Рабы восстают и падают — на то и рабы,
чтобы раз в два столетия встать на дыбы,
а после кланяться в ноги, ползать у ног,
вгрызаясь в землю или целуя сапог.

И земля искусана в кровь и сапог измазан слюной,
и властитель лежит на диване, мечтая, что правит страной.
И страна раскинулась навзничь от моря до гор,
и по стране скачет дьявол на лошадке во весь опор.

Вот вам и вся история, а вот и учебник ея,
вот ее территория, пора подравнять края,
засыпать овраги, с землею сравнять холмы,
в каждую мелкую сошку тыкать мычащим «мы».

Море будет — круг, и река потечет по прямой,
и тогда мы поймем, что навеки вернулись домой,
и вода — молоко, и берега — кисель,
и никуда никогда не уйти отсель.

***
Плачь, мальчик, плачь, за мамину юбку держись,
смотри, какая вокруг происходит жизнь.
Того разорвал снаряд, того продырявила пуля,
но это — на поле боя, а тут пригорела кастрюля,
вода из крана течет струйкой, едва-едва.
Подобна мельнице думающая голова,
слышно — внутри вращаются жернова.

Беги, парень, беги, догонят — еще дадут,
заряжены пушки, построен редут,
кричат: ура!, вовсю гремит канонада,
но это — в бою, а тут на рубахе— губная помада,
дыхание учащается, слышен оргастический стон
во чреве подружки зарождается эмбрион,
через шесть недель оттуда будет выскоблен он.

Сиди, старец, сиди, на солнышке бороду грей,
звони загулявшей дочке, чтобы вернулась скорей,
а то — летают ракеты, ползают злобные танки,
с рыхлой землею смешивая останки,
но это — на поле боя. А в жизни тебе и мне
не пришлось побывать на настоящей войне,
а потому за каждый грех нам воздается вдвойне.

***
Скачет на площади генерал неуемный.
Рабская песня честнее вольнонаемной.
Тянется, тянется, покуда ее не прервет стрельба.
Автоматная очередь. Очередь в магазин продуктовый.
Ничего, что дыра зияет посередине лба.
Человек воскреснет и будет как новый.

Размножение населения вызывает тревогу,
в том числе и воздушную. На треногу
ставят то кинокамеру, то пулемет.
Секретные службы душат всех — дотянулись бы руки.
В дни спокойствия жизнь далеко не мед.
В дни народных волнений больше крови, но меньше скуки.

Разложение диктатуры порождает червей,
главным образом, книжных. Морщины поверх бровей.
Старомодные пиджаки, опять же, манишки, манжеты.
Машинки пишущие на пожелтевших листах.
У правды и кривды одни и те же сюжеты.
Книги на полках стоят на своих местах.


***
Вот убийцы подоспели.
Долго пили, громко пели,
жгли костер.
Шла страна к великой цели.
А вокруг шумели ели —
ночь темна и нож остер.

Выраженья лиц разбойных,
перекошенных, запойных,
настежь — рты.
Кто в спортивном, кто в военном,
кто во фраке невъебенном,
страшной, дивной красоты.

Хорошо поют, злодеи!
Правда, в песне нет идеи,
слог дурной.
Но слова — о нежной шири,
о раздолье, о Сибири,
и о баньке, о парной.

О березке, о калитке,
о цыганской, о кибитке,
о воде,
что течет между холмами,
о покойных папе-маме,
о последнем, о суде.