Сообщества » Путь к себе » Конференции

Сергей Сидельников
17 апреля 2010 в 19:32
Кодекс воина древних толтеков

Этот свод правил раскидан во многих книгах К. Кастанеды, а в обобщенном виде представлен в «Колесе времени».
Под термином воина или шамана Кастанеда в нашем понимании фактичес­ки изобразил мага (хотя мне почему-то ближе образ волхва).
Быть воином — это самый эффективный способ жить. Воин сомневается и размышляет до того, как принимает решение. Но когда оно принято, он действует без сомнений, опасений и колебаний. При этом воин непременно принимает на себя ответственность за то, что он делает. Впе­реди — еще миллионы решений, каждое из которых ждет своего часа. Это — путь воина.
Воин-охотник настроен на выживание, и он выживает, выбирая наиболее оптимальный образ действия.
Воин живет действием, а не думанием о действии или думанием о том, что он будет думать, когда закончит действовать.
Воин не испытывает угрызений совести за что-либо содеянное, так как оценивать собствен­ные поступки как низкие, отвратительные или дурные означает приписывать самому себе неоп­равданную значительность.
Смирение воина и смирение нищего — невероятно разные вещи. Воин ни перед кем не опускает голову, но в то же время он никому не позволяет опускать голову перед собой. Нищий, напротив, падает на колени и шляпой метет пол перед тем, кого считает выше себя, но тут же требует, чтобы те, кого он считает ниже его, мели пол перед ним.
Личность человека — это суммарный объем его личной силы, которая и определяет его жиз­ненный путь. Личная сила — это что-то вроде ощущения удачи или счастья. Воин — охотник за силой. На нее необходимо охотиться и накапливать ее в течение всей жизни.
Все трудности для человека состоят в том, что интуитивно он осознает свои скрытые ресурсы, но не отваживается воспользоваться ими.
Для обычного человека мир кажется либо скучным, либо противоречивым. Для воина мир ог­ромен, устрашающ, таинствен, непостижим. Воин с полной ответственностью относится к своему пребыванию здесь — в этом чудесном мире, сейчас — в это чудесное время.
Чувство собственной важности делает человека безнадежным: тяжелым, неуклюжим и пустым. Быть воином означает быть легким и текучим.
Воина никогда не беспокоит его страх. Вместо этого он думает о чудесах видения полей энер­гии! В сравнении с этим все остальное — пустые украшения.
Обычный человек слишком озабочен тем, чтобы любить людей, и тем, чтобы его любили. Во­ин любит, и все. Он любит всех, кто ему нравится, и все, что ему по душе.
То, что воин называет волей, есть сила внутри нас самих. Это не мысль, не предмет, не же­лание. Воля — это то, что заставляет воина побеждать, когда его рассудок говорит ему, что он повержен. Воля — это то, что делает его неуязвимым.
Мы непрерывно разговариваем сами с собой. Именно внутренний диалог прижимает к земле людей в повседневной жизни. Когда мы перестаем разговаривать с собой, мир становится та­ким, каким он есть на самом деле.
У воина нет ни чести, ни достоинства, ни семьи, ни имени, ни родины. Есть только жизнь, ко­торую нужно прожить.
Воин-охотник действует так, словно каждое его действие — последняя битва. И естественно, последний поступок должен быть самым лучшим. Это доставляет ему удовольствие и притупляет страх.
Смерть — наш вечный попутчик. Она всегда находится слева от нас на расстоянии вытянутой руки. Каждый раз, когда воин чувствует, что все складывается из рук вон плохо и он на грани полного краха, он оборачивается налево и спрашивает, так ли это. И смерть отвеча­ет, что он ошибается и что кроме ее прикосновения нет ничего, что действительно имело бы значение: «Но я же еще не коснулась тебя!».
Уверенность в себе воина и самоуверенность обычного человека — это разные вещи. Обыч­ный человек ищет признания в глазах окружающих, называя это уверенностью в себе. Воин ищет безупречности в собственных глазах и называет это смирением. Обычный человек цеп­ляется за окружающих, а воин рассчитывает только на себя. Самоуверенность означает, что ты знаешь что-то наверняка; смирение воина — это безупречность в поступках и чувствах. Обычный человек цепляется за подобного себе человека, воин цепляется за бесконечность.
Есть множество вещей, которые воин может делать в определенное время, из тех, которые несколько лет назад показались бы ему безумием. Сами по себе эти вещи не изменились, из­менилось его представление о себе. Невозможное тогда стало вполне возможным сейчас.
Единственно возможный для воина курс — это действовать неуклонно, не оставляя места для отступления. Он достаточно знает о пути воина, чтобы поступать должным образом, но его старые привычки и повседневная рутина жизни могут препятствовать ему на его пути.
Если воин в чем-то добивается успеха, то этот успех должен приходить мягко, пусть даже с ог­ромными усилиями, но без потрясений и навязчивых идей.
Ключом к шаманизму является изменение нашей идеи мира. Остановка внутреннего диалога — единственный путь к этому. Все остальное — просто разговоры. Все, что бы вы ни сделали, за исключением остановки внутреннего диалога, ничего не сможет изменить ни в вас самих, ни в вашей идее мира.
Главная помеха для воина — внутренний диалог: это ключ ко всему. Когда воин научится оста­навливать его, все становится возможным. Самые невероятные проекты становятся выполни­мыми.
Воин берет свою судьбу, какой бы она ни была, и принимает ее в абсолютном смирении. Он в смирении принимает себя таким, каков он есть, но не как повод для сожаления, а как жи­вой вызов.
Утешение, небеса, страх — все это слова, которые создают настроения, которым человек учит­ся, даже не спрашивая об их ценности. Так черные маги завладевают его преданностью.
Окружающие нас люди являются черными магами. И тот, кто с ними, тот тоже черный маг. За­думайтесь на секунду. Можете ли вы уклониться от тропы, которую для вас проложили ваши близкие? Нет. Ваши мысли и поступки навсегда зафиксированы в их терминологии. Это рабство. Воин, с другой стороны, свободен от всего этого. Свобода стоит дорого, но цена не невозможна. Поэтому бойтесь своих тюремщиков, своих учителей. Истратьте времени и сил, боясь свободы.
Слабая сторона слов в том, что они заставляют нас чувствовать себя осведомленными, но когда мы оборачиваемся, чтобы взглянуть на мир, они всегда предают нас. Поэтому воин предпочитает действовать, а не говорить.
Воин рассматривает себя как бы уже мертвым, поэтому ему нечего терять. Самое худшее с ним уже случилось, поэтому он ясен и спокоен. Если судить о нем по его поступкам, то ни­когда нельзя заподозрить, что он замечает все.
Знание — это наиболее пугающая вещь, особенно для воина. Но если воин однажды принима­ет пугающую природу знания, то он отбрасывает саму возможность ужасаться. Знание для во­ина является чем-то таким, что приходит сразу, поглощает его и проходит.
Знание приходит, летя, как крупицы золотой пыли, той самой пыльцы, которая покрывает крылья бабочек. Так что для воина знание похоже на ливень, на пребывание под дождем из крупиц темно-золотой пыли.
Всегда, когда прекращается внутренний диалог, мир разрушается, и на поверхность выходят незнакомые грани нас самих, как если бы до этого они содержались под усиленной охраной наших слов.
Воины выигрывают свои битвы не потому, что они бьются головами о стены, а потому, что бе­рут их. Воины прыгают через стены; они не разрушают их.
Воин должен культивировать чувство, что у него есть все необходимое для этого экстравагант­ного путешествия, которым является его жизнь. В случае воина все, что для этого нужно, — это быть живым. Жизнь — это маленькая прогулка, которую мы предпринимаем сейчас, жизнь сама по себе достаточна, сама себя объясняет и заполняет.
Понимая это, воин живет соответственно. Поэтому можно смело сказать, что опыт всех опы­тов — это быть живым.
Обычный человек считает, что индульгировать в сомнениях и колебаниях — это признак чувс­твительности и духовности. Правда состоит в том, что обычный человек очень далек от того, чтобы быть чувствительным. Он обманывает себя не намеренно, но его маленький разум прев­ращает себя в чудовище или святого, но на самом деле он слишком мал для такой большой формы, какую заполняет чудовище или святой.
Быть воином — это не значит просто желать им быть. Это, скорее, бесконечная битва, которая будет длиться до последнего момента. Никто не рождается воином, точно так же, как никто не рождается обычным человеком. Мы сами себя делаем тем или другим.
Воин умирает трудным способом. Его смерть должна бороться с ним. Воин не отдается смерти так просто.
Наш разум заставляет нас забыть, что описание — это только описание, и, прежде чем осоз­нать это, человеческие существа сами заключают себя в заколдованный круг, из которого они редко вырываются в течение отпущенного им времени жизни.
Люди — воспринимающие существа. Однако воспринимаемый ими мир является иллюзией — иллюзией, созданной описанием, которое им внушали с момента, когда они появились на свет.
Обычный человек поддерживает свое описание мира при помощи разума, а шаман — при по­мощи воли. Воин позволяет себе воспринимать и поддерживать оба описания — мира разума и мира воли. Это единственный способ использовать повседневный мир как вызов и как средс­тво накопить достаточно личной силы для обретения целостности самого себя.
Только воин может выстоять на пути знания. Воин не жалуется и ни о чем не сожалеет. Его жизнь — бесконечный вызов, а вызовы не могут быть плохими или хорошими. Вызовы — это просто вызовы.
Основное различие между воином и обычным человеком заключается в том, что воин все при­нимает как вызов, тогда как обычный человек принимает все как благословение или прокля­тие.
Воин должен быть текучим и изменяться в гармонии с окружающим миром, будь это мир ра­зума или мир воли.
Смерть — это необходимая добавка к «должен верить». Без осознания смерти все становится обычным, незначительным. Мир потому и является неизмеримой загадкой, что смерть постоянно выслеживает нас. Без осознания присутствия нашей смерти нет ни силы, ни тайны. Долг верить, что мир таинствен и непостижим, — это выражение самого глубокого предраспо­ложения воина.
Сила всегда открывает воину кубический сантиметр шанса. Искусство воина состоит в том, что­бы быть непрерывно текучим, иначе он не успеет ухватиться за этот шанс.
Обычный человек привык осознавать только то, что считает важным для себя. Но настоящий воин должен осознавать все и всегда.
Целостность самого себя — очень таинственное дело. Нам нужна лишь малая часть ее для вы­полнения сложнейших жизненных задач. Но когда мы умираем, мы умираем целостными. Ша­ман задается вопросом: если мы умираем с целостностью самих себя, то почему бы тогда не жить с ней?
Для воина главнейшим правилом в жизни является выполнять свои решения столь тщательно, что ничто, случившееся в результате его действий, не может его удивить и уж тем более — ис­тощить его силы.
Когда воин принимает решение, он должен быть готов к смерти. Если он готов умереть, то не будет никаких ловушек, никаких неприятных сюрпризов и никаких ненужных поступков. Все должно мягко укладываться на свое место, потому что он не ожидает ничего.
Воин, как учитель, прежде всего, должен обучить своего ученика одной возможности — спо­собности действовать, не веря, не ожидая наград. Действовать только ради самого действия.
В помощь стиранию личной истории воин, как учитель, должен обучить своего ученика трем техникам. Они заключаются в избавлении от чувства собственной важности, принятии ответс­твенности за свои поступки и использовании смерти как советчика.
Нет никакого способа избавиться от жалости к самому себе, освободиться от нее с пользой. Изменение фасадов жалости к себе означает только то, что воин переносит прежде важные составляющие на второй план. Жалость к самому себе по-прежнему остается чертой его харак­тера, однако теперь она занимает место на заднем плане — подобно тому, как представления о надвигающейся смерти, о смирении воина или об ответственности за свои поступки когда-то тоже существовали на заднем плане и никак не использовались до тех пор, пока воин не стал воином.
Воин признает свою боль, но не индульгирует в ней. Поэтому настроение воина, который вхо­дит в неизвестность, — это не печаль. Напротив, он весел, потому что он чувствует смирение перед своей удачей, уверенность в том, что его дух неуязвим, и, превыше всего, полное осоз­нание своей эффективности. Радость воина исходит из его признания своей судьбы и его прав­дивой оценки того, что лежит перед ним.
Человек становится мужественным, когда ему нечего терять. Мы малодушны только тогда, ког­да есть еще что-то, за что мы можем цепляться.
У воина нет возможности отдавать что бы то ни было на волю случая. Воин реально влияет на результаты событий силой своего осознания и своего несгибаемого намерения.
Если воин хочет отдать долг за все то добро, которое для него сделали, и у него нет воз­можности сделать это по отношению к конкретному человеку, который когда-то помог ему, он может сделать свой вклад в человеческий дух. Это может быть очень немного, но, сколько бы он ни вложил, этого всегда будет более чем достаточно.
Воин знает, что измениться он не может. Но хотя ему это прекрасно известно, он все же пыта­ется изменить себя. Это единственное преимущество, которое воин имеет перед обыкновен­ным человеком. Воин не испытывает разочарования, когда, пытаясь измениться, терпит неуда­чу.
Чтобы вспугнуть человеческую форму и стряхнуть ее, воины должны быть безупречны в своем стремлении измениться. После долгих лет безупречности наступит такой момент, ког­да человеческая форма уже не может выдержать ее и уходит. Это означает, что придет такой миг, когда энергетические поля, искажавшиеся в течение жизни под влиянием привычек, распрямляются. Несомненно, при таком распрямлении энергетических полей воин испытыва­ет сильное потрясение и даже может погибнуть, однако безупречный воин непременно вы­живет.
Единственная свобода для воина состоит в том, что он должен быть безупречным. Безуп­речность является не только свободой, но и единственным способом вспугнуть человеческую форму.
Любой привычке для функционирования необходимы все ее составные части. Если некоторые части отсутствуют, привычка разрушается. Привычка нуждается во всех своих составных час­тях, чтобы оставаться живой.
Битва происходит именно здесь, на этой земле. Мы — человеческие существа. Кто знает, что ожидает нас и какого рода силу мы можем иметь?
Мир людей поднимается и опускается, и люди поднимаются и опускаются вместе со своим ми­ром. Воинам незачем следовать за подъемами и спусками их ближних.
Мы делаем выбор только один раз. Мы выбираем быть воином или быть обычным человеком. Другого выбора просто не существует. Не на этой земле.
Путь воина приводит человека в новую жизнь, и эта новая жизнь должна быть полностью но­вой. Он не может вносить в эту новую жизнь свои уродливые старые пути.
Особое значение воины всегда придают первому событию из любой серии событий, так как оно является подлинным знаком. Воины рассматривают такое событие как программу или кар­ту того, что должно произойти впоследствии.
Человеческим существам нравится, когда им говорят, что следует делать, однако еще больше им нравится сопротивляться и не делать того, о чем им говорили. Именно поэтому они преж­де всего запутываются в ненависти к тому, кто им советует что-то делать.
Каждый имеет достаточно личной силы для чего угодно. В случае воина фокус состоит в том, чтобы отвернуть свою личную силу от своих слабостей и направить ее к своей цели воина.
Воинам рекомендуется не иметь никаких материальных вещей, на которых концентрировалась бы их сила, фокусироваться на духе, на действительном полете в неведо­мое, а не на тривиальных вещах.Каждый, кто хочет следовать пути воина, должен освободить­ся от страсти владеть и цепляться за вещи.
Ход жизни воина неизменен. Вызов в том, насколько далеко уйдет он по узкой дороге, нас­колько безупречным он будет в пределах этих нерушимых границ…
Действия людей не влияют на воина, потому что у него больше нет никаких ожиданий. Стран­ный покой становится руководящей силой его жизни. Он воспринял одну из концепций жизни воина — отрешенность.
Сама по себе отрешенность еще не означает мудрости, тем не менее является преимущест­вом, позволяя воину мгновенно переоценивать ситуацию и пересматривать свою позицию. Что­бы пользоваться этим дополнительным преимуществом адекватно и правильно, необходимо, однако, чтобы воин непрестанно сражался на протяжении всей своей жизни.
Намного легче двигаться в условиях максимального стресса, чем быть безупречным в обычных обстоятельствах.
Все способности, возможности и достижения шаманизма, от самых простых до самых немысли­мых, заключены в самом человеческом теле.
Сила, правящая судьбой всех живых существ, называется Орлом. Не потому, что это орел или что-то еще, имеющее нечто общее с орлом либо как-то к нему относящееся, а потому, что для видящего она выглядит как неизмеримый иссиня-черный Орел, стоящий прямо, как стоят орлы, высотой уходя в бесконечность. Орел пожирает осознание всех существ, мгновение на­зад живших на земле, а сейчас мертвых. Они летят к клюву Орла, как бесконечный поток мо­тыльков, летящих на огонь, чтобы встретить своего хозяина и причину того, что они жили. Орел разрывает эти маленькие осколки пламени, раскладывая их, как скорняк шкурки, а затем съедает, потому что осознание является пищей Орла. Орел — сила, правящая судьбой живых существ, — видит всех этих существ сразу и совершенно одинаково. Поэтому у человека нет никакого способа разжалобить Орла, просить у него милости или надеяться на снисхождение. Человеческая часть Орла слишком мала и незначительна, чтобы затронуть целое. Хотя Орла и не волнуют обстоятельства жизни любого живого существа, каждому из них он сделал дар.
По-своему, своими собственными средствами, каждое из них, если пожелает, имеет власть сохранить силу осознания, силу не повиноваться зову смерти и тому, чтобы быть пожранным. Каждому живому существу была дарована сила, если оно того пожелает, искать проход к свободе и пройти через него. Для того видящего, который видит этот проход, и для тех су­ществ, которые прошли сквозь него, совершенно очевидно, что Орел дал этот дар для того, чтобы увековечить осознание.
Проскочить к свободе не означает вечной жизни в том смысле, как обычно понимается веч­ность — как непрерывная бесконечная жизнь. Воин просто сохраняет осознание, обычно распадающееся в момент умирания. В момент перехода тело во всей его полноте оза­ряется знанием. Каждая клетка мгновенно осознает себя и целостность всего тела.
Дар Орла, свобода, — это не награда, не подарок, это шанс иметь шанс.
Воин никогда не бывает осажденным. Находиться в осаде означает, что имеешь какую-то лич­ную собственность, которую могут подвергнуть осаде. У воина же ничего в мире нет, кроме его безупречности, а безупречности ничто угрожать не может. Однако в битве за собственную жизнь воин должен стратегически использовать все допустимые средства.
Первым принципом искусства сталкинга является то, что воин сам выбирает место для битвы. Воин никогда не вступает в битву, не зная окружающей обстановки.
Отбрасывать все лишнее — второй принцип искусства сталкинга. Воин ничего не усложняет. Он нацелен на то, чтобы быть простым.
Всю имеющуюся в его распоряжении сосредоточенность он применяет к решению вопроса о том, вступать или не вступать в битву, так как каждая битва является для него сражением за свою жизнь — это третий принцип искусства сталкинга. Воин должен быть готовым и испы­тывать желание провести свою последнюю схватку здесь и сейчас. Однако он не делает это беспорядочно.
Воин расслабляется, отходит от самого себя, ничего не боится. Только тогда силы, которые ведут человеческие существа, откроют воину дорогу и помогут ему. Только тогда. Это и есть четвертый принцип искусства сталкинга.
Встречаясь с неожиданным и непонятным и не зная, что с этим делать, воин на какое-то вре­мя отступает, позволяя своим мыслям бродить бесцельно. Воин занимается чем-то другим. Тут годится все что угодно. Это — пятый принцип искусства сталкинга.
Шестой принцип искусства сталкинга: воин сжимает время, даже мгновения идут в счет. В битве за собственную жизнь секунда — это вечность, которая может решить исход сра­жения. Воин нацелен на успех, поэтому он экономит время, не теряя ни мгновения.
Чтобы применять седьмой принцип искусства сталкинга, необходимо использовать все осталь­ные принципы, — он сводит воедино предыдущие шесть: сталкер никогда не выдвигает себя на первое место. Он всегда выглядывает из-за сцены.
Применение этих принципов приводит к трем результатам. Первый — сталкер обучается никог­да не принимать самого себя всерьез, уметь смеяться над собой. Если он не боится выглядеть дураком, он может одурачить кого угодно. Второй — сталкер приобретает бесконечное терпе­ние. Он никогда не спешит и никогда не волнуется. Третий — сталкер бесконечно расширяет свои способности к импровизациям.
Сталкеры обращены лицом ко времени наступающему. Обычные люди смотрят на время, ухо­дящее от нас. Только воины могут менять направление и поворачиваться лицом к надвигающемуся на нас времени.
У воинов только одна цель — их свобода. Умереть и быть съеденным Орлом — это не вызов. С другой стороны, проскочить мимо Орла и стать свободным — исключительная доблесть.
Воин не может больше плакать, и единственным выражением боли является дрожь, приходя­щая откуда-то из самых глубин Вселенной, как если бы одна из эманаций Орла была болью, и, когда она достигает воина, дрожь воина бесконечна.
Без печали и тоски полнота недостижима. Без них не может быть завершенности, ибо без них не может быть ни доброты, ни уравновешенности. А мудрость без доброты и знание без урав­новешенности бесполезны.
Чувство собственной важности — главнейший и самый могущественный из врагов человека. Его уязвляют и обижают действия либо посягательства со стороны ближних, и это делает его слабым. Чувство собственной важности заставляет человека всю его жизнь чувствовать себя кем-то или чем-то оскорбленным.
Тот, кто встал на путь знания, должен обладать огромным воображением. На пути знания нич­то не бывает таким ясным, как нам бы того хотелось.
Если видящий способен добиться своего, имея дело с мелким тираном, то он определенно сможет без вреда для себя встретиться с неизвестным и даже выстоять в столкновении с непознаваемым.
Может показаться естественным, что воин, способный остаться самим собой в столкновении с неизвестным, гарантированно может справляться с мелкими тиранами. Но в действительности это не так. Именно из-за этой ошибки погибли многие великолепные видящие древности. Нич­то так не закаляет дух воина, как необходимость иметь дело с невыносимыми людьми, облада­ющими реальной властью и силой. Это — совершенный вызов. Только в таких условиях воин обретает уравновешенность и ясность, без которых невозможно выдержать натиск непознава­емого.
«Неизвестное» — это то, что скрыто от человека неким подобием завесы из имеющей ужаса­ющую фактуру ткани бытия. Однако оно находится в пределах досягаемости. В определенный момент времени неизвестное становится известным. «Непознаваемое» же — нечто, не поддающееся ни осмыслению, ни осознанию. Непознаваемое никогда не перейдет в разряд известного, но тем не менее, оно всегда где-то рядом. Оно захватывает и восхищает своим ве­ликолепием, и в то же время его грандиозность и безграничность повергает в смертельный ужас.
Воины утверждают, что мир объектов существует лишь постольку, поскольку таким его делает наше осознание. В реальности же есть лишь эманации Орла — текучие, вечно меняющиеся, и в то же время неизменные, вечные.
Глубочайший изъян незакаленных воинов заключается в том, то они стремятся забыть о чудес­ности того, что они видят. Их потрясает сам факт того, что они видят, и они начинают верить, что все дело в их собственной гениальности. Чтобы одолеть почти непобедимую вялость че­ловеческого состояния, закаленный воин должен быть безукоризненным. То, что воины дела­ют с тем, что видят, намного важнее самого видения.
Страх — одна из величайших сил в жизни воинов, потому что он заставляет их учиться.
Все живые существа стремятся к смерти. Это — истина, в которой воин не может не отдавать себе отчета. Осознание же останавливает смерть.
Неизвестное неизменно присутствует здесь и сейчас, однако оно находится за пределами воз­можностей нашего нормального осознания. Для обычного человека неизвестное является как бы ненужной, лишней частью его осознания. Таковым оно становится потому, что обыч­ный человек не обладает количеством свободной энергии, достаточным, чтобы отследить и уловить эту часть самого себя.
Величайшим недостатком человеческих существ является невозможность отрешиться от рассудочной инвентаризации. Но разум не способен рассматривать человека как энергию. Разум имеет дело с инструментами, создающими энергию. Однако он никогда всерьез не за­думывается над тем, что мы — нечто большее, чем инструменты. Мы — организмы, произво­дящие энергию. Мы — пузыри энергии.
Воины, целенаправленно достигшие состояния абсолютного осознания, — зрелище, в высшей степени достойное созерцания. В этот момент они сгорают в огне, возникающем изнутри. Да, изнутри приходит огонь и поглощает их. И тогда воины, достигшие полного осознания, слива­ются с большими эманациями Орла и скрываются в вечности.
Стоит достичь внутреннего безмолвия — и все становится возможным. Внутренний диалог оста­навливается за счет того же, за счет чего начинается: за счет действия воли. Ведь начать внутренний разговор с самими собой мы вынуждены под давлением тех, кто нас учит. Когда они учат нас, они задействуют свою волю без сомнений и колебаний. И мы задействуем свою в процессе обучения. Просто ни они, ни мы не отдаем себе в этом отчета. Обучаясь говорить с самими собой, мы обучаемся управлять волей. Это наша воля — разговаривать с самими со­бой. И, чтобы прекратить внутренние разговоры, нам следует воспользоваться тем же самым способом: приложить к этому волю без сомнений и колебаний.
Безупречность начинается с какого-нибудь простого действия, которое должно быть целенап­равленным, точным и осуществляемым с непреклонностью. Повторяя такое действие достаточно долго, человек обретает несгибаемое намерение. А несгибаемое намерение мо­жет быть приложено к чему угодно. И как только оно достигнуто — путь свободен. Каждый шаг повлечет за собой следующий, и так будет до тех пор, пока весь потенциал воина не бу­дет полностью реализован.
Истинная тайна осознания переполняет нас. Эта тайна сочится сквозь все наши поры, мы буквально насквозь пропитаны тьмой и чем-то еще — невыразимым и необъяснимым. И относиться к самим себе по-иному — безумие. Поэтому не следует стараться закрывать гла­за на тайну внутри себя, пытаясь втиснуть ее в рамки здравого смысла или чувствуя к себе жа­лость.
Понимание бывает двух видов. Первый — просто болтовня, вспышки эмоций и ничего более. Второй — результат сдвига точки сборки. Этот вид понимания совмещается не с эмоциональными выбросами, но с действием. Эмоциональное осознание приходит годы спустя, когда воин закрепил новую позицию точки сборки многократным ее использованием.
Воин всегда живет бок о бок со смертью. Воин знает, что смерть — всегда рядом, и из этого знания черпает мужество для встречи с чем угодно. Смерть — худшее из всего, что может с нами случиться. Но поскольку смерть — наша судьба и она неизбежна, мы — свободны. Тому, кто все потерял, нечего бояться.
Воин не отправляется в неизвестное, побуждаемый алчностью. Алчность работает только в ми­ре обычной жизни. Но чтобы в леденящем душу одиночестве пуститься в странствие по немыс­лимым пространствам иных миров, требуется нечто повнушительнее алчности. Любовь. Нужна любовь к жизни, к авантюре, к тайне. Нужно обладать неиссякаемой любознательностью и ог­ромной смелостью.
Воин думает только о тайне осознания, ибо только это имеет значение. Мы — живые сущест­ва, и смерть — наш удел, а осознание свое мы обязаны сдать туда, откуда оно получено. Но если нам удастся хоть чуть-чуть все это изменить, то какие тайны, должно быть, нас ожида­ют! Какие тайны!
Нельзя сказать, что с течением времени воин обучается шаманизму, — скорее, с течением времени он учится сохранять энергию. Эта энергия дает ему возможность использовать энерге­тические поля, которые не участвуют в восприятии известного нам повседневного мира. Ша­манизм — это состояние осознанности, умение использовать те энергетические поля, которые не вовлечены в восприятие знакомого нам мира повседневной жизни.
Во Вселенной существует неизмеримая, неописуемая сила, которую шаманы называют намере­нием, и абсолютно все, что существует во Вселенной, соединено с намерением связующим звеном. Воины пытаются понять и использовать связующее звено. Особенно они заботятся об очищении его от парализующего влияния каждодневных забот обычной жизни. Шаманизм на этом уровне может быть определен как процесс очистки нашего связующего звена с на­мерением.
Шаманы имеют жизненно важную связь со своим прошлым, но не с их личным прошлым. Для шаманов их прошлое заключается в делах, которые совершили другие шаманы. Обычный человек тоже занят анализом прошлого, но он делает это из личных соображений. Он соизмеряет себя с прошлым, своим личным прошлым или прошлыми знаниями своего вре­мени. Делает он это для того, чтобы найти оправдания своему поведению в настоящем или бу­дущем. Или для того, чтобы найти для себя модель. Шаманы в таком случае заняты совер­шенно противоположным — они обращаются к своему прошлому, чтобы установить точку отс­чета, что для них означает очистить свое связующее звено с намерением.
Дух проявляет себя воину на каждом повороте. Но это еще не вся истина. На самом деле дух открывает себя с одинаковой интенсивностью и постоянством любому человеку, но на взаимодействие с ним настроены только воины.
Для воина дух есть абстрактное просто потому, что он знает его без слов или даже мыслей. Он есть абстрактное, потому что воин не может себе даже представить, что такое дух. Тем не менее, не имея ни малейшего шанса или желания понять дух, он оперирует им. Воин узнает его, подзывает его, знакомится с ним и выражает его своими действиями.
У обычного человека связующее звено с намерением практически мертво, и воины начинают с такого звена, которое является совершенно бесполезным из-за своей неспособности дей­ствовать самостоятельно. Для того чтобы оживить это звено, воину необходима непоколеби­мая, неистовая целеустремленность — особое состояние ума, называемое несгибаемым на­мерением.
Сила человека безгранична, и смерть существует лишь потому, что мы намерены умереть с момента нашего рождения. Намерение смерти можно остановить при помощи изменения по­зиции точки сборки.
Хотя действия воинов и преследуют скрытую цель, но она не имеет ничего общего с личной выгодой. Обычный человек действует только тогда, когда есть возможность извлечь для себя какую-то пользу. Воины говорят, что они действуют не ради выгоды, но ради духа.
Шаманизм — это путешествие с целью возвращения. Воин, одержав победу, возвращается к ду­ху, спускаясь при этом в ад. И из ада он приносит трофеи. Одним из таких трофеев является понимание.
Все, что мы должны сделать, чтобы позволить магии овладеть нами, — это изгнать из нашего ума сомнения. Как только сомнения изгнаны, — становится возможным все что угодно.
Человеческие возможности настолько безграничны и таинственны, что воины, вместо того что­бы размышлять об этом, предпочитают использовать их без надежды понять, что они собой представляют.
В мире повседневной жизни человек может очень легко изменить слово или решение. Единс­твенная неотменяемая вещь в обычном мире — это смерть. С другой стороны, в мире шаманов можно отменить обычную смерть, но не слово воинов. В мире шаманов нельзя изменить или пересмотреть решения. Однажды принятые, они остаются в силе навсегда.