Проект закона «о забвении» не одобрили как правовое управление Думы, так и правительство
Тем не менее за него проголосовали 435 депутатов Думы и один воздержался. «Против» — ноль. Ну и правовое управление убедили отрицательный отзыв заменить положительным. Изумительное единодушие вотирования означает, что этот откровенно дурной закон чем-то сильно нравится нашему парламенту. Чем — депутаты не говорят, а тривиальную догадку (тем нравится, что позволяет коррупционерам задёшево прятать концы в воду), ясное дело, отвергают.
Когда этот закон вступит в силу, граждане России получат право требовать от интернет-поисковиков («Яндекса», «Гугла» и так далее) удалять из поисковой выдачи ссылки на сообщения о них в интернете, если они недостоверны или «стали неактуальны для пользователя». Имеются, правда, некоторые изъятия из этого права: нельзя потребовать скрыть информацию о своей неснятой или непогашенной судимости или убрать из поисковой выдачи информацию, содержащую признаки уголовно наказуемых деяний. Поисковик за десять рабочих дней должен рассмотреть заявку гражданина. Если поисковик откажет заявителю, тот сможет обратиться в суд. Суд, если сочтёт отказ несправедливым, оштрафует поисковик на сто тысяч рублей; если поисковик и тогда не удалит «неактуальную» информацию, его оштрафуют на три миллиона. В прессе этот акт прозвали законом о забвении, поскольку в исходной редакции законопроект позволял назвать «неактуальной», то есть подлежащей удалению, любую историю (фотографию, видеоролик), которым исполнилось три года. Ко второму чтению такое условие из текста пропало, и теперь ничто не помешает заявителю объявить «неактуальным для себя», скажем, позавчерашний снимок его дворца в водоохранной зоне — и будьте любезны, удаляйте живенько ссылки на эту ненужную информацию. Так что теперь этот акт уместнее бы называть «законом о частной цензуре».
Работать новая цензура будет как часы. Судите сами: новый закон взваливает на поисковики обязанность разбираться в заявлениях граждан и оперативно решать, впрямь ли такая-то и такая-то информация о них недостоверна или, чёрт её возьми, «неактуальна» (знать бы ещё, что это значит). То есть частным фирмам придётся исполнять функции правоохранительных органов и судов — за свой счёт, понятно. Они быстро смекнут, что отказывать заявителю — себе дороже. Заявитель пойдёт в суд, да ведь (совершенный уже бред!) не как обычно, по месту нахождения ответчика, а у себя дома, и поисковик из сугубо идеалистических соображений — вроде приверженности к немодным нынче конституционным свободам — должен будет тратиться ещё и на посылку адвокатов во все концы России. Как тут поверить, что попытки противостоять этой новой цензуре хотя бы начнутся? Хочешь стереть из поисковиков упоминания о своём дворце? Не вопрос, дорогой, сотрём — отстань только. Забавно авторы закона оправдываются: мы-де предлагаем стирать только ссылки на информацию, а не саму информацию — где же тут обеление коррупционеров? Ну да: вы предлагаете сделать информацию о том самом дворце доступной только профессионалам. Начальство и само в сейфе папочку держит, где про дворец всё сказано, а широкой публике нечего зря языками трепать.
А ведь закон о праве человека удалять какую-то информацию о себе из Сети и вправду нужен. Например, некто в детстве стал жертвой насилия и его имя просочилось в медиа — должен быть механизм заглаживания такого промаха. Но речь тут идёт (должна идти) скорее о чётких точечных вмешательствах, чем о бульдозере вроде обсуждаемого закона. Почему не стали думать о точном механизме, а поспешили выкатить бульдозер? Один из авторов проекта говорит: ждать некогда, детей травят в интернете, доводят до самоубийства! Да, бывает. Но травят-то в социальных сетях — как этому помешают обременения поисковиков? Другой автор проекта говорит: а мне потом дети скажут, найдя в сети мою старую фотографию: а, мамочка, ты, оказывается, курила!..
Авторы закона говорят, что он соответствует европейской практике. Это сильное преувеличение. Да, в ЕС с прошлого года потоком пошли случаи, когда люди, ссылаясь на прецедент в деле Гонсалеса против «Гугла», требуют (и в сорока процентах случаев получают) подобного изъятия ссылок. Но закона там ещё нет, и о том, каким его сделать, идут бурные дискуссии, в которых упомянутый прецедент подвергается жесточайшей критике. Главные точки тамошних споров состоят в том, как при рассмотрении подобных дел обеспечивать правильный баланс интересов заявителя и интересов общественных; как, не лишая заявителя права на защиту, гарантировать неприкосновенность фундаментальных прав — свободы слова и права граждан искать, получать и передавать информацию. Уже поэтому можно ручаться, что будущий закон там не допустит, чтобы право сопоставлять публичный и частный интерес и охранять свободу средств массовой информации получил не беспристрастный суд, а никому не ведомые служащие, нанятые компанией-поисковиком.
Так что закон Дума приняла плохой. Можно утешаться тем, что особого вреда от него не случится. «Яндексу», конечно, придётся нелегко — ну так сейчас всем нелегко; со временем, хочется верить, и он как-нибудь приспособится. Что же до облегчаемого новым законом давления на ранимую психику коррупционеров, так будем честны: это давление и до сих пор было никак не чрезмерным; предстоящая в этом смысле перемена едва ли будет радикальной. Но это утешение слабое. Жесточайшее единогласие при вотировании такого закона означает, что депутаты искренне не видят второй — а на иной вкус, так и первой — стороны затронутой проблемы. Свобода мысли и слова, «право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию» суть не только примелькавшиеся цитаты из Конституции; они и вправду великое благо. Да, они подлежат ограничению, но очень аккуратному и по очень серьёзным причинам. Наезжать же на них то ли ради фотографии мамы с сигаретой, то ли из-за воображаемой обиды NN на статью о его погашенной судимости; наспех запрещать невнятно обрисованные типы информации с использованием непрозрачных механизмов — и ни единого голоса «против»! Как хотите, это нехорошо.