Иногда я выхожу на улицу только, что бы посмотреть что там происходит. В такие минуты ты выбиваешься из ритма муравейника, ты остаешься совершенно один. Людские потоки омывают тело, голоса шелестят в уши, но все они так неимоверно далеко.
Когда у человека есть цель, он не замечает ничего вокруг. Высматривая маршрутку, он не заметит что мимо проехала машина "молоко" именно такая как была в нашем детстве, он не обратит внимание на проходящего мимо человека, не увидит как воробей ворует кусок булки у голубя, как неизвестная в халате вытряхивает коврик на балконе третьего этажа прямо на спину согбенной мамаши, поддерживающей своего писающего малыша. А ведь эти картинки складываются в такую яркую мозайку, настоящий калейдоскоп жизни. Куда не поверни, обязательно найдется что-то интересное.
Вот например улица. Такие бывают только в центре, тихие и тенистые, их полно, достаточно только свернуть с забитой машинами центральной магистрали в ближайший двор и пройти пару метров. И вот уже она какая-нибудь Колпинская или Крапоткина, узкая местами уставленная дешевыми автомобилями, с балконами на распашку. Если медленно идти по такой улочке можно вдохнуть дух старины. Открытые окна, форточки и балконные двери щедро источают аромат побелки и деревянных перекрытий, смешанный с пропахшей крысиным пометом сыростью никогда не высыхающих подвалов. Тут на балконах все еще сушат белье, а кое где выращивают цветы, тут можно подслушать какие передачи смотрят питерцы и почуять что они готовят на ужин.
Конечно кто-то скажет, что то же самое можно увидеть и на окраине. Что тут скажешь - и да, и нет. Разница будет очевидна, как разница между старьем и винтажной реликвией. Центр питера хранит свой особый дух, делающий все вокруг прекрасным. Его можно впитать в себя наверное только в раннем детстве, вместе с холодным солнцем, через ветхую раму, с кусочками неба двора колодца, с запахом сырости и комарами, с ароматом штукатурки и лабиринтами проходных дворов.
Питер совсем не серый город, он так отчаянно выкрашен охрой, что в моих глазах, он всегда болезненно желтеет сквозь туман, как горизонт короткой белой ночью.