29 Декабря 1917. Когда стучусь к Ремизову и прислуга спрашивает: «Кто там?» — я отвечаю, как условились с Ремизовым, по-киргизски: «Хабар бар?». Значит, «есть новости?». Девушка мне отвечает со смехом: «Бар!». И я слышу через дверь, как она говорит Ремизову: « Грач пришел!». Киргизские мои слова почему-то вызывают в ней образ грача, и всегда неизменно. Сама же Настя белая, в белом платочке, и притом белоруска. Кто-то сказал ей, что Россия погибает. Сегодня она и передает нам эту новость: Россия погибает. И на вопрос мой киргизский: «Хабар бар?» — «Есть,— отвечает,— Россия погибает». — «Неправда,— говорим мы ей,— пока с нами Лев Толстой, Пушкин и Достоевский, Россия не погибнет». — «Как,— спрашивает,— Леу?» — «Толс-той». — «Леу Толс-той». — Пушкина тоже заучила с трудом, а Достоевский легко дался: Пушкин, Лев Толстой и Достоевский стали для Насти какой-то мистической троицей. «Значит, они нами правят?» — «Ах, Настя, вот в этом-то и дело, что им не дают власть, вся беда, что не они. Только все-таки они с нами». — Как-то пришел к нам поэт Кузмин, читал стихи, Настя подслушивала, потом спрашивает: «Это Леу Толстой?» — Потом пришел Сологуб, она опять: «Это Леу Толстой?» — Ей очень нравятся стихи, очень! Как-то на улице против нашего дома собрался народ и оратор говорил народу, что Россия погибнет и будет скоро германской колонией. Тогда Настя в своем белом платочке пробилась через толпу к оратору и остановила его, говоря толпе: «Не верьте ему, товарищи, пока с нами Леу Толстой, Пушкин и Достоевский, Россия не погибнет».