Мне в приданое от бабули перешла ей богатая библиотека. И среди множества книг есть не очень толстая книга в потёртом переплёте с рисунком летящего в какой-тол телеге ( фургоне) молодого человека. Книга называется " Зелёный фургон".

[355x554]
Повесть «Зелёный фургон» о жизни послереволюционной Одессы стала одним из самых популярных произведений советской литературы 1930-х годов. Книга выдержала испытание временем, оставаясь востребованной несколькими поколениями жителей нашей страны. Повесть была дважды экранизирована, благодаря чему на постсоветском пространстве почти нет людей, которые хотя бы раз не слышали о «выдаче самогона во временное пользование».
Главную роль в одной из экранизаций, которую я видела, а именно роль Красавчика сыграл возлюбленный известной актрисы - красавицы советского периода Валентины Малявиной -Александр Соловьёв.

[700x468]
Но речь сейчас не о нём, а о реальном прототипе Красавчика. авторе повести Александре Козачинском.

[700x484]
КРАСИВЫЙ МАЛЬЧИК С МЯСНИЦКОЙ УЛИЦЫ
Имя автора повести «Зелёный фургон» не так известно, как само произведение. История о приключениях гимназиста Патрикеева и конокрада Красавчика осталась единственной повестью писателя Александра Козачинского. Сюжет, лёгший в основу книги, писатель взял из собственной биографии и биографии своего лучшего друга.
Саша Козачинский родился в Москве, в бывшем доходном доме на Мясницкой, в 8 утра 4 сентября 1903 года в семье личного дворянина Владимира Александровича Козачинского и московской мещанки Клавдии Константиновны. Когда появился на свет первенец, многочисленные родственники, суетясь возле матери и новорожденного, уверяли, что более красивого мальчика им видеть еще не приходилось. Довольный отец улыбался, а мать с деланной суровостью просила поберечь комплименты, чтобы не сглазить сына. Семья Козачинских не имела финансовых проблем.
Жизнь семьи Козачинских текла размеренно и счастливо. Но в 1906 году глава семейства неожиданно занемог – туберкулез. На лечение ушли почти все средства семьи, но болезнь прогрессировала. И по совету врачей Козачинские переезжают к родственникам в Одессу в надежде, что теплый климат и грязевые ванны хоть как-то помогут больному.
Так Козачинские оказались в Одессе.
Новый город на шестилетнего мальчугана произвел незабываемое впечатление. Разноцветные вычурные домики старой Одессы, море будоражили фантазию. Александр мог часами бродить по побережью. Даже появилась надежда, что в семье вот-вот все наладится, отец перестанет хворать, мать начнет улыбаться, а он пойдет в гимназию.
Но Одесса лишь оттянула смерть Владимира Александровича...Переезд продлил жизнь главы семьи на два года — в 1911-м его не стало. С этого момента бедность стала постоянной спутницей Козачинских.
Несмотря ни на что, Клавдия Константиновна сумела устроить сына в лучшее учебное заведение города — 5-ю Одесскую классическую мужскую гимназию.
За одной партой с Сашей, по воле учителя, оказался Женя Катаев. У мальчишек оказались общие интересы, и они очень быстро подружились.

[531x700]
(Катаев Евгений- справа, с отцом и братом)
Дома мальчишки восторженно рассказывали родителям о своем новом друге. А вскоре Александр пригласил Женю к себе в гости. Позже Евгений Петров будет вспоминать, как его поразила «опрятная нищета» небольшой квартирки Козачинского и с какой гордостью держался Саша. Мать угощала гостя фруктовыми вафлями, миндальными пирожными и вкусным красным чаем. И Саша знал, что она купила все это на последние деньги. Но слишком уж велико было желание произвести впечатление на нового приятеля.
Спустя несколько дней состоялся ответный визит. Александр вместе с мамой, Клавдией Константиновной, был приглашен в дом Катаевых на Канатной улице. Этот день Козачинский запомнит на всю жизнь. После обильного обеда Женя предложил осмотреть семейную библиотеку. Красивые книги в старинных переплетах просто заворожили Сашу. Мальчики долго рассматривали картинки, затем Женя читал другу вслух Майн Рида. А после десерта из мороженого, фруктов и спелого арбуза мальчиков повели гулять на Николаевский бульвар.
Чуть отстав от взрослых, Женя вытащил из кармана кусочек стекла, и Саша все понял без объяснения. Уколов указательные пальцы и выжав по капельке крови, мальчики приложили ранки друг к другу. Затем, обнявшись как братья, побежали догонять родителей. Через много лет эта детская «клятва на крови» спасет жизнь и Александру и Евгению.
СЫЩИК И ВРАТАРЬ
В гимназии не было более неразлучной парочки, чем Саша и Женя. Они были рядом друг с другом практически всегда, во всех состязаниях и шалостях.
Но в 1917-м году, после революции, Саше Козачинскому, окончившему седьмой класс, пришлось уйти из гимназии. Прежняя бедность стала совсем уж катастрофической, и подросток устроился на службу караульным, чтобы помогать матери. Преподаватели были в ужасе — Саша считался одним из самых талантливых гимназистов с несомненной склонностью к литературе.
Но жизнь вокруг диктовала свои условия. Даже с лучшим другом Женей Саша перестал общаться. Революция и Гражданская война прибавили забот и хлопот обоим, а затем они и вовсе оказались в «разных государствах». Да и частенько друзья, живя в одном городе, оказывались в разных республиках.
Картина, с юмором описанная впоследствии в «Зелёном фургоне», была совершенно реальной — Одесса была поделена между разными политическими силами. На Софиевской, где жили Козачинские, стояла армия Деникина, объявившая свою часть города территорией Одесской республики, а Канатную, где жила семья Катаевых, захватили петлюровцы, и, следовательно, она принадлежала незалежной Украине. Без специального разрешения добраться в другую часть города было очень сложно.
В апреле 1919 года Козачинский устроился на работу конторщиком уездной милиции. Для Саши эта работа была слишком скучной. Он искал себя в разных амплуа, мечтая то о карьере морехода, то о карьере детектива, подобного Шерлоку Холмсу.

[700x440]
А ещё он обожал футбол и стал вратарём в команде «Чёрное море». Очень скоро в Одессе о нём заговорили как о весьма одарённом футболисте.
Но тут Сашу в очередной раз качнуло в другую сторону. С приходом красных в Одессу он стал инспектором уголовного розыска 3-го района Одессы. Вскоре новоявленный сыщик раскрыл дело налётчика Бенгальского, чем обратил на себя внимание как начальства, так и завистников.
ПОХИЩЕНИЕ ЗЕЛЁНОГО ФУРГОНА
Так вот, по навету черных завистников его «уличили» в должностном преступлении. Сам Козачинский вспоминал: «Я был легкомыслен и самонадеян, и если был в чем виноват, то только в своей молодости».
Суд приговорил его к трём годам тюрьмы, но Саша добился пересмотра дела и полного оправдания, после чего вернулся на работу в уголовный розыск, став инспектором 1-го района Балтского уезда Одесской губернии.

[600x561]
(Одесса двадцатых)
В послереволюционной одесской милиции работали, мягко говоря, разные люди. Наряду с романтиками, подобными Саше, были и те, кто, пользуясь случаем, занимался личным обогащением. ( ТОЧНО, КАК СЕЙЧАС!)))))
И ловить бандитов и преступников беспокойному романтику не пришлось,ему поручили заниматься сбором компромата на сослуживцев. Взятки, пьянство, сведение личных счетов и взаимное предательство, произвол властей и унижение простых людей. Однажды он вступился за пожилую немку, которую в угоду местному начальнику обвинили в том, чего она не совершала, и его самого засадили на три дня на гауптвахту. Конфликты с сослуживцами привели к тому, что Козачинскому вновь стал грозить арест.
Козачинский разочаровался в новой власти и сделал новый крутой поворот в биографии. Вместе с бывшим дезертиром, немецким колонистом Георгием Фечем, которого инспектор спас от тюрьмы, Козачинский похитил фургон с 16 пудами зерна, привезённый в качестве взятки начальнику Балтского отдела милиции.
Похитителей задержали под Тирасполем, но местные милиционеры попросту растащили зерно, таким образом улики исчезли , и Козачинского с Фечем отпустили на свободу. Правда, в Одессу всё-таки сообщили о задержании некоего красавчика, промышляющего разбоем, который затем скрылся.
Фургон, с которого началась преступная карьера Саши Козачинского, был зелёного цвета.
ГЛАВАРЬ БАНДЫ-ЛЮБИМЕЦ ЖЕНЩИН
Саша рассказал своему подельнику Фечу о том, что имеет хорошие связи в преступном мире Одессы. На самом деле большая часть его рассказов была исключительно плодом фантазии, но немец проникся к нему уважением.Обладая природным литературным даром, Козачинский, мешая факты из личной биографии и из авантюрных романов, расписывал Фечу свои «похождения», сочинял истории о связях с преступным миром Одессы. Произвел огромное впечатление на колониста и неожиданно сам поверил, что может стать настоящим предводителем банды. Дело было за малым – найти эту банду. И она нашлась на удивление быстро. Феч познакомил Александра с известными уголовниками Бургардтом и Шмальцем, немецкими колонистами. Чуть позже к ним присоединился отряд налетчиков бывшего полковника царской армии Геннадия Орлова, командовавшего карательным отрядом у Колчака. Орлов по достоинству оценил способности юного разбойника и для начала сделал его своей правой рукой. А чуть позже по настоянию Орлова девятнадцатилетнего Александра выбрали главарем. Надо отметить, что в банду входило более двадцати человек, большей частью обрусевшие немцы, затаившие обиду на Советскую власть.
Первая операция – налет на пассажирский поезд, следующий в Одессу, – прошла без сучка и задоринки. Авторитет Козачинского – а все налеты тщательно разрабатывал именно он – вырос настолько, что его молодость просто перестали замечать. Местом дислокации банды избрали небольшую деревушку немецких колонистов в районе Люстдорфа, жители которой славились своим свободолюбием и резко отрицательным отношением ко всему, что связано с Советами.
Женщины же и вовсе были без ума от благородного красавчика, превратившегося в «одесского Робин Гуда».

[700x556]
Действовала банда почти год. Днем это были обычные селяне, а ночью – лихие разбойники. Налеты на районные конторы, зажиточных помещиков, банки, поезда, что только не приписывали Козачинскому, красавчику с благородной душой и своеобразным чувством юмора. В него было влюблено все женское население немецкой колонии.
По сохранившимся документам (опросы свидетелей и характеристики), местные жители отмечали в нем не только природную красоту и высокий интеллект, но и несвойственное для того времени необыкновенное благородство.
ВСТРЕЧА НА ЧЕРДАКЕ
Деятельность неуловимой банды страшно раздражала власти.Последней каплей стал налёт на ветеринарный лазарет 51-й дивизии.
С некоторых пор банда стала нуждаться в хороших скакунах. Накануне операции в штаб дивизии отправили письмо достаточно ироничного содержания: «Комиссия по разгрому несчастных частей 51-й дивизии постановила: всех хороших лошадей, где только последние отыщутся, изъять и копии актов оставить для красноармейской сволочи».
На банду началась охота. Налет состоялся – угнали десятка три лошадей. Правда, не обошлось без неприятностей: банда попала под перекрестный огонь, были раненые.Но бандиты спаслись. Высокое одесское начальство негодовало. На поимку Козачинского были брошены лучшие силы уголовного розыска. В банду, как позже выплывет на суде, был даже под видом «барышника» внедрен тайный агент угро, который и сообщил, что в Одессе, на Староконном рынке, будут продавать лошадей, угнанных из лазарета 51-й части.
Ранним сентябрьским утром 1922 года со стороны Северинского района к Одессе двигался зеленый фургон. За ним пылило с полдюжины коней.
Сидящий на козлах фургона молодой человек, покрикивая, проворно управлял табуном. Минуя заставу на границе города, процессия въехала на Староконный рынок.
Оставив лошадей на попечение своих подручных – сорокалетнего немца и его пышногрудой дочери, – молодой человек направился выбирать место для торговли.
– Сашка, беги, – раздался вдруг отчаянный женский крик.
И тут же в спину молодого человека уперлось холодное дуло маузера.
– Руки в гору.
Поразмыслив несколько секунд, Козачинский резко развернулся и отбросил человека в кожаной куртке в сторону. Ловко перемахнув через ограду, он бросился в сторону Молдаванки, в проходные дворы, не раз укрывавшие его от погони. Сзади прогремел выстрел – мимо. Куски штукатурки сильно поранили лицо. Заскочив в знакомый двор, он одним махом взлетел на чердак и с облегчением перевел дух.
Вдруг на лестнице послышались чьи-то торопливые шаги. От резкого удара ногой дверь чердака треснула. В темноту ввалилась фигура. А когда глаза привыкли к темноте, преследователь и налетчик обомлели.
С револьверами в руках, готовые убить друг друга, стояли кровные братья Евгений Катаев и Александр Козачинский.
К тому времени выпускник гимназии Евгений Катаев уже больше двух лет служил инспектором одесского угрозыска. Привыкший за это время ко всему, он, однако, никак не ожидал, преследуя главаря банды, встретить своего лучшего друга.
Если бы Саша Козачинский был закоренелым преступником, то он бы выстрелил без раздумий.
Но перед ним самый близкий друг детства. Слишком хорошо помнил он о стеклышке на Николаевском бульваре. Поэтому на улицу они вышли вдвоем. И, вспоминая школьные проделки и старых приятелей, направились в милицейский участок.
РАССТРЕЛ С ПОСЛЕДУЮЩЕЙ АМНИСТИЕЙ
22 августа 1923 года в переполненном зале Одгубсуда началось слушание дела Козачинского и его банды. Тридцать шесть листов обвинительного заключения читались почти три с половиной часа. На скамье подсудимых – двадцать три человека. Им в вину вменялись контрреволюционная деятельность, налеты и кражи личного и государственного имущества.
Из документов уголовного дела ясно, что и судья, и прокурор, и адвокат заранее знали, что все закончится высшей мерой. И подсудимые знали, что обречены. Боролся только один Козачинский. Не за себя, за своих подельников – почти все преступления
взял на себя.
Процесс производил странное впечатление. Главарь банды, почти мальчишка, о своих деяниях рассказывал хорошим литературным языком, с юмором. И признание написал в виде очерка, изложив все легко, эмоционально, с легким юмором.
На шестой день суда допрашивали свидетелей. Первой пригласили жену экс-полковника царской армии Орлова. Огненно-рыжая Целестина неожиданно для суда и для собственного мужа (если верить судебным протоколам, ему даже сделалось дурно) заявила:– Мой муж самый отвратительный на свете человек. Это из-за него попался Саша Козачинский. И я этого никогда ему не прощу.Ее в слезах вывели из здания суда.
Следующей давала показания двадцатилетняя немка Роза Келлер. Она так рьяно защищала Козачинского, что сама из свидетеля превратилась в обвиняемую и заняла место рядом с предводителем банды. Позже ее отпустят, признав, что в ее действиях был самооговор. В свидетелях числились еще три женщины. Но судья Ю. Тишков благоразумно перенес заседание. На следующий день зал суда стал напоминать женское отделение психиатрической лечебницы. Какие-то женщины даже пытались устроить голодовку, требуя отпустить Сашеньку, ведь ему через несколько дней должно было исполнится 20 лет!.
Однако материалы дела и настрой прокурора говорили о том, что до юбилея Козачинский может и не дожить — всё шло к смертному приговору.
Приговор был суровым: Козачинского, Орлова и Феча к расстрелу, Шмальца и Бургардта к пятнадцати годам лагерей...
Под усиленным конвоем арестантов поодиночке выводили из зала. Козачинский, увидев чуть в стороне Евгения Катаева, подмигнул ему и улыбнулся. Евгений поднял вверх указательный палец, тот самый, со шрамиком.
Теперь Козачинский знал, что друг в беде не оставит.
8 сентября 1923 года в газетах Одессы появилась небольшая заметка:
«Верховный суд по кассационному отделению, рассмотрев кассационную жалобу на приговор по делу банды Козачинского, согласно которому Козачинский, Орлов и др. были приговорены к высшей мере наказания, а некоторые к различным срокам лишения свободы, постановил: приговор отменить, произвести новое расследование дела, начиная с первой стадии предварительного следствия, и дело слушать в новом составе суда».
Для Евгения Катаева это было последнее дело в одесском угро. Поставив на кон весь свой авторитет, заработанный в милиции, он добился пересмотра приговора и его значительного смягчения. Правда, на этом карьера Евгения в милиции закончилась.Через несколько месяцев он уволился.
Осенью 1925 года Козачинский был амнистирован. У здания тюрьмы его встречали самые близкие ему люди – мать и друг,
ПИСАТЕЛЬ КАТАЕВ -ОН ЖЕ ПЕТРОВ
Евгений Катаев к тому времени уже переехал в Москву, к старшему брату Валентину, работавшему в столице журналистом. Евгений также пошёл по этой стезе, став сотрудником журнала «Красный перец». Спустя два года Катаев-младший стал фельетонистом в газете «Гудок». Освободившегося из тюрьмы друга детства он тоже пригласил в Москву, устроив его репортёром в «Гудок».

[400x648]
Никакие рекомендации Катаева не помогли бы, если бы не литературный талант Козачинского, который наконец нашёл себе применение.
Журналистикой Евгений Катаев не ограничился. Познакомившись в «Гудке» с Ильёй Ильфом, он вместе с ним в 1928 году выпустил роман «Двенадцать стульев», сразу сделавший этот творческий тандем невероятно популярным.
Правда, произведения свои Евгений подписывал псевдонимом «Петров» — родовую фамилию Катаев в советской литературе к тому времени за собой уже закрепил старший брат Валентин.
Автор «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка» активно пытался ввести в большую литературу и Александра Козачинского, но тот никак не соглашался.
ПОВЕСТЬ О СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
В 1930-х годах бывший голкипер «Чёрного моря», сыщик и главарь банды превратился во всеми уважаемого ведущего журналиста газеты «Экономическая жизнь».

[700x425]
Но Евгений настаивал, говоря, что история их жизни в Одессе является прекрасным сюжетом и книгу об этом должен обязательно написать Александр.
В конце концов, в 1938 году Козачинский сдался и написал повесть «Зелёный фургон», где под именем гимназиста Патрикеева изобразил своего друга Евгения Катаева, а в виде конокрада Красавчика — самого себя.
Успех «Зелёного фургона» превзошёл все ожидания. За первые пять лет после создания повесть переиздавалась трижды. Этот успех должен был окрылить Александра, но новых книг он написать не успел — помешали тяжёлая война и болезнь.
Друзья не дожили до сорока.
В 1941 году Евгений Катаев и Александр Козачинский снова расстались, как оказалось, на этот раз уже навсегда.
Автор «Двенадцати стульев», как и многие советские писатели, стал военным корреспондентом. 2 июля 1942 года самолёт, на котором военкор возвращался из Новороссийска в Москву, был сбит немецким истребителем в Ростовской области, у села Маньково.

[310x206]
Александр Козачинский по состоянию здоровья в армию призван не был. Вскоре после начала войны его отправили в эвакуацию в Новосибирск. Новость о гибели друга окончательно подкосила писателя.Получив известие о смерти друга, он слёг и 8 января 1943 года Александр Козачинский скончался, так же как и Евгений Катаев, не дожив до своего 40-летия.
9 января 1943 года, в газете «Советская Сибирь» появился скромный некролог: «Умер советский писатель Александр Козачинский».
Вот теперь и мы понимаем, что стоит за последними строками «Зеленого фургона»: «Каждый из нас считает себя обязанным другому: я – за то, что он не выстрелил в меня когда-то из манлихера, а он – за то, что я его вовремя посадил».

[525x700]