У него без неё остывает эспрессо-маккьято
Где-то в центре Москвы, в опустевшем под вечер кафе.
Так случается пятую осень. И есть вероятность,
через год он поставит ещё один прочерк
в графе…
У неё без него поутру леденеют ладони,
Листья падают вниз, оставляя круги на воде.
Возвращаясь домой, она едет в последнем вагоне.
Так случается пятую осень
и есть ли предел?
Всё течёт как всегда —
без эмоций, интриг и загадок.
В ночь с субботы на зиму опять переводят часы…
У него без неё череда аварийных посадок.
У неё без него
и посадочной
нет
полосы...
Это беспомощная попытка написать о нем. Совершенно не своим голосом. И совершенно не о нем.
Мне показалось, что вся моя предыдущая жизнь была лишь подготовкой к встрече с ним, и все мужчины появлялись, чтобы научить меня с ним общаться, слушать, понимать и любить.
Он был смешной, самовлюбленный, обидчивый, нежный, гордый, пугливый, умный, болтливый и красивый. Он смеялся, танцевал, плакал, пел, трахался, брил голову.
У него был шрам в виде капли на крестце. Иногда кажется, если перечислить все приметы, можно заполнить пустоту на его месте.
Из множества слов не сложить прикосновения. Но сегодня хочется бесцельно говорить «халва», не рассчитывая на сладость во рту. Потому что от этого чуть проще жить: руки, запах, голос, дыхание, лицо. Задница, которой он гордился, член, который он обожал. Отражение в зеркале, на которое он любовался. Вечная потерянность, которую он безуспешно пытался преодолеть.
И незабываемое почему-то, бред грибной: у меня же бровушки такие красивые, бровушки мои.
Но главное, главное для меня – с ним было интересно. Лучшая игрушка, лучший учитель, лучший любовник, единственный друг.
Марта Кетро. Отрывки из книг
«Три аспекта женской истерики»,
"Улыбайся всегда, любовь моя".