"...праздники - чистая условность и вся прелесть - в их ожидании, а не в них самих."
Первую встречу со стариком я запомнил лишь потому, что она произошла в канун рождества.
Жизнь моя в ту пору была бесконечно тосклива: я проходил стажировку в юридической конторе, в городе у меня никого не было, и жил я один.
И вот 24 декабря я возвращался домой, и лишь холод гнал меня с улицы, потому что в праздничные дни она становится домом для тех, кто одинок. Я с завистью смотрел на нагруженных свертками прохожих, но если бы не они, я бы остался вовсе без рождества. Ведь все, что мне предстояло, - это кое-как убить время до двенадцати и лечь спать сразу после мессы, так хоть поглядеть на чужие улыбки! Эти счастливцы были живым подтверждением ходячих истин, в справедливости которых я с болью убеждался: например, что праздники - чистая условность и вся прелесть - в их ожидании, а не в них самих. Глядя на многочисленные свертки и радостные лица закутанных в шарфы прохожих, встречая приветливые взгляды, я думал о том,что дарить подарки намного приятней, чем получать, и что люди добры только тогда, когда счастливы. Я пережевывал эти общие места и злился на весь мир, а в первую очередь - на господа бога за то, что он послал на землю своего единственного сына именно в тот день, когда я был совсем один в этом городе, не имея там ни родных, ни друзей.
Но окончательно настроение у меня испортилось после того, как я встретил одного старичка: его просто не было видно из-за коробок, пакетов и свертков всех цветов радуги. Он выглядел очень нарядно и мог служить столь законченным воплощением обывателя, который торопится к праздничному столу в свое благополучное семейство, что мне, признаться, захотелось бросить снежком в его цилиндр. Но я вовремя спохватился, ведь мне не десять лет, и к тому же это было бы не только глупой, но и злой выходкой. Старый человек заботливо выбрал гостинцы для всех своих близких, каждому свое: разве это не прекрасно? От стыда я едва не предложил ему донести пакеты. Только болезненная гордость удержала меня от этого, и я сравнил себя с одиноким волком или с бедняком, которого нужда сделала гордецом и молчальником. Снова общие места...
Город наш небольшой, и четыре месяца спустя, в пасхальное воскресенье, я по воле случая опять встретил того же старичка. Я увидел его в кондитерской, где он с видом чревоугодника придирчиво и долго выбирал пирожные.
Он растрогал меня чуть не до слез - должно быть, и весна подействовала. Несмотря на свою печаль и одиночество, я не смог сдержать улыбки, представив, как он сейчас придет и обрадует всех домашних.
Должно быть, он заметил меня через стекло витрины, и на его лице неожиданно промелькнуло жалкое, затравленное выражение. Я отошел от витрины в некотором замешательстве.
Потом я совершенно забыл о старичке с пирожными, но тут снова подошло рождество и принесло в этот чужой, враждебный мне город снег, колокольный звон, веселую суету прохожих и свертки, перевязанные разноцветной тесьмой. Но к тому времени я уже свыкся со своим одиночеством, боль притупилась, и я умилялся, глядя на все это. Вышло ли это случайно, или я бессознательно искал новой встречи, но только я снова увидел моего старичка у входа в магазин подарков. В руках у него ничего не было."Прекрасно!- подумал я - Не стать ли мне сыщиком? Буду следить за ним весь вечер. И если у меня когда-нибудь будут семья и дети, я тоже смогу устроить им настоящий праздник..."
И вот я пошел за ним; я и сейчас готов расплакаться, вспоминая, как у него разбегались глаза, как старательно он выбирал подарки: "Это для девятилетней девочки, но она, знаете ли, настоящий мальчишка в юбке". Или: "Чем больше шоколада, тем вкуснее. Много и еще чуть-чуть - в самый раз для детей, верно я говорю?" Гора свертков росла у него в руках. Помню, как он попросил написать на шоколадном торте кремом чье-то имя; иногда он закрывал глаза и пересчитывал в уме своих подопечных, чтоб никого не обделить... Я представлял себе, сколько народу будет за столом, но уже не завидовал старику: единственное, чего мне хотелось,- это чтобы и меня усадили в уголок, как нищего сиротку, ведь в тот вечер я и правда был нищ и убог. Я больше не роптал на судьбу.
Я проводил старика до самого дома на улице Сень-Вьянне и потом долго еще стоял у закрытой двери,под освещенными окнами. Наверно, именно в эту рождественскую ночь у меня появилось желание - нет, скорее потребность - тоже обзавестись семьей, детьми и самому почувствовать предпраздничное волнение и радость дарить подарки.
Я вспомнил о старике, когда в какой-то газетенке наткнулся на статью под заголовком "Загадка улицы Сен-Вьянне" и прочел: "Смерть наступила уже давно, но тело обнаружили только вчера. Господин Д. жил один, он был вдовцом, потерял всех своих детей и уже много лет ни с кем не общался. В его квартире оказалось невероятное число кулечков, игрушек, сладостей, бутылок и нераспечатанных свертков. Полиция сначала решила, что тут дело нечисто, но дознание показало, что это всего лишь необъяснимая странность..."
Жильбер Сесброн (1913-1979) - французский писатель.[more/]