Хозяин погладил рукою Лохматую рыжую спину: - Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою, Но все же тебя я покину. Швырнул под скамейку ошейник И, скрылся под гулким навесом, Где пёстрый людской муравейник Вливался в вагоны экспресса. Собака не взвыла ни разу, И лишь за знакомой спиною Следили два карие глаза С почти человечьей тоскою. Старик у вокзального входа Сказал: - Что? Оставлен, бедняга? Эх, будь ты хорошей породы… А то ведь просто дворняга! Огонь над трубой заметался, Взревел паровоз что есть мочи, На месте, как бык, потоптался И ринулся в непогодь ночи. В вагонах, забыв передряги, Курили, смеялись, дремали… Тут, видно, о рыжей дворняге Не думали, не вспоминали. Не ведал хозяин, что где-то По шпалам, из сил выбиваясь, За красным мелькающим светом Собака бежит, задыхаясь! Споткнувшись, кидается снова, В кровь лапы о камни разбиты, Что выпрыгнуть сердце готово Наружу из пасти раскрытой! Не ведал хозяин, что силы Вдруг разом оставили тело, И, стукнувшись лбом о перила, Собака под мост полетела… Труп волны снесли под коряги. Старик! Ты не знаешь природы: Ведь может быть тело дворняги, А сердце - чистейшей породы!