На приеме у онколога. У некотрых, кто в очереди, глаза тревожно грустные, у других грустные обреченно. Молодая врач онколог в третьем поколении, по фамилии Файда, после короткого вопроса что беспокоит, отдает приказ раздеваться, ее холодные руки в перчатках делают инспекцию по пораженному участку тела. Не смотря на свой возраст она многое повидала, это чувствуется по методичности какой она все делает, никаких эмоций. В обители эскулапов тело уже не принадлежит больному, здесь тебе вводят различные конструкции и приспособления в те места, прикасаться к которым могла только мама в раннем детстве. Или закалывают иглами, как быка на корриде, и все это делается во имя медицины, призванной если не избавить от смерти, то хотя бы облегчить страдания. Файда берет пункцию, тонкая игла вонзается внутрь тела, невольно вспоминается Криминальное Чтиво, Ума Турман выглядела куда эффектнее. После долгой, утомительной сдачи всевозможных анализов призванных рассказать все о твоем состоянии, а на самом деле показывающих, что у тебя все как у людей, Файда направляет к хирургу, требуется оперативное вмешательство. В палате в основном пожилые женщины, одна желтая как эта страница, зрелище довольно жутковатое. Снова осмотр хирурга, методическое обследование места, которое предстоит резать. Давида Робертовича здесь все любят, он в отличие от Файды делает вид, что проникается сочувствием к твоему горю. Операция назначена на завтра, добрый дядька анестезиолог предлагал за 500 руб. какой-то иностранный наркоз, на вопрос, а чем он отличается от нашего, бесплатного, он сказал, что галюцинаций не будет. После недолгого раздумья выбор падает на наш, с галюцинациями, в конце концов многие люди платят за это. В операционной холодно, дрожь бьет все тело, может быть и от нервного напряжения, не каждый день лежишь на операционном столе распятый как Иисус, руки, ноги связаны большими ремнями, и множество яркитх глаз-ламп не отрываясъ смотрят, слепя глаза. В больничных буцылах чувствуешь себя как лилипут, попавший в страну Гуливера, но скоро будет не до них. Медсестры невозмутимы как танки, для них это каждодневная рутина. Наконец вводят наркоз, добрый анестезиолог говорит медсестре не скупиться и вводить все, что в шприце. Входит Давид Робертович, он одет в цветастый халат, почти как у мамы, и в фартук мясника. Холодный вопрос: "Чем кожу будем шить?", режет слух. Неужели все, сейчас начнеться, подождите, я еще чувствую. И вдруг на веки опускается тонная стена, с которой нет сил совладать. Дальше коридор виртуальной реальности сознания. Твердые голоса без очертаний лиц проводят по лабиринтам подсознания, подводя к самому главному, что всегда хотелось узнать, но всегда ускользало от понимания. Твердый голос говорит, дальше ты пойдешь сама, открывается дверь, и ты пропадаешь, т.е. растворяешься в миллионах частиц, атомов, ты есть, ты ошущаешь, чувствуешь, но тебя и нет как осязаемого существа. Пропуждение, чувства раненного, вынесенного с поля боя, хочется встать, но неудается, возникает режущая боль, твое тело снова с тобой. Поднимая голову видишь, что в операционной эскулапы трудятся над очередной жертвой, но ей, или ему, потому что это мужчина, повезло меньше. Потому что операцию ему делают под местным наркозом, он кричит невыносимо. Наконец медсестра замечает невольного подглядывальщика, и тебя увозят прочь. После некоторого времени раздумий, потому что ты можешь только думать, хочется начать жить иначе, лучше чем раньше. Надо начать жить заново. Но проходит время и старые привычки возвращаются и все возвращается на круги своя. И только твердое воспоминание о том, кто ты есть на этом свете не дает покоя. А может это всего лишь сон? Или временное пробуждение?