
То было царство влюбленных цветов — красных, розовых, белых улыбок. Живые цветы раскрывались в своей наготе, будто расстегнутые корсажи, показывающие роскошную грудь.
Тут были желтые розы, похожие на золотистую кожу берберийских дев, розы соломенного и розы лимонного света, розы цвета солнца — все оттенки человеческих тел, расцветших под палящими небесами.
Затем шли более нежные тона: чайные розы самых очаровательных оттенков выставляли скрытые красы, недоказуемые уголки тела, нежно шелковые, с просинью прожилок. Затем распускалась улыбчивая, смеющаяся жизнь розовых красок: первым шел розовый цвет блестяще-белого оттенка, чуть тронутый камедью, цвет белоснежной девичьей ножки, пробующей воду родника; затем бледно-розовый цвет, более скромный, чем теплая белизна просвечивающего сквозь чулок колена, более стыдливый, чем отблеск юной ручки в широком рукаве; яркий розовый цвет, напоминающий цвет крови под атласом кожи, цвет голых плеч, обнаженных бедер, всей наготы женщины под лаской лучей; затем еще тот живой розовый оттенок бутонов девической груди, бутонов полуоткрытых губ, от которых исходит аромат теплого дыхания.
Дальше начинались вьющиеся розы, большие розовые деревья, усеянные множеством белых цветов. Они покрывали все остальные розы, все эти воздушные тела, кружевом своих гроздьев, легкой кисеею своих лепестков.
Розы винного оттенка, почти черные, точно запекшаяся кровь, то и дело как будто пронзали эту непорочную чистоту жгучей раною страсти.
То были брачные ночи этого благовонного леса, соединявшего в себе девственность мая с плодородием июля и августа. Тут был и первый робкий поцелуй, сорванный, как цветок, в утро свадьбы. И даже в траве росли махровые розы, ждавшие часа любви в своих наглухо застегнутых платьях из густой зелени. Вдоль тропинки, пронизанной солнечными лучами, цветы словно бродили, склонив головки и зазывая пролетающие ветерки. Под раскинутым шатром прогалины как будто блестели улыбки роз.
И не было ни одного цветка, который походил бы на другой. Каждая роза любила на свой лад. Одни едва соглашались приоткрыть свой бутон, — эти были очень робки и краснели; другие, распустив корсет, задыхаясь от страсти, совсем раскрывшись, казались смятыми, обезумевшими до потери сознания.
Были тут и маленькие, веселые, проворные, тянувшиеся вереницей розочки вроде бантиков на чепце; другие — громадные, лоснившиеся здоровьем, как разжиревшие султанши из гарема.
Были тут и розы бесстыдные, словно кокотки, выставлявшие напоказ свои прелести, с лепестками, точно осыпанными рисовой пудрой; были, наоборот, и честные, с допускаемым в буржуазной среде декольте — и только; были и розы-аристократки — элегантные, гибкие, предельно оригинальные, мастерицы на тонкую небрежность в туалете.
Розы, распустившиеся, как чаши, подносили свой аромат, точно в драгоценном хрустале; розы, опрокинутые, как урны, точили благовоние капля за каплей: круглые розы, похожие на кочаны капусты, издавали нежный запах, как ровное дыхание во сне. Розы в бутонах сжимали свои лепестки и только испускали смутные вздохи девственниц.
(из "Проступок аббата Муре" Эмиля Золя)

Как нежным словом, звуком - менестрели...
Я в восхищении смотрю на чудеса
И упиваюсь соловьиной трелью,
Чьи звуки достигают небеса.
А их подхватывает ветер томный,
Разносит над задумчивым ковром
Ромашек, чьих таинственная скромность,
Для роз была изысканным венком.
Валентина Дамбран

И эта нежность может вызвать слёзы,
Изысканность порою вводит в транс,
Когда цветут благоухая розы,
В Душе о них слогается романс.
Среди цветов нам эталоном служат,
Но дни погожие для них так коротки,
И вот снежинки в воздухе закружат,
Целуя нежно розы лепестки.
И в том любовь и ярок чувства всполох,
И сердце с песней бьётся в унисон,
И опустившись замер звёздный полог,
Звенит струна, гитары слышен стон.
Анна Кускова

С надрывом, с упоением звучащим,
Напоминают о цветении былом,
О летних днях, но все же, как-то чаще,
Трудней расстаться с солнечным теплом.
Ну а пока, свои головки к свету...
К распахнутым от радости глазам
Прильнул веселый, славный лучик лета -
Не время проливаться их слезам.
Пока - своим нарядом щеголяя,
Раздаривая щедрости поклон,
Они цветут, лишь звездам уступая
Корону королевы - клонит в сон.
А утром нежным, с раннею зарею,
Блистая свежестью нетронутой росы,
С жеманностью кокетки над толпою
Вновь распускаются здесь яркие цветы.
Валентина Дамбран

Источают розы, в дивном цвете,
Аромат божественный в саду,
А заря лениво, на рассвете,
Их уста лобзает на виду.
Чудный запах в зарослях кочуя,
Над красой пленительно кружит.
Стайка пчёл нектар желанный чуя,
Над цветами радостно жужжит.
Николай Казаков

Как же приятен розы мне цветочек,
Ему сродни восточная заря,
Любовь к нему вставляю между строчек,
Лишь об одном Всевышнего моля -
Чтоб руки жадные букета не нарвали,
Не ублажали прихоти свои,
Чтоб лепестки от зноя не увяли,
И брошенными небыли в пыли.
И аромат изысканный вдыхая,
Красу не устаём мы созерцать -
Она трепещущая, нежная, живая,
Её призванье - души восхищать!
Анна Кускова





































Isidore Rosenstock (1880-1956) Французский живописец и акварелист. Родился в Страсбурге. С 1907 экспонировал произведения на выставках О-ва французских художников, Международного о-ва акварелистов, Салона Независимых. Получил известность как мастер цветочных акварелей. Автор серии картин с изображением садов Версаля. Писал натюрморты и пейзажи. Работы хранятся в муниципальных музеях Парижа и Сент-Этьена.
