Это цитата сообщения Nabrilin Оригинальное сообщение

Я искренне удивился, когда после вторника пятница не настала сразу же моментально, и когда не наступала, кажется, еще лет пять. Я не имел понятия, что буду ему говорить, какие к Мерлину симптомы, вы издеваетесь, сэр, все же на лбу написано уже полгода как. Красноречие, и правда, не мой конек, и до пятницы я извожу себя тем, что репетирую то единственное, что мне нужно ему сказать, чтобы оно вновь не потерялось по дороге из горла. Но заставить себя не брать мантию и поспать ночью я не могу, на это уже не остается ни крупицы воли, она вся тратится на успокоение сердечных ритмов, что с ума сходят, когда я думаю о предстоящей пятнице, то есть постоянно, и поэтому я все равно хожу бродить за ним по ночному замку. Уже который раз безумная мысль остановить его и спросить, как ему удается не спать почти всю ночь, не дает мне покоя и поднимает настроение почти до отметки «истерика». Однако не сделать этого ума все же хватает.
В этот раз я подхожу совсем уж непозволительно близко, на расстояние вытянутой руки, может, и стараюсь не думать вовсе, потому что никакая магическая защита не сможет удержать энергетические потоки сознания, которые, кажется, кружат вокруг меня и ощущаются почти физически. Порой я действительно хочу, чтобы он заметил меня, вытряхнул из мантии и сделал, я не знаю что, но только не отправил молча в директорский кабинет. Только не молча.
На этом расстоянии вытянутой руки я, кажется, даже слышу биение его сердца, хотя, конечно, едва ли это возможно, это, вероятно, мое собственное. И в эту последнюю, вроде как, ночь перед пятницей я ловлю себя на новом, но кристально четком желании не просто дышать с ним одним воздухом, а прижаться отчаянно к его спине и, что? Никогда не отпускать, может быть, но этого я уже не знаю, я не уверен, что выживу, сотвори я подобное, и вовсе даже не оттого, что он проклянет меня тут же, я просто не выдержу, это, будто, сильнее меня, особенно если ни к спине, а лицом к лицу, да еще и глядя в глаза, я не выживу, бездна утянет меня на самое свое недосягаемое дно.
Я будто по импульсу быстро обхожу его, чтобы взглянуть на его лицо, изгиб его губ и выражение глаз. Его кожа кажется совсем белой, не мрамор, но снег, он действительно холодный, но в каждой морщине на его лице я вижу что-то бесконечно пока еще не родное, но до остановки сердца значимое.
Он резко останавливается и хмурится, и я замираю тоже, сердце бьется где-то в горле, и что-то внутри меня замирает в нездоровом предвкушении, что сейчас он меня обнаружит, и после этого момента все резко станет хорошо, насовсем. Однако он только щурится подозрительно, старательно вглядываясь куда-то мимо меня, и идет дальше, а я так и остаюсь стоять там, кажется, до утра и думать, что опять что-то упустил, но это уже, наверняка, простая паранойя, не могу же раз за разом терять из виду что-то, я даже не знаю, что. В этот раз удача не поможет тебе, Гарри, первый раз в жизни, сделай сам хоть что-нибудь, наконец.

После занятий в пятницу я вдруг осознал, что понятия не имею, куда идти, в кабинет Защиты или к нему в подземелья, в которых он так и живет, если уж он собирается дать мне зелье. И пока я размышляю над этим, «после занятий» плавно перетекает в «после ужина», и когда я понимаю, что в такое время идти неудобно, но не придти просто нельзя, я зачем-то надеваю мантию и все-таки иду прямиком в подземелья.

Я стою перед дверью кабинета Зельеварения и чувствую себя еще более странно, чем обычно. Мне кажется, что меня лет тринадцать, если не меньше, и я пришел на отработку с этими котлами, я зол от вселенской несправедливости, зол на Снейпа в первую очередь, просто потому что так надо, сам не понимая толком, за что. Сейчас же мне до чертей страшно, я стою в мантии под дверью и понимаю, что там никого нет, а карта, конечно же, осталась в нашей башне, мол, была без надобности.
И тут на меня накатывает какой-то волной абсурдности, и я не выдерживаю и смеюсь. Я смотрю на эту закрытую дверь, которая с детства ассоциируется с ним, и улавливаю в этом что-то такое до боли родное, что мне резко становится так легко и все равно, что он мне ответит. Мне нужно быть рядом, сэр, и я просто скажу вам об этом, а потом просто буду. Осознание собственного идиотизма – вот что пугает на самом деле.

- Поттер, - слышу я за спиной и оборачиваюсь.

Он смотрит прямо на меня, и я даже забываю на мгновение, что меня не видно. Он ждет на удивление спокойно, пока я не сниму капюшон, когда в детстве бы тут же вытряхнул меня из мантии самостоятельно. У меня дрожат руки вовсе не от подземельного холода, но я все же стягиваю с себя мантию и смотрю на него, наверное, с примесью вины в своих уже привычно ошалевших глазах.

Он щурится и говорит:
- Ваши занятия закончились только сейчас?

Я отвечаю на удивление ровной скороговоркой:
- Нет, сэр, простите, сэр.

- Поттер, - как-то обреченно повторяет он и, кажется, даже едва заметно качает головой, - что ж, идите за мной.

Я зачем-то киваю, хотя он уже не смотрит на меня, а несется куда-то по коридору, и первым делом возникает желание снова привычно накинуть мантию, но я вовремя успеваю опомниться и тут же почти бегу за ним, понимая вдруг, что хотел этого просто нестерпимо давно – вот так идти за ним, не прячась.

**

Он приводит меня в темное квадратное помещение, которое уж точно не является его личными комнатами. Мебели в нем минимум: стол, пара шкафов и какие-то странные штуковины на стенах, назначение которых является для меня загадкой. Я стою у двери, не решаясь пройти за ним вглубь, а он уже выискивает что-то в шкафах, полных различных склянок, и только от этого я вспоминаю, зачем вообще шел за ним.

- Что это за место? – спрашиваю я растеряно, все еще разглядывая неизвестные штуки на стенах.

- Пыточная, - сухо отвечает он, и я вроде бы понимаю, что он, вроде как, шутит, но весь мой организм вдруг пробивает сильнейшей волной ледяного электричества, и даже в глазах темнеет, и я, наверное, упал бы, если бы все тело не закостенело и не приросло к полу. Волну эту я назвал бы страхом в любой другой ситуации, но не здесь, не с ним. Просто голос, интонация, буквы, смысл и штуковины на стенах – все вместе возымело какой-то ошеломительный эффект, и почему-то не вовремя вспомнилось желание про встать на колени, от чего стало так совсем нестерпимо «страшно», что я, наконец, смог шевельнуться и зажмурился, а он как раз обернулся, видимо, чтобы проследить за моей реакцией. Зря, сэр, можно я не буду стоять здесь и сейчас с этим вот выражением лица, и…

- Расслабьтесь, Поттер, я не собираюсь пытать вас. Вы и сами вполне с этим справляетесь.

Он, кажется, ухмыляется, но я не вижу, я все еще занят попытками раствориться в воздухе, однако едва не спрашиваю вслух что-то вроде «а что же вы делаете», но голос мой, вероятно, уже растворился, поэтому я прикусываю губу, и зря, думаю, зря, потому что мне так жарко и холодно одновременно, и я совершенно точно знаю, что покраснел от чего-то, что явно не является страхом.

Он говорит:
- Посмотри на меня, - и я, конечно же, распахиваю глаза так, что аж больно, он стоит неожиданно близко, и как я не заметил, что он подошел и действительно ухмыляется, и есть в этом что-то другое, новое, такое невиданное раньше, что я сейчас, кажется, все-таки зарыдаю. Он смотрит пристально, словно ждет, что я скажу что-нибудь, но я только смотрю, как он и просил.

Он сует мне в руки какое-то зелье и тихо говорит:
- Пейте, - и ухмылка пропадает с его лица, отчего мне хочется что есть сил заорать «нет». Он отходит к столу, садится на край и смотрит на меня уже с совершенно нескрываемым сочувствием. Я не удивился бы, будь это веритасерум, потому что совершенно точно, что он снисходительно дает мне шанс сказать что-то сейчас, и он, конечно же, уже все понял, и ему, кажется, вообще все равно, что я сделаю, в том плане, что он примет любой мой самый неадекватный поступок, но сделать я его обязательно должен. Первый. Сам.
И я делаю шаг вперед, я не очень ощущаю ноги, но я точно вижу, что двигаюсь, медленно подхожу к столу, кристально чисто понимая, что чего не стоит делать, так это бояться, уж точно не сейчас, когда он уже разрешил мне официально побыть идиотом.
Я дохожу до стола и ставлю зелье на край.

Я говорю:
- Не поможет.

И обхватываю его резко руками, и утыкаюсь носом куда-то в грудь, и, кажется, всхлипываю, и дышу часто-часто, потому что понимаю, ну не могу я перестать бояться, что опять ошибся, что ничего он мне не разрешал, и что выставит сейчас же вон окончательно и навсегда. Мне кажется, что я вот-вот таки лопну, взорвусь, освобожусь от всего этого безумия, что живет внутри меня, но продолжаю крепко его держать, не позволяя двинуться для того, чтобы уйти вдруг, но ведь захоти он обнять меня в ответ, у него тоже ничего не выйдет, так крепко я его держу. Я, кажется, все-таки рыдаю, я не понимаю, а, может, я смеюсь, в любом случае мне хватает разума понять, что у меня совершенно точно истерика. Потом я все же прихожу к выводу, что стоит чуть ослабить хватку, убьет он меня или нет – мне все равно совершенно точно, я еще помню даже, что хотел ему сказать, и сейчас самое время, и я смогу… я смогу, сэр, я знаю.

- Поттер, - говорит он, - вы меня раздавите.

Я поднимаю неосознанно взгляд и хочу было извиниться, но слова вновь застревают в горле, потому что я вижу ее снова - бездна открыта мне полностью, она словно приглашает утонуть в ней, словно обещает не закрываться никогда более, и я все еще совершенно не понимаю, почему, и теперь совершенно точно боюсь даже дышать, а то мало ли что. Его выражение лица неизменно, но это уже неважно, я просто смотрю-смотрю-смотрю ему в глаза, разрешаю впитывать всего себя, я думаю все и сразу, и прекрасно знаю, что он считывает это все прямо из моей головы. Я знаю, что думаю много лишнего, особенно о том, что, кажется, все же хочу его поцеловать, и на этом месте он как-то уж слишком обреченно качает головой, но улыбается краем губ, и это действует так, будто он уже поцеловал меня, вдохнув тем самым что-то новое и важное, вернул какую-то недостающую часть меня или даже отдал собственную. Я замечаю, что все еще держу его, а он позволяет мне, но не обнимает в ответ, однако это тоже неважно, кажется, он боится травмировать мою психику еще больше, иначе бы точно обнял бы, я знаю, и начинаю улыбаться совершенно сумасшедше и, кажется, говорю, наконец:

- Мне нужно быть рядом.

- Я заметил, - отвечает он привычным тоном, и улыбку сдувает как ветром. Не то, чтобы я ожидал какого-то другого ответа, на самом деле, я вообще надеялся, что он промолчит и все-таки меня поцелует, но снова впасть в панику я не успеваю, потому что он все же обнимает меня едва ощутимо и говорит:

- Верни ее назад.

Я лишь моргаю ровно два раза.

- Улыбку, Поттер, тебе не идет это ошалевшее выражение лица, в нем нет более нужды.

И я не могу не вернуть.

Спустя множество мгновений я, наконец, различаю свое отражение в его глазах. Оттуда, из бездны, я смотрю на себя свободным и счастливым.


Fin.