Это цитата сообщения Алевтина_Князева Оригинальное сообщение
Низами и его любовь, или Как вместить иную в сердце?
Мой знаешь гороскоп?
В нём лев, но я сын персти,
И если я и лев, я только лев из шерсти,
И мне ли на врага, его губя, идти?
Я лев, который смог лишь на себя идти!
Низами
Неизвестно, когда точно родился поэт, однако принято считать годом его рождения 1141 г., период между 17 и 22 августа. Биографы поэта называли в качестве места его рождения город Гянджа.
Семья его была небогатой. Некоторое биографы полагают, что семейным ремеслом являлась вышивка, но Низами отказался от продолжения традиций ради литературного творчества. В то же время есть данные, что отец поэта Юсуф ибн Заки мог быть чиновником, а мать предположительно была дочерью курдского вождя. После смерти родителей, скончавшихся рано, Низами воспитывал брат матери.
Тексты его поэм убедительно свидетельствуют о том, что он имел познания не только в персидской и арабской литературе, но и в медицине, богословии, христианстве, исламском праве, иудаизме, иранской мифологии, философии, эзотерике, музыке, изобразительном искусстве, астрономии. Стихи он начал писать еще в юные годы.
Три жены поэта
Женат был Низами три раза. Первую - любимую - супругу ему подарил около 1170 г. правитель Дербента. Низами освободил рабыню и женился на ней, посвятил ей немало вдохновенных строк; у них родился сын. Вскоре его возлюбленная Агджагыз умерла.
[600x]Преждевременная кончина настигла и двух других жен поэта.
Если честно, в школьное время учить наизусть сложные поэмы было достаточно трудно. Но со временем, слушая прекрасные стихи, обожествляющие любовь, которые все-таки смогли выработать в некоторых из нас определенный стиль и вкус, мысленно приношу извинения - и великим мастерам пера, также и Низами.
Микс трех языков, арабского, персидского и тюркского, который в те времена был в тренде, достаточно сложен. Но стихи Низами, нежные и звучные одновременно, ласкают даже самый взыскательный слух.
Странная была жизнь у Низами, полна необъяснимого, хотя он сам и усматривал во всем Божью волю. Судьба как будто заключила с ним дьявольскую сделку. По окончании каждого своего произведения, Аллах отнимал у него его любимую женщину. В конце концов, он обратился к Аллаху со словами - "Боже, почему за каждую поэму я должен пожертвовать женой?"
[показать]Мистика, да и только. Видимо, за все приходится расплачиваться, а за шедевры - особенно дорого.
Человек, который настолько великолепно воспевал любовь, что его произведениями зачитываются и сейчас, через тысячу лет, сам не смог ею насладиться.
Первая муза поэта
Говорят, в старые времена стада овец древнего Дербента в зимние месяцы перегонялись в Кыпчакское поле, что находилось на побережье реки Алазан, дербентцы еще дружили с людьми из деревень Кыпчак и Дайы, которые были расположены тут же (территория нынешнего Гахского района). После того, как дербентцы стали пасти стада на пастбищах гахцев, от этой дружбы не осталось и следа. Дербентцы были вынуждены уйти с пастбищ, но при этом они забрали с собой первую красавицу этих мест, которую звали Агджагыз за невероятно белый цвет кожи.
Девушка такой красоты стала причиной больших потасовок и драк между чабанами. После того, как один из них был убит в драке за сердце и руку красавицы, старейшина решил выдать Агджагыз за одного из чабанов. Но Агджагыз поклялась, что убьет себя, если к ней кто-то приблизится.
Слухи о невероятной красоте и несгибаемом характере дошли до Дербентского эмира. Он приказал привезти девушку во дворец и потерял дар речи, когда ее увидел. Эмир был стар, поэтому поколебавшись, решил подарить ее великому поэту Гянджи - Низами. Агджагыз отправляют вместе с караваном богатого приданого в Гянджу.
По преданию, когда Низами снял с ее лица покрывало, то застыл в изумлении. "Как будто луна выходит из-под темных облаков", как потом описывает эту сцену сам великий поэт. Он влюбляется в нее с первого взгляда и возносит благодарственные речи в адрес Дербентского эмира.
Агджагыз так же была довольна, потому что Низами был хорош собой, учтив и тактичен. Она также влюбляется в него, для них начинаются самые счастливые дни их жизни…
Как вместить иную в сердце?
Поэт замечал иногда тень грусти, которая пробегала по лицу своей возлюбленной жены.
- Зачем ты грустишь, мой Ангел? - спросил он ее однажды.
- Хорошо, любовь моя,- сказал ей Низами. - Поедем на твою родину, мне будет приятно увидеть гахские поля, на которых ты выросла.
Поэт в сопровождении нескольких всадников вместе с Агджагыз отправился в Кыпчак. Их приезд доставил огромную радость всей деревне. Больше всех обрадовались ее родители. Слава Низами шла впереди него. Родня была рада, что породнилась с таким великим человеком.
Как оказалось, Агджагыз была из богатого и древнего рода. По преданию, родня жены подарила Низами небольшой замок - дворец, построенный в горах Гума (Гах).
[600x]Зимой семья поэта переезжала в свой Гахский замок, а летом жила в Гяндже. Говорят, когда он был в Гуме, его пригласил к себе Кызыл Арслан. После встречи он подарил Низами деревню, которую населяли грузины и абхазцы.
Счастье влюбленных не продлилось долго. После смерти любимой жены Низами перестал ездить в Гахский замок.
Об имени любимой жены поэта Агджагыз сохранились противоречивые данные. В некоторых источниках упоминается о том, что имя Агджа со временем изменилось до Аппаг (аг – аппаг - очень белая) из-за уникального цвета ее кожи. Низами писал о своей жене, как Афаг. Зная законы того времени, можно предположить, что муж не стал бы упоминать имя своей жены в стихе, которое будут читать многие. Предполагается, что он выбрал созвучное имя и придумал для него смысл и легенду.
Этот обычай до сих пор сохранился в некоторых районах Азербайджана. В деревнях старики прилюдно не зовут своих жен по именам.
Но мне кажется, что, утверждая, что эмир Дербента хотел унизить великого поэта, посылая ему провинившуюся рабыню, нужно иметь на руках достоверные источники, кои я не нашла, проводя в архиве почти неделю и просмотрев большую кипу книг и научных исследований, кандидатских и докторских работ по жизни и творчеству Низами.
Просмотрев столь большое число архивных документов, напрашивается вывод, что все, что написано про Низами, и где просто упоминается его имя, уже давно переведено на азербайджанский, либо русский языки. Значит, меня не смогут обвинить в том, что я пропустила информацию на фарси или арабском.
Может, великие и древние библиотеки мира и скрывают часть документов. Соответствующие органы должны приложить максимум усилий, чтобы эти рукописи вернулись на родину и пролили свет на тайное. Факт того, что Низами или эмир Дербента не могут подать в суд за оскорбление чести и достоинства, не снимает с нас ответственности, подходить к историческим фактам надобно с уважением, осторожностью и тактом. Тем более, когда это касается жизни творчества наших великих соотечественников, прославивших Азербайджан на весь мир.
Хамса
Пять поэм, написанных Низами, - "Сокровищница тайн", "Лейли и Меджнун", "Семь красавиц", "Искандер-наме", "Хосров и Ширин" вошли в сокровищницу мировой поэзии. Также его творческое наследие включает диван - до нашего времени из него сохранились 116 газелей, 30 рубаи, по несколько касыд и китов.
[600x]Литературное наследие Низами, главным образом, его поэмы, наложило огромный отпечаток на дальнейшее развитие литературы Ближнего Востока и Средней Азии эпохи Средневековья.
Разнятся данные и по поводу смерти великого поэта. Исследователи называют цифры с разбежкой в 37 лет. Точно известно лишь то, что он умер в 13 веке в Гяндже.
Ведь железо железным смягчают ударом.
Глупость глупостью гни, это верная хватка.
Дарование каждое тяжкие слышит укоры.
Даже в сахаре яд.
Единицу к себе тянет сотня всегда,
К одному не потянется сто никогда.
Если боль и страданья содействуют смерти,
Это воля судьбы благодетельной, верьте.
И все то, что создашь, что упрочишь с отрадой,
В долгой жизни твоей тебе станет наградой.
Лес новый не вырастет, если не срыть
Пни старые, ставшие поросль глушить.
Много книг я прочел, все я ведал науки,
Но бессильны они в час последней разлуки.
Согласуй с его мненьем дела своей славы,
Ибо мудрый советник дороже державы.
Старайся быть полезным людям.
Лучше иметь добрый нрав, как роза, дабы благоухать по всему миру.
Там, где ценится знанье, — недремное счастье
Тотчас в звездах правителя примет участье.
Человек, за лепешку принявший луну,
Может рухнуть в колодец, в его глубину.
***
Мне ночь не в ночь, мне в ночь невмочь, когда тебя нету со мной.
Сон мчится прочь, сон мчится прочь, беда в мой вступает покой.
Клянусь, придет свиданья час: пройти бы не мог стороной.
Клянусь я мглою кос твоих: уйдешь — и охвачен я мглой.
Не мне ль нестись к тебе одной, стремиться могу ли к другой?
Тебе ль искать подобных мне, — не тешусь надеждой пустой.
Сравнись со мной — величье ты, вглядись — никну я пред тобой.
Сравнюсь с тобой — не прах ли я? Все клады в тебе лишь одной.
Нет глаз, чтоб видеть мне твой лик, мне радости нет под луной.
Нет ног — поспеть к тебе, нет рук, чтоб с жаркой сложить их мольбой.
Забыла ты о Низами, владея моею судьбой.
Днем гороскопы числю я, в ночь звезды слежу над собой.
***
Тебе открою грусть моих ночей и дней,
Чтоб ты очам своим велела быть скромней.
Не упрекай меня, ты влюбишься сама,
Увидя в зеркале свой лик, луны светлей.
Не дай разлуке постучаться ты в дверь мою,
Ведь страж — мой стон — не стережет твоих дверей.
Ты мне — опора, не пора ль умерить гнет
Чтоб не искал иной опоры я ничьей.
Юсуф — я в ямке подбородка твоего,
Юсуфу кинь веревку милости твоей.
Опустошен я, как мешочек кабарги:
Весь мускус выпит чернотой твоих кудрей.
Виновен я, вот и немею от стыда,
Бальзам прощения на язвы мне пролей.
К тебе я песни, как паломников, веду.
Вознагради чавуша верностью своей.
***
Зерно мучений всех моих — ее лица пшеничный цвет.
Всю ночь солома щек моих орошена росою бед.
Над белизной ее ланит — колосьев благовонных груз,
Жгутами свиты колоски, их свита — шествие планет.
Крупицу мускуса решусь купить с весов ее кудрей —
Попросит взвешивать слова, чтобы весомым был ответ.
Как пахарю, доколе мне стеречь пшеничные поля?
Цветник не мять, плодов не рвать — давал ли я такой обет?
В крупинке родинки ее блаженства кроется зерно,
Приманка птицам, как и я, не уберегшимся тенет.
Плодов я сладких не вкусил, одной пшеницею был сыт
И вот из рая выгнан вон, пожитки выкинуты вслед.
И мое сердце — как зерно: располовинено давно.
А в ней ни крошки скорби нет, до Низами ей дела нет.
***
Розу пологом колючим твой всесильный взгляд закрыл,
Вижу я зуннар на розе: лик твой вешний сад закрыл!
От стыда перед тобою зарумянился бутон,
И зардевшиеся щеки он в кругу досад закрыл.
А когда свою поклажу развязал твой черный зульф,
Цвет фиалки на замочек свой цветочный склад закрыл.
И одним крылатым словом твой прекрасный аргазан
Наших лилий говорливых чаши все подряд закрыл.
О своем желанье новом розе на ухо скажи,
Хоть нарцисс глаза на это много дней назад закрыл.
Соловей красноречивый состязался с Низами,
Но, газель услышав эту, клюв свой, говорят, закрыл.
***
«Ну, как живешь?» — «Как я живу, мой друг?
В тоске на грудь клоню главу, мой друг!
Брось разговоры, стань Лейли скорее,
Ибо Меджнуном я слыву, мой друг!
Во сне я плачу, наяву стенаю,
Жду утешенья наяву, мой друг!
Я слышал, сладость даришь ты влюбленным,
Вложи в уста и мне халву, мой друг!
Ты говорила: «Упадешь — дам руку»,
Валяюсь нынче я во рву, мой друг!
Надежной ворожбой своих газелей
Тебя сегодня призову, мой друг!»
***
Где похитительница сердца, что так непостоянна, где?
Казну уносит вор открыто, а зоркая охрана где?
Я так отстал от каравана, что потерял его следы,
А где скакун мой легконогий, вожатый каравана где?
Всю ночь я у дверей жестокой томился, словно верный пес,
Коль нищий я — где ж подаянье? Награда от желанной где?
О Низами, пора подумать перед уходом в мир иной,
Где добрых дел твоих припасы, коль час пробьет нежданный, где?
***
Прекрасна ты! Клянусь Аллахом, как раз такая мне нужна.
Жемчужина в объятьях мрака, в ночи сверкая — мне нужна.
Твой рот горит, грозя пожаром, а родинка — сандал и сахар!
Жаровня, пышущая жаром, в преддверье рая мне нужна.
Я — соль, ты — сахар тростниковый, присоленный же сахар — слаще.
Сласть, соль вбирая, мне нужна.
Из круглой чаши оба мира я выпью, милый виночерпий,
Мне честь иная — не нужна.
Волос твоих душистый ветер мир поит мускусом и амброй,
Ты, это зная, мне нужна.
Твой локон стал мне господином, меня он молча одобряет:
«Что ж, прыть такая мне нужна!»
***
Расступился черный мускус, и она всплыла вчера.
Оттого пришли в порядок все мои дела вчера.
Луноликая спешила, соглядатаев боясь,
Полотно с Луны срывая, розы обожгла вчера.
На жемчужину глядел я, глаз не властен отвести,
Словно по моим ресницам — влажная — сошла вчера.
И покоились мы рядом. Пробудилось — и бегом
Счастье резвое пустилось, чуть сгустилась мгла вчера.
«Ухожу! — она сказала. — Что мне дать в залог тебе?»
«Поцелуй», — я той ответил, что мне жизнь дала вчера.
Я проснулся, опаленный, и огонь во мне горит,—
Впрямь была вода живая в той слезе светла вчера
Головою ширваншаха вам клянется Низами:
Лишь во сне со мною вместе милая была вчера.
***
Я бросил молодость в пожар моей любви.
На сердце у меня базар страстей любви.
Как сахар, таял я подчас от влаги глаз
В желанье сладостном вкусить скорей любви.
Пустые клятвы жизнь мою свели на нет.
А недоверчивый всегда смелей в любви.
О гиацинтов, свитых в кольца, аромат!
Не может смертный избежать сетей любви.
Заплакав вечером, рыдаю до утра,
Целую двери и порог своей любви.
О горе мне, спасите, ближние, меня
От двух нарциссов жадных, от скорбей любви!