ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ В ВОСПОМИНАНИЯХ ИЗВЕСТНЫХ ИНСТИТУТОК

ЗИНАИДА ШАХОВСКАЯ

[показать]

"22 июня Гитлер напал на СССР. В двадцать четыре часа все русские эмигранты по распоряжению оккупантов были арестованы французской полицией. Отнеслись они к этому философски, памятуя о народной мудрости: "От сумы да от тюрьмы не зарекайся. Тюрьмы оказались переполнены, и русских из окрестностей Марселя поместили на судно, стоявшее на рейде в порту. ...

У меня на душе скребли кошки: бельгийское подданство избавило меня от участи бывших соотечественников. Я даже пошла в полицию, чтобы заявить, что я тоже русская, но комиссар отказался меня арестовать.

Событие, происшедшее 22 июня, имело - и это чувствовали многие - первостепенное значение. Россия стала тем самым лишним апельсином, о котором я говорила Ферри. И всё же я не могла не думать о том, что происходило в моей родной стране, и о той кровавой войне, в которую в третий раз за четверть века оказался втянут русский народ. Недаром, когда 3 июля Сталин произносил свою речь, он обращался не к товарищам, а к "братьям и сестрам", как повелось на Святой Руси.

В войну вступила несчастная страна, её угнетённый народ. Но хоть я и предчувствовала победу русских, зная, что все многочисленные иноземные вторжения на Русь неизменно заканчивались разгромом агрессора, то были лишь не согласованные с разумом надежды. В течение долгих лет Сталин занимался больше чистками и репрессиями, чем экономикой и промышленностью страны. Армия была плохо подготовлена и оснащена, генералы, такие как Тухачевский, расстреляны; и советников, тоже лежавших в могилах, на помощь не позовёшь. Трудно было ожидать от народа верности тирану, который внушал ему страх, но не так-то просто вырвать из сердца любовь к людям, к земле, с которыми тысячу лет были связаны целые поколения твоих предков. Презирая и ненавидя коммунистический режим, я тем не менее желала победы русским.

Шаховская З. Таков мой век.- Москва: Русский путь, 2008.- С. 441

 ЕЛЕНА ГОГОЛЕВА

[показать]

"Летом 1941 года Малый театр выехал на гастроли в Днепропетровск и Сталино (теперь Донецк). Я любила Днепропетровск, мы бывали там на гастролях довольно часто и всегда выступали очень успешно. У меня был хороший репертуар - "Варвары" и "Стакан воды". Затем труппа разделилась на две группы. Я перехала в Сталино, где мне предстояло играть "Стакан воды". В этом городе я никогда раньше не была. Приехали мы совсем к ночи 21 июня. Утром 22-го я проснулась в чудесном настроении. Стоял яркий, солнечный день. Захотелось и мне к завтраку выйти нарядной. За столом все много шутили, весело смеялись; кто бывал здесь раньше, рассказывал о великолепном приёме зрителей. И вдруг - радио. Внезапное нападение Германии. Война. Тишина за столом. Первая мысль моя - Игорь! Граница! Он там. И хоть последние письма были уже без намёков, они прямо предупреждали о чём-то важном - не верилось, не хотелось верить.

Вечером мы играли "Стакан воды". Обстановка была напряженная, но спектакль шёл. Я держалась. В театре аншлаг. Мы играли в летнем театре городского парка. Однако слухи о бомбёжке Киева настораживали. Кто был свободен - не отрывался от чёрного репродуктора, а мы, играющие, всё же невольно прислушивались и исподтишка посматривали на небо. Не помню точно, сколько мы сыграли спектаклей - кажется, с утренником три. На утреннем спектакле кому-то послышался бомбовый удар. Наташе Белевцевой стало плохо. Вечером спектакль отменили. Из Днепропетровска должно было прийти указание, что делать. Наконец местные власти посоветовали складывать вещи и ждать транспорта на вокзал. А вокзал тогда в Сталино находился далеко от города и надо было ехать трамваем минут сорок. Мы сидели на чемоданах около трамвайных путей. Некоторые старались шутить: вот, мол, последний акт из "Любови Яровой". Да, похоже. Но не было паники. Сидели молча, сосредоточенно глядя в ту сторону, откуда пояаится трамвай. Когда мы в него садились, как ехали - не помню, не помню и погрузку в поезд и дорогу до Москвы. Мысли мои занимал только Игорь. А вот приезд в Москву помню. Радостные крики встречающих родных, слёзы, объятия и Семён Исаакович размахивающий каким-то листком и кричащий: "Жив! Жив! Игорь Жив!"

Е. Гоголева "На сцене и в жизни".- Москва: Искусство, 1985. - С. 127-128