Федор Степанович Рокотов- один из величайших русских художников-портретистов второй половины XVIII века.
Федор Рокотов родился в тридцатых годах XVIII века в селе Воронцово, которое сейчас входит в территорию Москвы, в семье крепостных. Начальное художественное образование получил под руководством Л.-Ж. Ле-Лоррена и П. де Ротари, его талант был замечен, и в 1760 по распоряжению И. И. Шувалова он был взят в Академию художеств в Петербурге.
Портрет А. Ю. Квашниной-Самариной. Первая половина 1770-х. Фрагмент
В каждом национальном искусстве есть свой загадочный художник. Для России это будет, скорее всего, Федор Степанович Рокотов. Его карьера хотя и вершилась на глазах петербургского, а затем и московского бомонда, но о жизни живописца мало что известно. Даже год рождения под вопросом: то ли 1734-й, то ли 1735-й, то ли 1736-й. Не очень ясно и происхождение: вроде бы из бывших крепостных, а может, из мелкопоместных дворян. Среди его учителей упоминают почти всех работавших в России иностранцев — от Луи Жозефа Лелоррена и Луи Жана Франсуа Лагрене до Пьетро Антонио Ротари и Луи Токке. Любимец основателя университета и Академии художеств, августейшего фаворита Ивана Шувалова, выдвинутый в качестве примерного портретиста Михаилом Ломоносовым и самой Екатериной II (той очень понравился ее профильный, как бы комплиментарный портрет).
Парадный портрет императрицы Екатерины Алексеевны был написан им на основе портрета шведского художника Александра Рослина. По оригиналу Рокотов воссоздал образ императрицы в молодом возрасте: гладкое белое лицо, отсутствие морщин, глубокое декольте, прикрываемое в зрелом возрасте. У Рокотова Екатерина II - владычица империи и женщина в расцвете лет. Властно сжимая в руке скипетр, она повелительным жестом указывает в сторону императорских регалий и бюста Петра I с начертанным над ним девизом «Начатое совершает». Работа исполнена в серебристой гамме, градации цвета подчеркивают белизну и свежесть лица, выделяющегося на темном фоне. Портьеры торжественно-красного цвета указывают на особый статус модели.
Академик с 29 лет, Федор Рокотов был практически забыт сразу после смерти в 1808. На весь XIX век. Его заново открыли мирискусники. В частности, Сергей Дягилев, устроивший в Таврическом дворце в 1905 ретроспективу русского портрета. В советское время Рокотова выставляли и «при Грабаре» в 1923-м, и в 1960–1961 (в Третьяковской галерее и Русском музее). Нынешняя выставка вдвое меньше и более камерна, чем прежние (около 40 работ из ГРМ и Эрмитажа, тверского музея, ГИМа и, конечно, ГТГ), что, как кажется, вполне соответствует самому характеру искусства Рокотова, которое не столько для дворцов, сколько для особняков и для усадебных интерьеров (этой теме посвящен специальный раздел). [показать]
Портрет Василия Ивановича Майкова (1765), поэта-гедониста и либертина, воспроизведение которого только благодаря невежеству советских цензоров оказывалось в переиздававшихся учебниках «Родная речь».
Портрет Александры Струйской (1772) — «русской Моны Лизы», увиденной в русском же сфумато (в «рокотовской дымке», созданной тончайшими лессировками)
Александра Петровна Струйская (1754–1840), вторая супруга Н.Е.Струйского, известного тем, что в своем имении Рузаевка Пензенской области завел типографию, ставшую известной благодаря изяществу изданий. Внук Струйской А.И.Полежаев был поэтом. Портрет А.П.Струйской отмечен особой утонченностью и трепетной одухотворенностью. Художнику не важно конкретное состояние модели, он стремится передать богатство и красоту ее духовного мира. Лицо героини окутывает легкий слой воздуха, скрадывающий контуры. Поэтичность образа, лиризм изображения возникают во многом благодаря неясным, тающим золотисто-пепельным тонам. Цвет то сгущается в тенях, становясь насыщенным, темным, то высветляется до воздушно-серебристого состояния. Так возникает эффект мерцания, ощущение особой призрачной атмосферы.
О Струйской восторженно писал поэт И. М. Долгоруков: "…Мало женщин знаю таких, о коих обязан я… говорить с таким чувством усердия и признательности, как о ней". Спустя два столетия после ее смерти, Николай Заболоцкий, вглядываясь в портрет работы знаменитого Рокотова, писал:
Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.
Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?
Ее глаза – как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза – как два обмана,
Покрытых мглою неудач.
Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.
Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.
Портрет ее сумасбродного супруга, поэта-дилетанта и помещика Николая Струйского, который считал батоги эффективным инструментом для внушения крестьянам идей Просвещения.
Николай Еремеевич Струйский (1749–1796) – одна из самых причудливых и странных личностей XVIII столетия. Первую половину своей жизни он служил в Преображенском полку. На портрете Рокотова Струйский изображен в мундире офицера гвардейской пехоты. Выйдя в отставку в чине прапорщика, он удалился в свое богатое имение Рузаевка в Пензенской губернии, где завел образцовую типографию. Книги, которые выходили из этой типографии, отличались особой изысканностью и изяществом оформления, причем печатались там в основном сочинения самого Струйского. Большинство этих произведений были посвящены Екатерине II. Николай Еремеевич был восторженным почитателем Рокотова, многие портреты которого были написаны непосредственно в Рузаевке.
Друг Струйского, князь И. М. Долгорукий писал о нем: "Исступления подобного, когда о стихах говорили, я не видывал. Все обращение его, впрочем, было дико, одевание странно… До стихотворного пристрастия был наклонен к юридическим упражнениям, делал сам людям своим допросы, судил их, говорил за них и против". Струйский так описывал свою возлюбленную в стихотворении, посвященных ей:
Когда б здесь кто очей твоих прелестных стоил,
Давно б внутрь сердца он тебе сей храм построил,
И в жертву б он себя к тебе и сердце б нес.
Достойна ты себя, Сапфира!.. и небес.
Почтить твои красы, как смертный, я немею,
Теряюсь я в тебе?.. тобой я пламенею.
«Элегия к Сапфире»
Непременные участники рокотовской галереи — поэт Александр Сумароков, а также, вероятно, его вдумчивые читатели — чета дворян Суровцевых.
Загадками остаются Портрет неизвестного в треуголке, Портрет неизвестной в розовом и многие другие персоны из московской дворянской саги. [показать] Портрет неизвестного в треуголке- 1770
Женская фигура в портрете кажется почти бесплотной. Неярким светом освещено лицо и фигура с одной стороны. Контуры другой почти растворены в сумрачной глубине фона. Изысканная цветовая гамма построена на бесчисленном разнообразии оттенков розового цвета с причудливой игрой полутонов. Сложная, богато разработанная тональная живопись звучит в унисон внутренним, душевным движениям изображенной. Тончайшие градации цвета воспринимаются как намек на потаенную, сокрытую от чужих глаз, богатую духовную жизнь героини.
Портрет неизвестной в розовом платье. 1770-е К нынешней экспозиции обширная рокотовская галерея неизвестных поредела. Например, куратором выставки НатальейПресновой идентифицирована Неизвестная в белом платье с фисташковой лентой. 1780-е. Ею оказалась Елена Ивановна Козицкая, супруга статс-секретаря Екатерины II. [706x865]
«Портрет неизвестной в белом платье». Вторая половина 1780-х
Портрет богатейшей дамы империи, чья внучка стала женой декабриста Сергея Трубецкого, долгое время находился в коллекции известного искусствоведа Александра Габричевского. А прежде в особняке Козицких так и названном по имени главного владельца Козицком переулке.
«Портрет В. Н. Суровцевой». Вторая половина 1780-х Одна из последних работ Рокотова - «Портрет Н.П. Голицыной». Время написания его в точности неизвестно. «Портрет Н.П. Голицыной» находился в усадьбе Ольгово под Москвой, и долгое время исследователи не знали о его существовании. Но когда портрет был найден, пришлось срочно обратиться к реставраторам. И реставраторы спасли его - очистили и укрепили живопись. Наталья Петровна Голицына послужила Пушкину прототипом для образа той самой роковой старухи в «Пиковой даме», у которой Герман пытался выведать секрет трех карт. С портрета Рокотова на нас смотрит угрюмое, но умное лицо старухи.
В последние годы жизни Рокотов не работал . Он почти ослеп и одиноко доживал свой век в собственном доме на Воронцовской улице в Москве. Самыми близкими его родственниками и наследниками явились племянники. К сожалению, о последнем десятилетии его жизни ничего неизвестно.