Ну, и продолжая тему ошибки Берестова с Онегиным, поясню, что "мещанин во дворянстве" с баяном сестры о Наташе Ростовой (что в полной мере указало на Безухова происшедшее с партией Гражданской платформой, которую никто из друзей не захотел финансировать - нулевая стоимость проекта... - проект аутсайдер, как и Пьер Безухов просто просрал деньги, полученные в наследство от дяди...).

На пати ПМЭФ-2019 вырядившись в черное - хотел казаться загадочным как Берестов, это из серии "мещанина во дворянстве": "...слышал звон, да не знаешь где он". Нужно понимать, что "Барышня-крестьянка" не пойдет стоять в одном ряду с уличными проститутками у входа в ресторан. Это дебильность, бесцельное прожигание жизни. Еще уточню, для понимания моего сравнения с "публичный дом" в "Яма" Куприна и "куртизанка" Бальзака, что эти устаревшие понятия - это и есть а-ля Листерман, модельные агентства, эскорт-услуги VIP столик Прохорова с "чайками", которые ждут друзей и его Куршавель и т.д. В мае, когда собиралась в Питер я специально посмотрела, что нет никаких скандальных новостей уже много лет... Но ошиблась.

Я говорила, что дочитывала книгу "Монт-Ориоль" Мопассана. Поэтому я и говорю, что это не Берестов - он прост, как "медный пятак", как открытая и прочитанная книга..., никакой загадочности и смысла там нет. То же самое касается истории Ирины Дмитриевны и ее окружения издателей и писак-графоманов возле благотворительного фонда, что я сравнила с Ольгой Дерипаской и Полонским. Поиск "не середняков" матери и дочки - это как раз есть то, что попадает под понятие "не то" по "Крейцерова соната" Толстого, если возвращаться к теме статьи "Секс гуманизму не товарищ". А тем более, когда люди это произносят еще вслух... Богатому и умному человеку это просто не нужно: интересный человек не живет "баянами" "жидовского нытья". Если бы Ирина Дмитриевна сделала как ей сказала моя мама "придти в гости одной", то все было бы по-другому. Бесы, бесы, бесы помешали... и "Халиф на час"... мутил интриги.

Тема "Милого друга" и "Жизнь", как продолжение, хорошо отражена в романе "Монт-Ориоль":

" ... Гонтрана уже два года терзало безденежье, отравлявшее ему существование. Пока он проматывал состояние матери, ничто его не беспокоило, ничто не омрачало его врожденной беспечности, унаследованной от отца, его беспечальной жизни в среде золотой молодежи, богатых, пресыщенных и распутных хлыщей, чьи имена каждое утро упоминаются газетами в хронике светской жизни, ибо эти повесы принадлежат к большому свету, хотя и бывают в нем нечасто, предпочитая ему общество продажных женщин, у которых они перенимают и нравы и весь душевный склад.

Компания его состояла из дюжины таких же фатов; каждую ночь, между полуночью и тремя часами утра, их можно было встретить на бульварах, в одной и той же кофейне. Элегантные, всегда во фраке и в белом жилете, с великолепными запонками ценою в двадцать луидоров, которые покупались у лучших ювелиров и сменялись каждый месяц, эти молодые люди не ведали в жизни иных забот, кроме непрестанной погони за удовольствиями, любовными утехами, за дешевой известностью и деньгами, добывая их всяческими средствами.

Ничто их не занимало, кроме свеженьких скандальных историй, сплетен об альковных делах и о конюшнях ипподрома, дуэлей и подвигов в игорных домах, – весь их умственный кругозор замыкался этими интересами. Они обладали всеми женщинами, высоко котировавшимися на рынке продажной любви, передавали, уступали, одалживали их друг другу и беседовали между собой об их любовных качествах, словно о статьях скаковой лошади. Бывали они также и в том шумном кругу титулованных особ, о котором много говорят и где почти у всех женщин есть любовные связи, ни для кого не составляющие тайны, проходящие на глазах у мужей, равнодушных, снисходительных или же близоруких до слепоты; о таких светских дамах эти молодые люди судили точно так же, как о кокотках, и в своей оценке делали лишь легкое различие из-за их происхождения и социального ранга.

Им столько приходилось изворачиваться, чтобы раздобывать деньги на свою веселую жизнь, обманывать кредиторов, занимать направо и налево, выпроваживать поставщиков, с наглым смехом встречать портных, предъявляющих каждые полгода счет, всякий раз возрастающий на три тысячи франков, выслушивать от кокоток, этих пожирательниц состояний, столько историй об их ловких проделках, столько подмечать шулерских плутней в клубах, знать и чувствовать, что и самих-то их надувают и обкрадывают на каждом шагу – слуги, торговцы, содержатели шикарных ресторанов, все, кому не лень, – проникать опытным взором в некоторые биржевые махинации и подозрительные делишки и даже прикладывать к ним руку, чтобы получить несколько луидоров, что их нравственное чувство в конце концов притупилось, стерлось, и единственным правилом чести было для них драться на дуэли при малейшем подозрении, что они способны на те мерзости, которые они совершали или могли совершить.
Все они, или почти все, через несколько лет должны были кончить такое существование или выгодным браком, или громким скандалом, или самоубийством, или же загадочным исчезновением, полным исчезновением, подобным смерти.

Но все они, конечно, рассчитывали на богатую невесту. Одни надеялись, что ее подыщут для них заботливые родственники, другие сами искали втихомолку и составляли списки наследниц, как составляют списки домов, назначенных к продаже. Особенно охотились они на иностранок – на заморских невест из Северной и Южной Америки – и ослепляли их своим ореолом блестящих прожигателей жизни, очаровывали шумной славой своих успехов, изяществом своей особы. Кредиторы тоже рассчитывали на их выгодную женитьбу.

Но эта охота за богатой невестой могла затянуться. И, во всяком случае, она требовала поисков, утомительных трудов по обольщению, скучных визитов – словом, слишком большой затраты энергии, на что Гонтран по своему беспечному характеру совсем не был способен.

А безденежье с каждым днем донимало его все больше, и он уже давно говорил себе: «Надо бы все-таки придумать какой-нибудь фортель». Но никакого фортеля придумать не мог.

Ему уже приходилось прибегать к весьма сомнительным уловкам, пускаться во все тяжкие, чтобы раздобыть хоть самые мелкие суммы, – в такой крайности он очутился; а теперь он вынужден был подолгу жить в своей семье, и вдруг Андермат подсказал ему мысль жениться на одной из сестер Ориоль. ... ".

***

" ... Прекрасно зная Гонтрана, он считал его вполне способным закрыть глаза на любовную связь сестры. Но почему же он раньше ничем решительно не показывал, что догадывается или знает об этой связи? А все дело было в том, что Гонтран принадлежал к числу тех шалопаев, по мнению которых светской женщине даже полагается иметь одного или нескольких любовников, так как семья, по их глубокому убеждению, не что иное, как общество взаимопомощи в житейских делах, нравственность – покров, накинутый на тайные влечения, вложенные в человека природой, а светские приличия – фасад, за которым следует скрывать приятные пороки. Он толкнул Христиану на брак с Андерматом если не с определенными намерениями, то, во всяком случае, со смутной мыслью, что этот еврей будет поживой для всего семейства, и, пожалуй, презирал бы сестру, если бы она хранила верность мужу, как презирал бы самого себя, если бы не черпал денег из кошелька своего зятя. ...".