История первая
В Могилевской области, близ Глуска, накануне Великой Отечественной было четыре деревни Мартиновичей: Ключ, Барбарово, Малиново и Бояново.
Мартинович - моя девичья фамилия, для тех, кто не знает еще. Там какой-то авантюрный сюжет, с проигранными в карты русским помещиком польскому уральскими крестьянами, я так и не доспрашивалась толком, не у кого было, а теперь и вовсе концов не сыщешь...
После войны деревень осталось две : Малиново и Бояново повторили судьбу Хатыни. И печных труб на высеке не доискались, не то что родственников - однофамильцев.
Бабушка Саша, папина мама, говорила об этом дважды, неохотно, опуская глаза в пол, словно сглатывая что-то, что нельзя высказать. Дед и вовсе молчал. Проговорился в прошлом году дядя Володя, папин брат, в ответ на мой уточняющий вопрос: "Немцы?" " Да не немцы, - раздраженно так говорит. - Бандеровцы. " И тот же бабушкин виноватый взгляд в пол.
И тут меня пришибло: то есть это они недоговаривали, потому что чужую вину на себя взяли, братский Каинов грех своей просоленной заплатанной полой прикрыли. И сколько себя помню, за всю историю семьи - ни одного дурного слова о соседях по земному шарику...
История вторая
Дед в первые же дни войны попал в окружение, как раз под Киевом где-то. Бабушка после рассказывала, как гнали их колонной через деревню украинскую. Как играл на дороге в песочке украинский малыш. Как один из их конвоиров-эсэсовцев взял его под мышки, поднял, посадил на заборный столбик. Отошел на несколько шагов. Вскинул винтовку. Прицелился. И выстрелил.
Дед из плена бежал, два месяца лесами - полями - болотами побирался в родные места, в надежде найти своих. Совсем недалеко от родной деревни был ранен полицаем, из местных, отлеживался в погребе у добрых людей, потом ушел в партизаны. С войны вернулся в июле сорок пятого, - не то, чтобы до Берлина, но где-то близко.
Из бывших полицаев был и сосед, живший с нами на отцовской вотчине через забор: отсидел свой срок и вернулся. Любить они с дедом друг друга не любили, но здоровались и воду брали из общего колодца.
История третья
Индивидуальные занятия по актерскому мастерству у режиссеров художественного кино. Я на птичьих правах в качестве вольного слушателя.
Один из студентов, умненький и успешный, читает Н. М. набросок сюжета: изнасилованная гитлеровцем молодая женщина, своими руками убивает только что родившегося ребенка.
Юный автор горд своим патриотичным мужеством, я расстроена: на днях перечитывала " Зло" Куприна - и недоумевала: почему у такого тонкого русского писателя - такой грубый, бесчеловечный финал? Жду, что скажет Маэстро.
Маэстро долго жил и много видел. Он долго рассказывает въюноше, как молодые женщины с судьбой его героини, но решившиеся не убить, а любить: родить, - ехали со своими младенчиками в лагеря и на поселения, на верную гибель. "Может быть, где-то здесь твой сюжет?" - предлагает осторожно...
А после спрашивает: "Видел аккуратнное немецкое кладбище под Вязынкой? Белорусские бабы досмотрели. Те самые, у которых сыны и мужья с войны не вернулись. С младенцами и покойниками не воюют, понимаешь?"
5.05.12