[500x445]
27 января 1944 года - День полного освобождения Ленинграда (ныне Санкт-Петербурга) от фашистской блокады, продолжавшейся 872 дня и унесшей жизни более 1,5 миллионов ленинградцев и защитников города. В честь одержанной победы в городе-герое, в 20 часов был произведён салют первой категории - 24 артиллерийских залпа из 324 орудий.
Теперь этот день отмечают, как один из Дней воинской славы России.
***
СНЯТИЕ БЛОКАДЫ ЛЕНИНГРАДА - 27 января 1944 года.
Гремел салют из воинских орудий,
Гремело бесконечное «ура».
Я просто напишу вам без прелюдий,
Сегодня снятие «блокадного кольца»!
Сегодня праздник измождённых,
И выживших в блокаде горожан.
Вопрос один, из нерешённых,
Как им помочь, в живых остаться там.
Их руки тянутся к матросам и солдатам,
С мольбой в глазах, с надеждой жить.
Вытряхивали всё, делились без остатка,
И не было вопросов «быть или не быть»?
Их поднимали, помогали встать с коленей,
Вели в обнимку к кухне полевой.
Но было накормить сродни измене,
Распухший, истощённый труп живой.
Они все понимали - жить остались:
Через потери, голод, холода.
Три страшных года позади остались,
Бойцы же полегли в могилы навсегда.
Мы помним ежегодный этот праздник,
Он жизни многим сохранил тогда.
Большая просьба всем, рождённых после,
Запомните об этом навсегда! Альбина Голованчикова
************************************************
ЦВЕТОК ЖИЗНИ.
По Дороге Жизни – сглаженной, спрямлённой,
Залитой асфальтом - мчит машин поток.
Слева, на кургане, к солнцу устремлённый,
Их встречает белый каменный Цветок.
Памятью нетленной о блокадных детях,
На земле священной он навек взращён,
И к сердцам горячим всех детей на свете,
Он призывом к Дружбе, к Миру обращён.
Тормозни, водитель! Задержитесь, люди!
Подойдите ближе, головы склоня.
Вспомните о тех, кто взрослыми не будет,
Тех, кто детским сердцем город заслонял.
У Дороги Жизни шепчутся берёзы,
Седины лохматит дерзкий ветерок.
Не стыдитесь, люди, и не прячьте слёзы,
Плачет вместе с вами каменный Цветок.
Сколько их погибло – юных ленинградцев?
Сколько не услышит грома мирных гроз?
Мы сжимаем зубы, чтоб не разрыдаться.
Чтобы всех оплакать, нам не хватит слёз.
Их похоронили в братские могилы.
Был обряд блокадный, как война жесток.
И цветов тогда мы им не приносили.
Пусть теперь в их память здесь цветёт Цветок.
Он пророс сквозь камни, что сильней столетий,
Поднял выше леса белый лепесток.
Всей земле Российской, всей земной планете,
Виден этот белый каменный Цветок. А.Молчанов
********************************************
У всех есть в жизни острые моменты..
Я помню, хоть уж сколько лет прошло,
В столовой первокурсники – студенты,
В друг друга хлеб швыряли со столов.
Улыбчиво куски с тарелок брали,
О всякой человечности забыв,
И радовались, если попадали,
Сокурсникам в компоты и супы.
А на упрёки усмехались криво...
Была видна их дикость налицо.
И шум, покрыв я, помню, что-то крикнул,
Бросающему, первому в лицо.
Откуда это? Что ж ещё им надо?
Иль это от того, что каждый сыт?
Неужто позабыли о блокаде,
Где жизнь и хлеб ложились на весы?
И сердце что-то сжало, стало душно,
Как будто сам стоял перед судом.
Неужто не дойдёт до них? Неужто,
Об этом не подумают потом?
Неужто не возникнет мысли зрелой,
У них, людей, совсем иных судеб,
Но те, кто пережили тридцать третий,
Конечно, знают, ЧТО ТАКОЕ ХЛЕБ.
*
Когда была нарушена блокада,
Под куполом весенней синевы,
Мальчонку, лет пяти, из Ленинграда,
Пехота подобрала у Невы.
Опухшего от голода и руки,
Казались от того ещё длинней.
Стоял он переживший смерть и муки,
Девятисот шестидесяти дней.
Протягивали шпроты и галеты,
Настои валерьяны и хвои.
А он шептал им: «Хлеба! Дайте хлеба!»
Ломая пальцы детские свои.
...Он ел, уткнув лицо в пахучий мякиш,
А по щеке слеза стелила след...
Не знаю где теперь он, этот мальчик,
Но он сказал бы, ЧТО ТАКОЕ ХЛЕБ. Юрий Терещенко
**********************************************
«Мама, посмотри какое солнце!
Видишь, оно падает в Неву.
Если мне спасать его придётся,
Я тебя на помощь позову!
Правда, что оно сейчас похоже,
На большой, румяный, вкусный блин?
И на леденец немного тоже,
Жалко только, что всего один.
Вот бы шоколадную конфету,
И хрустящей булки с молоком,
Чтоб быстрее наступило лето,
И, чтоб наш не разбомбили дом…»
Голос рвался раненною птицей,
Бился в крест бумажный на окне,
И смотрели с фотографий лица,
Молодых, подаренных войне.
Под худым, протёртым одеялом,
Посильней зажмуривши глаза,
Девочка в отчаянье шептала,
Бушевала за окном гроза.
И над непокорною рекою,
Обнимая вензеля оград,
Плакала рубиновой тоскою,
Глядя на суровый Ленинград.
Сквозь печалью залитые стёкла,
Разрывая цепь голодных дней,
Первый луч – беспомощный и блеклый,
Проскользнул из призрачных теней.
Выступили обречённой горкой,
У буржуйки старенькой тома,
И казалось, что под шёпот горький,
Уползала навсегда зима.
Сколько же забрать она успела,
Бросить в топку алчную - в войну!
Девочка, слабеющая, села,
Протянула руку в тишину.
Только сердце, как набат взрывало,
Сердце, не изведавшее грёз.
Девочка беззвучно закричала,
А потом заплакала без слёз.
И писала, плохо понимая,
Тонкою, дрожащею рукой:
«Мамы нет… тринадцатое мая…»
И помедлив: «Год сорок второй…»
Беззащитные страницы раня,
Вывела на красной полосе:
«Из живых осталась одна Таня…»
И ещё… «Что умерли-то все…»
Май другой, Победой трудной пьяный,
Встретил долгожданную весну.
И народ, немыслимо упрямый,
Выиграл великую войну!
И опять весна! И скольких в мире,
Танями девчонок назовут!
Только вот, в большой своей квартире,
Савичевы больше не живут. Ирина Коротеева

Таня Савичева, родилась 23 января 1930 года в селе Дворищи, но, как её братья и сёстры, выросла в Ленинграде. Была пятым и самым младшим ребёнком в семье. В блокадном Ленинграде Таня начала вести дневник в записной книжке, оставшейся от её старшей сестры Нины. В дневнике Таней было сделано всего девять последовательных записей о смерти близких ей людей. Последней из родственников умерла мама – в 7.30 утра,13 мая 1942 года.
После этого Таню забрали в детский дом и переправили с эшелоном на Большую землю. В 1944 году по состоянию здоровья Таня была направлена в Понетаевский дом инвалидов, где и умерла через два месяца от туберкулёза.
Дневник Тани Савичевой фигурировал на Нюрнбергском процессе, как один из обвинительных документов против нацистских преступников.
https://stihi.ru/2012/04/04/2962
**********************************
ЛЕНИНГРАДСКИЙ ЯНВАРЬ.
До утра не заснуть, завывает метель-непогода,
Стала белою ночь, утонув в серебристой пыли.
Мне б вернуться туда, в зиму сорок четвёртого года,
В тот далёкий январь, где мы заново жизнь обрели.
В тот победный январь, где смешались и слёзы, и счастье,
Залпы мирных орудий взметнулись в небесной тиши.
Мы кричали: "Ура!", и душа разрывалась на части,
Вспоминая о том, что недавно пришлось пережить.
Позади - метроном, километры блокадного ада,
Сотни тысяч умерших, и каждый, как будто родной.
А над нами - салют, словно радость и скорбь Ленинграда,
Победившего смерть... но какою жестокой ценой...
Пролетели года. Жизнь идёт - за страницей страница.
Стали дети и внуки взрослее, чем прежние мы.
Но опять "январит" нашей памяти белая птица,
Возвращая под сень Ленинградской победной зимы...
Скоро грянет весна, вытесняя морозное скерцо,
Соловьиная трель разомлеет от радужных грёз,
Но опять и опять будет биться в груди, словно сердце,
Тот далёкий январь, преисполненный счастья и слёз.
Мы к нему приросли, прикипели до боли, до дрожи,
Каждой клеткой своей, ощущая незримую нить,
И никто на Земле не сумеет прочувствовать то же,
То, что нам довелось в те святые январские дни.
Дорогие мои, наша жизнь далека от идиллий.
Сохрани вас господь, коли выпадет "быть иль не быть".
Вам сейчас не понять, как мы выжили и победили,
Но прошу об одном: не посмейте об этом забыть! Наталья Смирнова

1.
[600x450]