В горных деревнях китайской провинции Юньнань живёт народ, у которого нет слова «отец». Точнее, слово есть, но используют его крайне редко. Потому что отцы детям там особо не нужны.

Мосо — около сорока тысяч человек, затерянных между Тибетом и центральным Китаем. Их называют последним матриархальным обществом на планете. И это не преувеличение.


Здесь женщины владеют всем имуществом, принимают все решения и управляют хозяйством. Мужчины живут в домах своих матерей всю жизнь. А дети знают только маму, бабушку, дядю — но почти никогда не знают, кто их биологический отец.

Потому что в обществе Мосо нет браков. Вообще. Женщина может встречаться с кем угодно, когда угодно и сколько угодно. Мужчина приходит к ней ночью, а утром уходит обратно к себе домой. Никаких обязательств, никаких совместных хозяйств, никаких скандалов из-за измен.

Звучит как утопия из феминистского манифеста, правда? Но это реальность, которая существует уже больше тысячи лет.

Мосо живут у озера Лугу, на высоте почти три тысячи метров над уровнем моря. Горы, туманы, чистейшая вода. Пейзажи как с открытки. Деревни из деревянных домов с резными балконами и покатыми крышами. Тишина, которую нарушает только лай собак и блеяние коз.


Климат здесь суровый. Зимой температура опускается ниже нуля, летом не поднимается выше двадцати пяти градусов. Земли мало, каждый клочок на счету. Выращивают ячмень, картофель, овощи. Разводят яков, свиней, кур.

Живут большими семьями — иногда по двадцать-тридцать человек под одной крышей. Но семья здесь устроена иначе, чем в остальном мире. Это не муж, жена и дети. Это бабушка, её дочери, их дети, братья бабушки, племянники. Все связаны по материнской линии. Мужчины остаются в доме своей матери навсегда.

Главная в семье — старшая женщина. Она называется дабу. Дабу распоряжается всем имуществом, принимает решения о покупках и продажах, улаживает конфликты, планирует работы. Её слово — закон. Даже взрослые сыновья и дочери подчиняются ей беспрекословно.

После смерти дабу её место занимает старшая дочь. Если дочерей нет — старшая племянница. Мужчина никогда не может стать главой семьи. Максимум — он может быть правой рукой дабу, помощником, советником. Но решающий голос всегда остаётся за женщиной.

Женщины Мосо работают наравне с мужчинами, а иногда и больше. Они обрабатывают поля, собирают урожай, носят тяжести, рубят дрова. Мужчины тоже трудятся — пасут скот, ловят рыбу, строят дома, ремонтируют лодки. Но стратегические решения принимают женщины.

Имущество наследуется только по женской линии. Дом переходит от матери к дочери. Земля — тоже. Скот, деньги, украшения — всё остаётся внутри женской родословной. Мужчина не может ничего передать своим биологическим детям, потому что они принадлежат к семье их матери, а не к его.


Зато он вкладывается в детей своей сестры. Они живут с ним под одной крышей, он видит их каждый день, помогает их воспитывать. Именно дядя по материнской линии становится главной мужской фигурой в жизни ребёнка. Не отец, которого может вообще не быть в жизни ребёнка, а брат матери.

У Мосо есть традиция, которая называется цзоухунь. Дословно — «ходячий брак». Хотя браком это назвать сложно. Скорее система ночных визитов. Когда девушка достигает совершеннолетия — обычно это тринадцать-четырнадцать лет, хотя сейчас чаще ждут до восемнадцати — ей выделяют отдельную комнату в доме. С отдельным входом.

С этого момента она может принимать гостей. Если парень ей нравится, она оставляет дверь приоткрытой или даёт ему знак. Он приходит после заката, проводит с ней ночь, а с рассветом уходит обратно к себе домой. Никаких церемоний, никаких официальных отношений, никаких совместных хозяйств.

Женщина может встречаться одновременно с несколькими мужчинами. Или с одним долгие годы. Или постоянно менять партнёров. Это её выбор, и никто не имеет права её осуждать. Мужчина тоже может ходить к разным женщинам. Главное правило — всё должно быть по обоюдному согласию.

Если женщина больше не хочет видеть мужчину — она просто закрывает дверь на засов. Это сигнал: больше не приходи. Никаких объяснений, никаких скандалов, никаких разводов через суд. Всё предельно просто. Мужчина понимает намёк и переключается на кого-то другого.

Если женщина беременеет, ребёнок автоматически становится частью её семьи. Биологический отец может участвовать в воспитании, а может не участвовать. Это не обязательно. Ребёнок получит всё необходимое от материнской семьи — еду, кров, заботу, образование.

Часто дети вообще не знают, кто их отец. Им это не особо интересно. В их жизни есть дядя — брат матери, который живёт с ними в одном доме, помогает, играет, учит. Зачем им ещё кто-то?


Мосо утверждают, что в их обществе почти нет ревности. Потому что нет понятия собственности в отношениях. Мужчина не принадлежит женщине, женщина не принадлежит мужчине. Они встречаются, потому что им этого хочется. Когда желание пропадает — они расходятся без драм.

Нет совместного имущества — нет споров о разделе. Нет официального брака — нет мучительных разводов. Нет претензий на верность — нет измен. Логика железная, если подумать.

Конечно, чувства всё равно возникают. Некоторые пары встречаются десятилетиями, искренне любят друг друга, хранят верность. Но это их личный выбор, а не социальное требование. Никто не заставляет быть моногамным. И никто не осуждает за полигамию.

Старики Мосо рассказывают, что раньше их народ был воинственным. Мужчины постоянно уходили в горы — то на охоту, то в набеги, то на защиту территории. Многие не возвращались. Женщины оставались одни и вынуждены были брать на себя всё хозяйство.


Постепенно сложилась система, где женщины управляют домом и землёй, а мужчины приходят и уходят. Это оказалось удобно. Семья не распадалась, если мужчина погибал или уходил. Дети не оставались без крова, потому что у них всегда была материнская семья.

Со временем это превратилось в устойчивую традицию. Даже когда набеги прекратились и жизнь стала мирной, Мосо не стали менять систему. Она работала, зачем её ломать?

Китайские власти неоднократно пытались заставить Мосо отказаться от цзоухунь и перейти на обычные браки. Особенно активно это происходило во времена культурной революции. Приезжали чиновники, читали лекции о правильной семье, заставляли регистрировать отношения.

Мосо улыбались, кивали, обещали исправиться. А потом продолжали жить по-своему. Традиции оказались сильнее идеологии.

Сейчас отношение властей смягчилось. Мосо даже превратили в туристическую достопримечательность. Про них снимают документальные фильмы, пишут статьи, проводят исследования. К озеру Лугу приезжают тысячи туристов — посмотреть на последний матриархат, сфотографировать женщин в традиционных костюмах, послушать рассказы о ходячих браках.

Это приносит деньги. Мосо открывают гостевые дома, продают сувениры, катают туристов на лодках по озеру. Молодёжь начинает говорить по-китайски, пользуется смартфонами, смотрит сериалы.

И традиции начинают размываться. Часть молодых людей уезжает в города, находит там работу, создаёт обычные семьи с браками и совместными квартирами. Возвращаются в деревню редко, только на праздники.<


Некоторые девушки Мосо теперь хотят выйти замуж официально. Им кажется, что так романтичнее, надёжнее, правильнее. Они видят китайские свадьбы в соцсетях — белое платье, букет, торт, — и мечтают о таком же.

Старшее поколение качает головой. Говорит, что молодые не понимают, как им повезло. Что брак — это клетка, а они отказываются от свободы ради красивой картинки.

Но остановить прогресс невозможно. Мир меняется, и Мосо меняются вместе с ним.

Интересно, что некоторые западные феминистки идеализируют общество Мосо. Видят в нём образец гендерного равенства и женской власти. Приезжают изучать, как всё устроено, мечтают перенести эту модель в свои страны.

Но исследователи, прожившие среди Мосо годами, говорят: всё не так просто. Да, у женщин больше власти. Но и ответственности больше. Они пашут наравне с мужчинами, плюс ведут хозяйство, плюс воспитывают детей. Мужчины живут легче — поработал, пришёл к женщине, ушёл. Никаких обязательств.


К тому же матриархат Мосо работает в условиях маленьких изолированных деревень, где все друг друга знают. В большом городе такая система рассыплется за месяц.

Тем не менее, Мосо доказывают важную вещь. То, что нам кажется естественным и единственно возможным — брак, совместное хозяйство, дети, живущие с обоими родителями, — на самом деле всего лишь одна из моделей. Не единственная и не обязательная.

Можно жить иначе. И это не приведёт к краху общества. Дети вырастут нормальными, хозяйство будет вестись, жизнь продолжится.

Возможно, система Мосо не идеальна. Но она заставляет задуматься: а наша система разве идеальна? Разводы, алименты, битвы за детей, имущественные споры — всего этого у Мосо нет. Может, они и правда что-то поняли?