А вокруг, испуская всё то же свеченье,

Как штыки, стояком замирают растенья.

И дрожат, как в ознобе, подъёмные краны,

А в полях силовые грохочут органы.

И старушки в очках, те, что учат по книжкам,

Говорят из-за парты вскочившим детишкам:

А всё это Земля, мол, великая Гея

Посылает на небо огонь Прометея -

Эти грозные стрелы из грома и света...

Успокойтесь, родные.

И помните это.

 

1966

 

***

Как людей убивают?

Как людей убивают?

Никогда я не видел, как людей убивают.

Не крутился я в бандах, и на войны не брали,

И в застенки меня палачи не бросали,

И пред смертью не звал я молодого Орлёнка,

И на землю гляжу я глазами ребёнка.

Только травы мне шепчут да колосья кивают,

Точно сами собой все друзья умирают.

 

А ведь где-то, когда-то, и с кем-то, и кто-то

За меня выполняет эту злую заботу,

И с железною властью бойца и солдата

Сам он грудь открывает под прицел автомата

Или душит кого-то в промозглом кювете...

Это всё ведь бывает у нас на планете...

 

А в полях мне всё слышится звон жаворонка,

И гляжу я на землю глазами ребёнка...

О, страна моих предков! Земля дорогая!

Это что же? За что же мне милость такая?

И в каком же стоять пред тобой мне ответе -

На такой вот сырой и жестокой планете?

Только травы мне шепчут да колосья кивают,

Точно сами собой все друзья умирают.

И хожу я под говор ленивого шмеля,

И пою свои песни вот на этой свирели.

И цветы отвечают кивками участья...

Это что же -

И есть настоящее счастье?

 

1965

 

***

А это всегда я имею в виду,

Когда через луг по ромашкам иду:

 

Что эти ромашки и эта земля

Живут, свою плоть меж собою деля, -

 

Друг друга питают, и соль свою пьют,

И в песенке пчёл через год запоют.

 

И в эту работу цветов и земли

И прежние пчёлы и травы пошли,

 

Пошли снеготалы - и снова пойдут,

И предки мои - обязательно тут;

 

И сам я и ты через годы, потом,

В живые круги мирозданья войдём.

 

И дальний потомок - забавный Адам -

Вот так же рукою притронется к нам.

 

А мы с тобой будем - земля и трава.

И скажет потомок такие ж слова:

 

Что вот, мол, какие ромашки цветут,

И предки мои - обязательно тут...

 

А мы закиваем, задрав стебельки,

Что гибели нету, а смерть - пустяки.

 

1962

 

 

Николай Тряпкин