* * *
Задыхаясь, бежали к опушке,
Кто–то крикнул: устал, не могу!
Опоздали мы, – раненый Пушкин
Неподвижно лежал на снегу.
Слишком поздно опять прибежали, –
Никакого прощенья нам нет,
Опоздали, опять опоздали
У Дантеса отнять пистолет.
Снова так же стояла карета,
Снова был ни к чему наш рассказ,
И с кровавого снега поэта
Поднимал побледневший Данзас,
А потом эти сутки мученья,
На рассвете несдержанный стон,
Ужасающий крик обреченья –
И жены летаргический сон.
Отлетела душа, улетела, –
Разрешился последний вопрос.
Выносили друзья его тело
На родной петербургский мороз,
И при выносе мы на колени
Опускались в ближайший сугроб;
И Тургенев, один лишь Тургенев,
Проводил самый близкий нам гроб.
И не десять, не двадцать, не тридцать, –
Может быть, уже тысячу раз
Снился мне и ещё будет сниться
Этот чей–то неточный рассказ.
Арсений Несмелов.