Есть в музыке такая неземная...
Есть в музыке такая неземная, как бы не здесь рождённая печаль,
которую ни скрипка, ни рояль до основанья вычерпать не могут.
И арфы сладкозвучная струна или органа трепетные трубы
для той печали слишком, что ли, грубы
для той безмерной скорби неземной.
Но вот они сошлись, соединясь в могучее сообщество оркестра,
и палочка всесильного маэстро, как перст судьбы, указывает ввысь.
Туда, туда, где звездные миры, и нету им числа и нет предела.
О, этот дирижёр — он знает дело.
Он их в такие выси вознесёт!
Туда, туда, всё выше, все быстрей, где звездная неистовствует фуга…
Метёт метель. Неистовствует вьюга. Они уже дрожат. Как их трясёт!
Как в шторм девятибальная волна, в беспамятстве их кружит и мотает,
и капельки всего лишь не хватает,
чтоб сердце, наконец, разорвалось.
Но что-то остается там на дне, и плещется в таинственном сосуде,
остаток, тот осадок самой сути, её безмерной скорби неземной.
И вот тогда, с подоблачных высот, той капельки владетель и хранитель,
нисходит инопланетянин Моцарт и нам бокал с улыбкой подаёт:
и можно до последнего глотка испить её, всю горечь той печали,
чтоб чуя уже холод за плечами,
вдруг удивиться — как она сладка!