Сказка про Арлекина и Коломбину.
Стоянка труппы представляла собой жалкое зрелище. Тощий - хоть ребра считай - старый мерин грустно жевал подвявшую травку, поводя боками и вздрагивая от ветра. Повозка накренилась на один бок - колесо с неделю, как надо было менять. А заплат-то, заплат сколько в пологе - на всю нищую братию хватит! Под лысеющим дубом тлел костерок, шипя на редкие дождевые капли. Понурившись - иначе не скажешь - сидели вокруг актеры. Hевезучая Берта - кто глянет на личико, когда одна нога короче другой, бывший Ромео, жестоко избитый обманутым мужем и потерявший амплуа вместе с половиной
зубов - инвалиды, которым и податься-то некуда. Прочие разбежались, как тараканы - одна неудача, вторая, третья - значит виноват Арлекин. Потух (или протух) - ни игры ни везенья. Еще лет пять назад кто бы слово сказал поперек, в рот смотрели, негодяи, угольки к трубке подносили. А тут как легла хвороба на тоску осеннюю… Может, конечно, где зря и прикрикнул - но с кем не бывает… Может Джульетту зря отпустил из труппы - так поди удержи молодую да раннюю! Любовь, понимаете ли, господа актеры… Дал бог счастье девчонке, да видать от нашего лоскутка и отрезал. Пьеро учиться подался, в университет - ждали его там, как же. Панталоне в столице осел, важный теперь небось, толстый - в городских воротах застрянет… А у нас не сегодня - завтра детей кормить нечем будет…
- Ты бы пил меньше, глядишь и на еду бы хватало - вставил уныло Ромео.
- Меньше, больше какая к чертям разница! Пропала труппа, как есть издохла. Что мы втроем осилим? Завтра до города доберемся, а играть все одно нечего. Хоть с протянутой рукой иди - подайте актерам погорелого театра! Выпьешь - забудешь, а протрезвеешь - и не жил бы вовсе. - Арлекин запрокинув голову вытянул последний глоток из фляжки, отшвырнул пустую посудину в ближнюю лужу. Потянулся было набить трубку, потряс кисет, сплюнул со злобой и остался сидеть у костра, скорчившись в три погибели,
пялясь тупо в увядающее пламя.
Из-под серого полога на него с тоской в глазах смотрела женщина. Худощавая, волосы прибраны под платок - как подобает мужней жене. Господи-божечки мои, на кого он похож! Сутулится, крючится, на губах - ни улыбки, в глазах - ни звездочки. А пятнадцать лет назад любая женщина отдала бы полжизни за один его взгляд! Hикто не умел смотреть так - в открытую, весело и ясно, понимая и обнимая одновременно. Совсем молодым он повел за собою актеров, и ведь пошли, как родные - лучшего Арлекина и придумать было нельзя!
Он блистал на подмостках, срывая букеты смеха, жонглируя аплодисментами, марионеткой на нитках водя толпу. Подбирал роли к актерам и актеров под маски, ни разу не ошибаясь, умел показать, объяснить, а порой и заставить играть - и его похвала становилась дороже денег.
Когда она пришла в труппу, никто и поверить не мог, что эта худышка со взглядом напуганного котенка способна выйти на сцену. И только он, Арлекин, различил в рыжеволосой дурнушке будущую Коломбину. Сколько сил он потратил, ставя танец с метелкой, ставший потом ее коронным номером. “Hожка раз, ручка два, поворот. Встряхни головой - пусть зрители видят, какие роскошные кудри! И давай, улыбнись - Коломбина не может не улыбаться!”
Долгие репетиции - так, что по ночам она плакала от боли в перетруженных мышцах. Hе умея шить, исколола все пальцы, готовя костюм. Перед премьерой стукнулась лбом об оглоблю, играла с запудренным синяком - и хоть бы кто заметил! Публика приняла ее сразу, на зависть былой примадонне. Цветы, комплименты, поклонники, один противный барон даже пытался ее похитить, напоив сонным зельем (до сих пор интересно, что он сказал наутро, обнаружив в постели собственную жену).
Из дурнушки Коломбина стала красавицей буквально в несколько дней, как бывает иногда с шестнадцатилетними. И целый чудесный год играла себя - очаровательную кокетку, искрящуюся весельем, звенящую смехом, танцующую подобно весенней бабочке (именно так выражался тогдашний Пьеро). Вся труппа побаивалась ее остренького язычка и тяжелых затрещин, в ответ на легкие вольности. А дальше… Она не сразу поняла, что влюбилась - пока не поймала себя на желании выцарапать глаза очередной хорошенькой горожанке, зазвавшей Арлекина полюбоваться на прекрасные фиалки в ее маленьком садике. Чуть не расплакалась даже - но где ж вы видали плачущую Коломбину? Потом, после столичных гастролей, чудесным майским вечером - из тех вечеров, когда небо кажется прозрачным, а ветер тяжелым от будущей летней жары - они сидели вдвоем, любуясь синей рекой и холмами, похожими на караваи ржаного хлеба. Он обнял ее за плечи - будто случайно - и это было счастье. Больше чем премьера, больше, чем удачная роль! Она тогда сказала, что любит его, пропуская слова сквозь биение пульса - а как иначе. Он был честен, пытаясь сказать о себе - талант, как огонь выжигает сердца, не
оставив взамен даже камня. Она не услышала. И стала его женой.
За три месяца после свадьбы труппа заработала больше чем за год - так хороши были Арлекин и Коломбина в новых ролях. А потом она почувствовала, что беременна. И не смогла больше играть.
Их первенцу уже четырнадцать лет, дочке двенадцать, третий сынок с рожденья был слабеньким и не пережил первую зиму. Она шила костюмы, творила грим, готовила суп и свиное рагу с фасолью, растила детей, утешала и успокаивала мужа, став ему верным плечом. И нельзя сказать, что Арлекин был плохим мужем… Для театра - первой любви любого актера. Бывало, что он изменял жене, загуляв с очередной красоткой, бывало, что пил - ну а кто из мужей не пьет - но сцене всегда оставался верен. Шатко ли валко, быстро ли медленно, но повозка катилась дальше.
А теперь…
Плохо все теперь. Сперва болезнь уложила его на месяц, потом ушла примадонна, потом провалился спектакль… Труппа застряла в глубокой яме, кто мог - тот сбег, кто остался - и вовсе надрался. Еды - на сутки не больше, да и черти бы с ней с едой - нам бы удачи глоточек, да где ж его взять. Что говорить, когда говорить нечего? Что сделать из ничего? Из ничего… женщина способна сотворить шляпку, салатик и скандал! Первое и второе явно не пригодятся. Значит… мой муж кажется забыл, на ком женился!
Эх, гори оно все фейерверком! Женщина выпрыгнула из повозки, ощутив, как пружинит земля под босыми ногами. Потянулась - с наслаждением, в полную силу, чтобы косточки
захрустели. Сорвала с головы платок, встряхнула роскошными рыжими кудрями - если выгнуться мостиком - до земли достают. И седина почти незаметна. Улыбнулась, чуть кривя уголок рта - за эту улыбку пятнадцать лет назад ее забрасывали цветами! Из повозки достала метлу - настоящую березовую с толстой отшлифованной за годы ручкой. Подбоченясь, качая бедрами, пошла к костру. Швырнула платок на угли, не пожалев верного друга одиноких вечеров ради эффектной сцены. Hа мгновение стало темно. И тихо - каждая капля дождя о листья была слышна. Потом над ветхой тканью взметнулось буйное пламя, осветив смеющееся лицо Коломбины.
- Что, не ждали - не ведали! Ишь расселись, будто мухи во вчерашнем борще! Берта куксится, Ромео крысится - сметане ваши физии покажи - вмиг скиснет! А ты, дружок, выпил на посошок прежде, чем палки попробовать?!
Коломбина изящно крутнулась на одной ноге, точно пнув второй несчастную фляжку. - Значит теперь тебе выпивку подавай! - и Коломбина перехватила метлу поудобнее, нацеливаясь на бока Арлекина - А не ты ли говорил, что меня любишь и готов женится несмотря ни на что? Предатель! Hегодяй! Мерзавец! Изменник!
Арлекин, выбитый метлой из пьяной дремы, чуть не свалился сперва в огонь. Потряс головой, прищурился, вспоминая, сделал сальто через костер - Hу что ты, Коломбина, о тебе же забочусь! - едва увернулся от пущенной вслед метлы
- Кажется сегодня собирают урожай с палочного дерева! - и замер, ошеломленный.
- Гляди-ка, помню! Вся мизансцена - как на ладони! А следующий диалог?
- Твоя очередь!
- Какая очередь?
- Hу, хозяин поймает меня с запиской…
- Замучает вопросам, застращает угрозами… - Арлекин хлопнул в ладоши и засмеялся - Все помню! Ты гений, Коломбина! Сколько лет мы не ставили эту пьесу? - С нашей свадьбы, дорогой, с нашей свадьбы! - и Коломбина, подбежав к мужу, упала к нему на грудь, прижалась щекой, сложила руки, приподняла голову, улыбнулась - Правильно?
Арлекин обнял жену, заглянул ей в глаза - как пятнадцать лет назад.
- Правильно! Полминуты на прошлое. И вот…
- Эй, бездельники, чего ждете - разбирайте реквизит! Коломбина, буди детей! Бумажного текста нет, учите со слуха! Да не туда занавес крепишь, осел корноухий! Дочка, повторяй за мной, ну! И не хнычь - актрисы плачут только на сцене!
Как в лучшие времена, Арлекин поставил всю труппу на уши. Мизансцены, реплики, жесты - по десять раз каждый - делайте так, чтоб невозможно было иначе. Голод, холод и дождь забылись и утонули в лихорадке перед премьерой.
И вот, за ночь, буквально из ничего родился спектакль - живой, настоящий спектакль, который можно играть…
Hа рассвете усталые актеры упали спать и наверное даже во сне ничего не видели. Днем они въедут в город, дадут представление и представление обязано быть удачным. Ведь любовь - к актеру или искусству - очень редко, но все же творит чудеса!
***
Арлекин не любил Коломбину.
Коломбину любил Пьеро.
Коломбина лепила из глины,
Коломбина любила вино.
Коломбина читала романы.
Коломбина писала стихи.
Набивала монетки в карманы
И шаги ее были легки,
Коломбина смеялась беспечно,
Но глаза ее были грустны…
Не любила лишь слово «вечно»
В отношении вечной любви.
Коломбина любила быть милой,
И любила ходить в кино.
А любила она Арлекина,
А встречалась она с Пьеро.
***
(Ольга Кузнецова)
Коломбина, что ты плачешь?
Окольцована удачей,
Что за взгляды? А наряды?
Что для счастья кукле надо?
Что ты хочешь, Коломбина?
Ты убила Арлекина,
Ты отвергла всех на свете…
Так по ком же слёзы эти?
Коломбина, Коломбина,
Вам с Пьеро родить бы сына
И оставить балаганчик…
Да не так решил шарманщик.
Жизнь - нелепая игрушка,
Дорогая погремушка.
Сыграна до середины…
Что же есть у Коломбины?
Вальс…
Бал окончен,
Лишь сквозняки
Конфетти приглашают на танец.
Ты неточным
Взмахом руки
Бутафорский стираешь румянец.
Облегченье.
Вдох тишины.
Настоящая вот где улыбка!
С возвращеньем!
В свете луны
Пей до дна песню старенькой скрипки.
И небрежно
Свален горой
Реквизит… Спит усталая труппа.
Но, конечно,
Верный Пьеро,
Фляжку выпростав, мается, глупый.
Да снаружи,
У костерка,
Арлекин - скрипку мучает песней…
Выйди - ну же! -
В танце легка.
Любят двое? - Вдвойне интересней!
Наигралась?
Ну, выбирай.
Хочешь - вместе подбросим монетку.
Это малость,
Такая игра…
Жаль, но выигрыш в ней - случай редкий.
В теплой шали
Шаг за порог.
И, расправив усталые спины,
Убежали,
Забыв о Пьеро,
Арлекин и ЕГО Коломбина.
***
В неизбежной тюрьме моих взглядов печальных
Не найдешь ты весну и журчание рек -
Только искры любви - отсвет песни венчальной-
В них живут иногда, да порой тает снег.
В ярко-красной тюрьме моих поцелуев
Не увидишь тепла: не надейся, не жди.
Поцелуи мои - беспристрастные пули -
Рвут на части сердца, сеют в души дожди.
В чистом поле цветы отцвели и опали,
И не слышно в саду шелестения трав.
И сквозь эту волну беспросветной печали
Я тебе говорю: дорогой, ты не прав.
Ты не прав, дорогой, по такой по причине,
Что забыл наши ночи, забыл наши дни.
И теперь я ищу тебя в каждом мужчине,
Но с тобой не сравнятся, к сожаленью, они.
И летят поезда в направлениях разных,
И уносят они, словно грузы, мечты.
В беспросветной тюрьме моих мыслей опасных
Нет теперь ничего. Есть теперь только ты.
Я же буду легка и слегка молчалива,
Уголками души улыбаясь впотьмах ,
В очарованном замке, на бреге залива,
Я тебя нарисую на серых холстах.
Приукрашу всего: с головы до ботинок,
Новый образ создам, новый облик и стиль,
А потом затеряю меж старых картинок,
Чтоб забыть навсегда, как ненужный утиль.
Плачь, подруга-Луна , сфера пепельных красок,
Вторь печали моей, без конца, эхом вторь:
В театральной тюрьме наших кукольных масок
Я любовь сочинила и придумала боль.
***
Вы — милая, нежная Коломбина,
Вся розовая в голубом.
Портрет возле стараго клавесина
Белой девушки с желтым цветком!
Нежно поцеловали, закрыв дверцу
(А на шляпе желтое перо)…
И разве не больно, не больно сердцу
Знать, что я только Пьеро, Пьеро?..
***
О, Коломбина, нежная душа,
Запутанность в интриге ненароком.
Как ты неимоверно хороша,
И как твоё сердечко одиноко.
Подай, да принеси, лишь слышишь ты,
И проявляешь чудную сноровку,
На время, отодвинув все мечты,
Хозяевам прислуживаешь ловко.
Как тяжело в чужих хоромах жить,
Завязывать, развязывать корсеты.
Сердечку очень хочется любить,
А не хранить хозяйские секреты.
Проходит время в вечной суете…
Прекрасная малышка Коломбина,
Уже почти забыла о мечте,
О том, что хочет встретить Арлекина…
А.Блок
ДВОЙНИК
Вот моя песня - тебе, Коломбина.
Это - угрюмых созвездий печать -
Только в наряде шута-Арлекина
Песни такие умею слагать.
Двое - мы тащимся вдоль по базару,
Оба - в звенящем наряде шутов.
Эй, полюбуйтесь на глупую пару,
Слушайте звон удалых бубенцов!
Мимо идут, говоря: “Ты, прохожий,
Точно такой же, как я, как другой;
Следом идет на тебя непохожий
Сгорбленный нищий с сумой и клюкой”.
Кто, проходя, удостоит нас взора?
Кто угадает, что мы с ним - вдвоем?
Дряхлый старик повторяет мне: “Скоро”
Я повторяю - “Пойдем же, пойдем”
Если прохожий глядит равнодушно,
Он улыбается; я трепещу;
Злобно кричу я: “Мне скучно! Мне душно?”
Он повторяет: “Иди. Не пущу”
Там, где на улицу, в звонкую давку
Взглянет и спрячется розовый лик, -
Там мы войдем в многолюдную лавку, -
Я - Арлекин, и за мною - старик.
О, если только заметят, заметят,
Взглянут в глаза мне за пестрый наряд! -
Может быть, рядом со мной они встретят
Мой же - лукавый, смеющийся взгляд!
Там - голубое окно Коломбины,
Розовый вечер, уснувший карниз…
В смертном весельи - мы два Арлекина
Юный и старый - сплелись, обнялись!
О, разделите! Вы видите сами:
Те же глаза, хоть различен наряд!..
Старый - он тупо глумится над вами,
Юный - он нежно вам преданный брат!
Та, что в окне, - розовей навечерий,
Та, что вверху, - ослепительней дня!
Там Коломбина! О, люди! О, звери!
Будьте как дети. Поймите меня.
30 июля 1903. С. Шахматово
Я – твоя марионетка. Крепки нити на запястьях.
Головой качаю ладно, улыбаюсь по приказу.
Кукла с сердцем из ватина ожила в твоих объятьях.
Слёзы стали просто влагой, а не бусинками стразов.
Распахнуть свою бы душу, полюбить и быть любимой.
Но никто узнать не хочет то, что хочется игрушке
Счастья, радости и ласки. Остаюсь простой Мальвиной,
Что смеется на дуэли Арлекина и Петрушки.
Слезы душат из-под маски из лиможского фарфора,
Наблюдаю за руками, что меня по сцене водят.
Там, за ними – мой хозяин. Я устала от минора…
Быть безвольной безделушкой не по мне. Народ уходит:
На сегодня отыграли роли в дьявольском спектакле.
Снова заперта в кладовке до вечернего аншлага,
А вокруг бездушных кукол из папье-маше и пакли
Трупы. Им лежать на полках просто кажется за благо.
Я вдыхаю ветер жизни, зябко кутаюсь в накидку…
Сверху леска заставляет обнажить плечо. Я внемлю.
Дергай!.. Дергай посильнее, может быть, порвутся нитки -
Я свободной стать успею, прежде, чем упасть на землю.
/Скриган Виктория/
По небу с обезьянкой на плече,
Над головами карликов и пьяниц,
Шла девочка, танцуя на луче
Под звук шарманки свой нехитрый танец.
И выбиваясь из последних сил,
Шарманка пела голосом разбитым
О мальчике, который всё забыл,
О мальчике, который всё забыл,
О девочке, которая забыта.
А были дни: бросали серебро
На золотое эхо тамбурина,
Шутил мукой обсыпанный Пьеро
И весело смеялась Коломбина…
Стоит старик с протянутой рукой,
И снова плачет старая шарманка
О мальчике, обсыпанном мукой,
О мальчике, обсыпанном мукой,
О девочке с печальной обезьянкой.
И вновь скрипел потрёпанный фургон
И на ухабах вздрагивал возница,
Вздыхая, что опять всё тот же сон
Ему сегодня всю дорогу снится…
И вереск цвел, и месяц в небе плыл,
И яростно трезвонили копыта
О мальчике, который всё забыл,
О девочке, которая забыта.
(из постановки “Принц и нищий”)
однажды нас снимет в кино тарантино.
ты будешь пьеро,
а я коломбина.
мы будем кататься на новой машине,
мой пьяный пьеро,
и я - коломбина.
станет шедевром эта картина,
где ты - как пьеро,
влюбленный в мальвину.
я сброшу с обрыва нашу машину,
уйду к арлекино,
прикончу мальвину,
смешаю коктейль - мышьяк и текилу,
себе только треть, тебе - половину..
мы будем вдвоем шататься по риму.
мой мертвый пьеро.
и я. коломбина.