«Мой родной Радзевич.
Вчера на большой дороге, под луной, расставаясь с Вами и держа Вашу холодную руку в своей, мне безумно хотелось поцеловать Вас, и если я этого не сделала, то только потому, что луна была слишком большая!
Мой дорогой друг,
друг нежданный, нежеланный и негаданный, милый, чужой человек, ставший мне навеки родным, вчера под луной, идя домой я думала —
«Слава Богу, слава мудрым богам, что я этого прелестного, опасного,
чужого мальчика — не люблю!
Теперь, Радзевич, просьба:
в самый трудный, в самый безысходный час свой души — идите ко мне.
Пусть это не оскорбит Вашей мужской гордости,
я знаю, что Вы сильны и КАК Вы сильны! — но на всякую силу — свой час. И вот в этот час, которого я, любя Вас,
— Вам все-таки желаю, и который — желаю я или нет — все-таки придет — в этот час, будь Вы где угодно и что бы ни происходило в моей жизни — окликните: отзовусь».
« …Арлекин! — Так я Вас окликаю.
Первый Арлекин за жизнь, в которой не счесть — Пьеро!
Я в первый раз люблю счастливого, и может быть в первый раз ищу счастья,
а не потери, хочу взять, а не дать, быть, а не пропасть!
Я в Вас чувствую силу, этого со мной никогда не было.
Силу любить не всю меня — хаос! — а лучшую меня, главную меня.
Я никогда не давала человеку права выбора: или всё — или ничего,
но в этом всё — как в первозданном хаосе — столько, что немудрено,
что человек, пропадал в нем, терял себя и в итоге меня…
Вы сделали надо мной чудо, я в первый раз ощутила единство неба и земли. О, землю я и до Вас любила: деревья! Всё любила, всё любить умела, кроме другого, живого. Другой мне всегда мешал, это была стена, об которую я билась, я не умела с живыми! Отсюда сознание: не — женщина — дух! Не жить — умереть. Вокзал ».
(Писанные мной одною –
Одному тебе! – впервые! –
Расколдуешь – не один.)
И не оттого что кудри
До щеки коснутся – мастер
Я сама читать вдвоем! –
И не оттого что вместе
- Над неясностью заглавных! –
Вы вздохнете, наклонясь.
И не оттого что дружно
Веки вдруг смежатся – труден
Почерк,- да к тому – стихи! [показать][показать]
«Милый друг.
Вы вернули меня к жизни,
в которой я столько раз пыталась и все-таки ни часу не сумела жить.
Это была — чужая страна. О, я о Жизни говорю с заглавной буквы,
— не о той, петитом, которая нас сейчас разлучает! Я не о быте говорю,
не о маленьких низостях и лицемериях, раньше я их ненавидела,
теперь просто — не вижу, не хочу видеть. О, если бы Вы остались со мной,
Вы бы научили меня жить — даже в простом смысле слова:
я уже две дороги знаю в Праге! (На вокзал и в костёл.) Друг, Вы поверили
в меня. Вы сказали: «Вы всё можете», и я, наверное, всё могу. Вместо того,
чтобы восхищаться моими земными недугами, Вы, отдавая полную дань
иному во мне, сказали: «Ты еще живешь. Так нельзя»,
— и так действительно нельзя, потому что мое пресловутое «неумение жить»
для меня — страдание. Другие поступали как эстеты: любовались, или как слабые: сочувствовали. Никто не пытался излечить. Обманывала моя сила в
других мирах; сильный там — слабый здесь. Люди поддерживали во мне
мою раздвоенность. Это было жестоко. Нужно было или излечить — или убить. Вы меня просто полюбили…».
« …Люблю Ваши глаза… Люблю Ваши руки,
тонкие и чуть-холодные в руке. Внезапность Вашего волнения, непредугадан-ность Вашей усмешки. О, как Вы глубоко-правдивы!
Как Вы, при всей Вашей изысканности — просты! Игрок, учащий меня
человечности. О, мы с Вами, быть может, оба не были людьми до встречи!
Я сказала Вам:
есть — Душа, Вы сказали мне: есть — Жизнь ».
«Всё это, конечно, только начало. Я пишу Вам о своем хотении (решении)
жить. Без Вас и вне Вас мне это не удастся. Жизнь я могу полюбить через Вас. Отпyстите — опять уйду, только с еще бoльшей горечью. Вы мой первый и последний ОПЛОТ (от сонмов!) Отойдете — ринутся!
Сонмы, сны, крылатые кони… И не только от сонмов — оплот:
от бессонниц моих, всегда кончающихся чьими-то губами на губах.
Вы — мое спасение и от смерти и от жизни. Вы — Жизнь
(Господи, прости меня за это счастье!) ».
« Воскресение, нет — уже понедельник! — 3-ий час утра.
Милый, ты сейчас идешь по большой дороге, один, под луной. Теперь ты понимаешь, почему я тебя остановила на: любовь — Бог. Ведь это же, точно этими же словами,
я тебе писала вчера ночью, перечти первую страницу письма.
Я тебя люблю.
Друг, не верь ни одному моему слову насчет других. Это — последнее отчаяние во мне говорит. Я не могу тебя с другой, ты мне весь дорог, твои губы и руки так же,
как твоя душа. О, ничему в тебе я не отдаю предпочтения: твоя усмешка, и твоя мысль, и твоя ласка — всё это едино и неделимо, и не дели.
Не отдавай меня (себя) зря. Будь мой.
Беру твою черную голову в две руки. Мои глаза, мои ресницы, мои губы
(о, помню! Начало улыбки! Губы чуть раздвинутся над блеском зубов:
сейчас улыбнетесь: улыбаетесь!)
Друг, помни меня.
Я не хочу воспоминаний, не хочу памяти, вспоминать то же, что забывать, руку свою не помнят, она есть. Будь! Не отдавай меня без боя! Не отдавай меня нoчи, фонарям, мостам, прохожим, всему, всем. Я тебе буду верна. Потому что я никого другого не хочу, не могу (не захочу, не смогу). Потому что тo мне даешь, что ты мне дал, мне никто не дает, а меньшего я не хочу. Потому что ты один такой. ».
«Мой Арлекин, мой Авантюрист, моя Ночь, мое счастье, моя страсть. Сейчас лягу
и возьму тебя к себе. Сначала будет так: моя голова на твоем плече, ты что-то говоришь, смеешься. Беру твою руку к губам — отнимаешь — не отнимаешь
— твои губы на моих, глубокое прикосновение, проникновение — смех стих,
слов — нет — и ближе, и глубже, и жaрче, и нежней — и совсем уже невыносимая нега, которую ты так прекрасно, так искусно длишь.
Прочти и вспомни. Закрой глаза и вспомни. Твоя рука на моей груди, — вспомни. Прикосновение губ к груди ….
Друг я вся твоя. ».
«А потом будешь смеяться и говорить и засыпать,
и когда я ночью сквозь сон тебя поцелую, ты нежно и сразу потянешься ко мне,
хотя и не откроешь глаз».
« Не отдавай меня без боя! Не отдавай меня ночи, фонарям, мостам, прохожим, всему, всем. Я тебе буду верна. Потому что я никого другого не хочу, не могу (не захочу, не смогу). Потому что то мне дать, что ты мне дал, мне никто не даст, а меньшего я не хочу. Потому что ты один такой"».
Нет, дружочек! – Это проще,
Это пуще, чем досада:
Мне тебя уже не надо –
Оттого что – оттого что –
Мне тебя уже не надо!
«Именно по моей слабости наша любовь не удалась. У меня, стоящего на бездорожье, не было возможности дать ей то, что она ждала. Она меня тащила на высоты, для меня недосягаемые. Мне было тяжело быть ненастоящим… Марина дала мне большой аванс. Все это выкристаллизовалось теперь. Сейчас я люблю ее глубже и больше».
Мой родной,
Я не напоминаю Вам о себе (Вы меня не забыли!) я только не хочу, чтобы Ваши праздники прошли совсем без меня.
Расставшись с Вами во внешней жизни, не перестаю и не перестану —
Впрочем, Вы все это знаете.
Ты, меня любивший фальшью
Истины - и правдой лжи,
Ты, меня любивший - дальше
Некуда! - За рубежи!
Ты, меня любивший дольше
Времени. - Десницы взмах! -
Ты меня не любишь больше:
Истина в пяти словах. [показать][показать]
Роман Марины Цветаевой с Константином Родзевичем
случился в Праге. Они встретились в сентябре 1923 года,
а в декабре Радзиевич порвал отношения.
……..
……………………
Не обман — страсть, и не вымысел,
И не лжет,— только не дли!
О, когда бы в сей мир явились мы
Простолю'динами любви!
О, когда б, здраво и по'просту:
Просто — холм, просто — бугор...
(Говорят, тягою к пропасти
Измеряют уровень гор.)
В ворохах вереска бурого,
В островах страждущих хвой...
(Высота бреда над уровнем
Жизни)
— На' же меня! Твой…
Но семьи тихие милости,
Но птенцов лепет — увы!
Оттого что в сей мир явились мы –
Небожителями любви