Мозаика перехода
Этюд №1 из серии «Мозаика перехода»
[показать]
Посвящается фронтовику Орлову С.И.
- Ты где?
- Я не приду!
- …ты решила окончательно?
- Да! Всё! Хватит! Жизнь одна!
Пронин положил телефонную трубку и внимательно посмотрел в стакан. Стакан был пустой. Взял бутылку водки, на донышке которой ещё что-то было, вылил остатки, и одним махом влил содержимое стакана себе в глотку. Вытянул из пачки беломорину, объжал гильзу, чиркнул спичкой, закурил, одной затяжкой втянул в себя половину папиросы и выпустил в направлении открытой форточки струю дыма. Дым уступил своё место свежему воздуху и покинул кухню в виде дымовой завесы. Пронин знал, что его Люська ходит к соседу, но свары из-за этого не поднимал. Жена на тридцать лет моложе, детей нет, поэтому не считал нужным морочить голову человеку, который всю свою молодость отдал «ментовской» жизни Пронина. Они познакомились в Москве. Менты, проводя плановую зачистку территории от криминальных элементов разнесли притон, и всех кого сгребли, доставили в участок, где Пронин и начальник районного управления «квасили» горькую. Покидая начальника, у «обезьянника», в котором сидела она, Пронина прошибло с головы до пят. Его «заклинило», он стоял у решётки и глядел на Люсю. В голове шумела водка и берёзовый лес, на зелёной полянке, которого, отдыхали Пронин и Люся. Фантазия настолько ему понравилась, что они договорились с начальником, Люсю «приходовать» по документам не будут, тем более как потом выяснилось, занесло её туда по ошибке, шла на именины, подружка обещала, а попала в притон, и если бъ не рейд, с Люсей случилась бы «беда». После выхода на пенсию они уехали в родные места Пронина. Жили на окраине города, в двухкомнатной квартире старого флигеля – пристройке, бывшей усадьбы помещика, от которой остался только фундамент. До революции там обитал «помещичий люд», после, их потомки - работники городского паркового хозяйства, местом работы которых был парк. Помещик отстроил свою усадьбу на холме, и со всех сторон окружил его ухоженным лесом. С холма, радиально спускались аллеи, уходящие в самые потаённые и удалённые уголки, где превращаясь в переплетающиеся между собой чуть заметные тропинки окружили весь парк ажурной вязью своих щупальцев. Люся ушла к соседу, в другой флигель. Корпуса смотрели друг на друга своими окнами-глазами, и вечерами перемигивались занавесками и шторами. На площадке-фундаменте, между ними, протекала публичная жизнь жильцов, стояли скамейки, стол, где забивали по вечерам «козла» и столбы с натянутыми верёвками для сушки белья. Узнав, что Люся повадилась нахаживать к соседу в противоположный флигель, Пронин попросил только об одном, не позорить. Он вырос здесь, родился в этом городе, мать и отец из этих мест, похоронены на кладбище расположенном со стародавних времён сразу за парком. Пронина знали все. По прибытию в город, посетили представители городских властей и спросились, если что, приходить за советом. Первыми за «советом» пришли товарищи из конторы, выпили, поговорили, и на следующий день назвали адреса явочных квартир, где будут ждать в установленные сроки, либо куда он должен явиться по зуммеру пейджера. Пронину очень не хотелось обнародовать свой собственный прокол, выносить на всенародный суд явную аналитическую ошибку, допущенную ни где-то там, где ловят бандитов или безобразных уродов человеческой породы, а прокол под своим носом – в семейной жизни.
- Люся, дорогая, пожалей мои седины.
- Я хочу ребёнка, Пронин.
Разговор на эту тему был всегда короткий и заканчивался слезами. Люся тихо плакала, затем собиралась и уходила одна в парк. Всезнающие соседи, уважая Пронина, молчали. Сегодня она ушла, и уже не в парк… Ушла навсегда. Пронин поднялся, подошёл к окну… тихо барабанил по подоконнику осенний дождик… горел фонарь освещающий подъезд противоположного флигеля… Люся там… Открыл холодильник, достал банку с солёными огурцами, бутылку водки, с антресоли где хранился всегда «Беломорканал» взял пачку папирос, поставил всё на стол и вышел из кухни. В комнате залез под рабочий стол, открыл стоящий в нише под столом сейф, достал две папки, закрыл его и вернулся на кухню. Навёл «марафет» на кухонном столе, нарезал огурцы, хлеба, открыл бутылку, выпил, закурил и разложил перед собой папки. Первая папка хранила старое-пристарое дело, начавшееся ещё в советские времена. Оно началось с того самого момента, когда председателем городского комитета партии назначили бывшего фронтовика Степана Ивановича Орлова. Новый председатель горкома, быстро окружил себя своими однополчанами, как ему это удалось, до сих пор неизвестно, говорят, была в Москве оказана поддержка. Он утвердил проект развития города, предусматривающий большой микрорайон, новостройки которого по завершению строительства были заселены семьями ветеранов Великой Отечественной войны, свезённых со всей области. Проект реализовался настолько быстро, что не успели «моргнуть и глазом», причём как-то хитро городские власти обошли систему очерёдности для получения жилья. Дома стоят, в них на законном основании живут люди, почти все были довольны. Пресса осветила сей факт на весь Союз, поэтому кому вся эта затея не понравилась, уже ничего не смогли сделать. Орлова сняли, отправили на пенсию, и вскоре он исчез, но ветераны остались жить в своих квартирах, в новом микрорайоне. Случилось это в начале семидесятых годов, врезался случай в память потому, что когда узнал эту историю, в голове мелькнула мысль: - Фронтовик Орлов, своих не сдал, помог. За всю послевоенную историю такого не было не до него, не после. О чём пресса не писала, так это то, что ветераны стали пропадать. Узнал он это от «старшего товарища» который передавая материал, сказал так:
- Это «старый глухарь». Перевернули и вывернули всё. Всех, до кого дотянулись руки, опросили помногу раз. Ничего! Люди исчезают бесследно. Трупов нет. Вообще нет никого.
Папка содержала почти двадцатипятилетнюю историю исчезновения земляков. Он знал её наизусть. О том, что граждане исчезают, пропадают бесследно, ему было известно ещё по своей ментовской работе, только занимались этим другие, и полной картины этого бедствия он не представлял. В папке был собран материал, напрямую или косвенно касающийся исчезновения людей. По общей городской статистике получалось, что больше всего пропадали жители микрорайона, который отстроил Орлов, а так как в нём жили только ветераны и их семьи, то это было похоже на некий «массовый исход» пенсионеров - ветеранов. …только вот куда они уходили? Этот вопрос он поставил перед собой сегодня. Другая папка хранила в себе аналитические рассуждения Пронина. Изучив весь материал он пришёл к выводу, криминала нет. Маньяков тоже нет. Вообще никого нет. Его аналитический ум и громадный опыт сыщика, а так же врождённая интуиция, которой завидовали все менты Союза, говорили:
- Это дело «абсолютно глухое».
Вчера, в папке, появился ответ на вопрос: - Кто виновник этого «массового исхода»? Пронин достал вчерашний отчет, ещё раз его перечитал, поднялся, вышел в комнату с балконом, открыл балконную дверь. В проёме, вдоль линии горизонта светились огни микрорайона. Выйдя на балкон, упёрся руками в перила и глянул в тьму, которая расположилась между холмом и огнями города. Тьма, обливаясь дождём, тяжело дышала. Вершины деревьев тихо раскачиваясь, рассовывали вязкую, мокрую тьму по укромным углам парка. Перед глазами, который раз за сутки, опять возникли сцены-кадры: гуляющий старик, пудель на поводке, старик без пуделя,
-Лаврик! Лаврик! Иди сюда! Ко мне! Лаврентий Палыч, мать твою, я кому сказал!
старик зовущий хриплым голосом собаку, лающий пудель, пробирающийся через кусты старик, берёзы и скулящий пёс на пригорке, старик поднимающийся в горку к своему сбежавшему пуделю, старик проходит между берёз и исчезает. Пронин понимал, такого быть не может, он не верил своим глазам, всё его естество отторгало увиденное. Он никому ничего не сказал, не пошёл к тому месту, где пропал старик, стоял как вкопанный, глядел на скулящего пса и пытался осознать, явь это или сон. Через три дня он получит информацию о ещё одном без вести пропавшем ветеране. Пронин резко повернулся, вернулся на кухню, налил полный стакан водки, выпил, крякнул, скомкал отчёт и поджёг его в пепельнице.
***
Слесарь, вскрыв дверь, посторонился…. Облокотившись на косяк, достал сигарету, закурил и стал ждать. Через полчаса, из квартиры, двое вынесли небольшой сейф, опечатали дверь, уходя, не обращая внимания на слесаря, один другому сказал:
- Странная записка, что значит, пойду, посмотрю?
Этюд №2 из серии «Мозаика перехода»
[показать]
- Людка, доча, а ну-ка иди сюда… Люд, ты чо оглохла.
- Сейчас, подожди.
- Лююююд…
- Па, дай я разденусь.
Отец лежал на диване пьяный. Люда зашла в гостиную, распахнула шторы, открыла форточку и упёршись кулаками в бока, с вызовом бросила отцу:
- Ты стал хуже свиньи! Посмотри, кругом грязь, бычки, бутылки, и это за пол дня… Мне что в школу не ходить?
Пыжась подняться, отец всё пытался ухватиться за спинку дивана, рука срывалась, никак не удавалось сжать пальцами обивку. Люда протянула ему руку, тот переориентировал цель захвата, и с помощью дочери принимая сидячее положение, ткнул коленом журнальный столик. Полупустая бутылка, падая, ударила горлышком блюдце и начала наполнять его водкой:
- тютютютю
отец выразил свою неловкость, скрутил губы трубочкой, и быстро подхватил бутылку. С другого края стола, на ковёр, совершив кульбит, упала до краёв наполненная пеплом и окурками хрустальная пепельница. Окурки, погружённые в пепельное облако, придавленные пепельницей по закону «бутерброда», торчали в разные стороны на ковре…, Люда опустила руки, её глаза наполнились слезами.
-Люююдааа.
Раздался старческий голос из соседней комнаты.
- Щас ба
хлюпнула в ответ Люда, и вышла оставив наливающего в мутный стакан водку отца. В соседней комнате у окна, на старой панцирной кровати лежала бабушка. Люда поцеловала её и захлопотала вокруг постели. Сняла тёплое одеяло, расправила под спиной простынь и сунула утку.
- Ты как бабуля?
- Хорошо. Соскучилась.
- Сейчас.. подожди… разогрею…. принесу кашу.
Войдя в кухню, Люда подошла к подоконнику, вцепилась в него до боли пальцами, и раскачиваясь вперёд назад, тихо завыла детским голосом… Осеннее солнце в окно смотрело как плачет душа ребёнка…
- Люююд, ты деее?
раздался голос отца. Она взяла совок, веник и пошла убирать грязь. Отец, уткнувшись лицом в подушку лежал на боку, вывернутая не естественным образом пара ног никак не могла сообща забраться на диван, рука, ища опору для днища, шарила по воздуху пустым стаканом. Люда обхватив ноги, занесла их на диван, указала руке куда стакану опуститься, пододвинула отца ближе к спинке и присела рядом. Через стекло пустой бутылки, на неё смотрел искажённый законом преломления образ мамы.
Мама не пришла домой через два года после того как исчез дед. Узнав от участкового, что ждать и искать его бесполезно, слегла бабушка. Прошёл год как они уже одни, в милиции заявление приняли, но всё безрезультатно, мама и дед исчезли. Отец прилагал все усилия, чтобы найти тестя и свою жену, но они канули как в воду. Пить начал когда опустились руки. Покупал на выпрошенные у дочери бабушкины пенсионные деньги, две бутылки водки, пачку сигарет, четвертушку хлеба, ставил на журнальный столик фотографию жены и пил. Если дочь заставала за приготовлением к пьянке, то говорил:
- Надо душу помыть Людушка и помянуть, доченька родная, кто жъ помянет как не мы.
Так пьянка начиналась, далее, неделю ежедневного истязания организма алкоголем, пил везде где наливали, пил в подворотнях, подвалах…, но где бы он не пил, пьянка всегда заканчивалась в парке. Люда поперву искала отца в микрорайоне, но привыкнув к закономерности, через неделю шла на удалённую поляну у пруда и забирала отца. На вопрос Люды, ты как здесь оказался, отец отвечал однозначно: - Мамочка твоя, позвала, я пришёл, прилёг, и где…де она? Отец отходил от пьянки медленно, придя в себя, вновь пробовал найти работу переводчика, безрезультатно, и ровно через три недели опять был в «ауте».
Закончив уборку, Люда ушла кормить бабушку. Бабушка, или Ба, как её любя называла Люда, особых хлопот не доставляла. Бабушка лежала три года, участковый врач, разводил руками:
- Она здорова, ничего не понимаю.
Врач пытался поставить бабушку на ноги, в прямом смысле этого слова, не получалось, она была как ватная, падала, её подхватывали, укладывали опять на кровать, ноги абсолютно ничего не чувствовали. Причину связывали с нервным шоком вызванным известием о пропаже мужа. Люда приходя со школы кормила её и читала письма-треугольники, которые хранились с военных лет. Эти чтения всегда заканчивались досрочно, на одной из фраз, каждый раз они были разные, бабушка вдруг брала внучку за руку, другой рукой забирала письмо, прижимала его к сердцу и уходила в себя. Глаза смотрели в потолок, а руки мелко дрожа, пытались вжать письмо в сердце. Люда вставала и уходила к себе. Так было и сегодня. Сегодня был первый день пьянки отца. Впереди неделя тревоги и волнения. Не успела Люда расположиться на большом, уютном кресле, как раздался звонок в дверь.
- Костя!
сорвалась она с места. Сосед, проживающий в этом же доме, только этажом ниже, был на пять лет старше, и отношения сложившиеся ещё со школьных времён, определили их характер как дружеские. Он работал электриком в ЖЭКе, и не о каком дополнительном образовании, кроме полученного в ПТУ слесаря - электрика, не помышлял, всё свободное время отдавал компьютерам, и иногда составлял компанию соседке в прогулке по парку.
- Ты как?
спросил Костя.
-Хорошо, вот только отец опять запил. Ты чего?
Пройдя в комнату, Костя по хозяйски уселся в Людино кресло:
- Я спрашиваю как твой локоть?
- А ничего, уже забыла о нём.
-Ты представляешь, даже не ожидал, что так получится…
- Да ладно Костя, что уж там, главное цела… ,а если бы он на меня наехал? Вот тогда бъ ты меня хоронил!
- Дурочка ты Людка!
- Я же спиной к нему шла…, шум шин в последнюю минуту услышала…, ничего не поняла когда ты толкнул меня…, и ещё со всей силы…, тут же полетела…, с аллеи под откос. Ты представляешь, если бъ мы поравнялись с этим предурком напротив берёзы, я бы в неё со всего маху… бац! И отковыривай. А так между берёз пролетела, да по зелёной травке… кувырочком.
- Придурки, и что им не кататься с вала в ров? Они же там всегда катаются…, тем более это в другую сторону, прохожих нет, а этот, смотрю, сверху, с вала, к нам, и вылетел на аллею, несётся, голову вниз опустил, и наяривает вовсю крутя педали. Когда понял, что он летит прямо на тебя, пришлось спасать… Я кстати еле отмылся, не знаю где грязь нашёл, а ты вся чистая. Хорошо, удалось самому увернуться после того как тебя оттолкнул. Ещё внимание обратил, на аллее лужи и грязь, а ты когда вылезла…
- Ты же в лужу отлетел, а я с пригорка по зелёной травке скатилась. Слушай Костя, мне надо с тобой посоветоваться.
- Что такое?
- Рано утром звонила тётя, сестра отца, хотела с ним поговорить, но он выпросив денег уже ушёл, она сказала, что для отца есть очень важная информация и хотела ему её сообщить, я ей сказала, что в течении недели с ним поговорить не удастся. В общем, мне срочно нужно в Москву за документами для отца. Я хочу тебя попросить, присмотреть за домом, отец сегодня вечером проснётся и на неделю исчезнет, пусть тётя Оля присмотрит за бабушкой. А?
- А, что за срочность? Я конечно не против, мать попрошу. Был бы толк?
- Тётка сказала, что московское издательство приняло к публикации какой-то перевод, они все документы оформили, целый год согласовывали с автором, им нужна подпись отца. Понимаешь, отец нужен! Он нужен не только мне с бабушкой!
***
Люда нажала кнопку… за дверью раздался голос
- Кто там?
- Я.
Дверь открылась.
- Люда, приехала!
- А где Костя? Тётя Оля, можно мне ключи от дома?
- Пошли, пошли дорогая!
Мать Кости схватила Люду за руку и потащила её на этаж выше.
- Ты не поверишь! Ты не поверишь! Люд, ты представляешь… Ты как съездила?
- Нормально!
Удивлённо глядя на мать Кости, Люда послушно последовала за ней. Поднимаясь по лестничному пролёту Люда услышала голос бабушки:
- Вытрясите, я вас обедом накормлю.
Из открытой двери, Костя и отец выносили ковёр, бабушка, стояла на лестничной площадке и придерживала входную дверь.
Этюд №3 из серии «Мозаика перехода»
[показать]
Времени оставалось совсем мало, нужно было успеть на пляж до начала захода солнца, к проблеску луча. Отведено на процедуру, не более десяти секунд, а то и того меньше, всё зависело от состояния атмосферы и моей оперативности.
Последний час солнце светило не меняя окраски, устойчивый ярко-жёлтый диск внушал уверенность, что сегодня изумрудно-зелёный луч высветит пятнадцатый горизонтальный рунный картуш, прочитав который я получу точный азимут, и можно считать, что координаты плацдарма полностью определены. Мурлыкая песенки, Сю смывала морскую соль в душе. Я взял плеер, тихонько вышел из бунгало и побежал в соседнюю деревню.
- Сават ди кхрап
крикнул я, здороваясь на бегу, одновременно доставая деньги, и указывая рукой на мотобайк, кивая в его сторону головой, что в моём понимании означало вопрос - утверждение: - Я его возьму?!
Таец махнул рукой в знак согласия, и попытался помочь мне вывести мотобайк из «загона». Опередив его, сунув ему деньги, я завёл мотобайк, крикнув слова благодарности
- Кхоп кхун кхрап
выехал на дорогу и помчался на пляж.
Он был последний из всех проверяемых мною пляжей, которые протянулись вдоль западной береговой линии, изрезанной скалистыми выступами. До отъезда оставалась два дня, и я был почти уверен, что остров - простой, но его нужно было проверить весь… Эту пятёрку определил сразу. Пробравшись через джунгли и взяв невысокий перевал, мы с Сю вышли на небольшую, плоскую долину, уровень которой был чуть выше уровня моря, они росли на самом берегу, и существенно отличались от всех растущих пальм. Пока Сю, красивое дитя природы купалась в море, я обошёл все четырнадцать направлений и считал рунные картуши c всего комплекса, осталось прочитать пятнадцатый, но сделать это можно было только на закате. Я был рад безпредельно, столько островов осталось позади, даже представить себе не мог, что найду именно плацдарм. Все эти мысли, пока я гнал по дороге мотобайк, проносились в моей голове как картинки, кадр за кадром: пальмовая роща, гладкая как стол долина с лужами – болотцами, пять пальм, фиксированный «шаг» между ними, белый как снег песок, цветные рунные картуши. Солнце садилось всё ниже и ниже, до начала последней фазы заката оставалось не более пяти минут, позади уже дорога, брошенный у обочины мотобайк. Бежал сквозь джунгли по едва заметной тропе не сводя глаз с заходящего солнца…, диск постепенно превращался в соту. Успел к пальмам до начала «слепой полосы», встал вдоль главной оси комплекса, и определив по исчезающей фаланге большого пальца угол считывания, замер, стал ждать рунные образы. Луч пробил горизонт яркой изумрудно-зелёной полосой, вниз от которой я начал считывать в «слепом пятне» пятнадцатый рунный картуш. Цветовой спектр из четырёх групп по четыре цвета в каждой группе вспыхивали как молнии. Всё! Есть! Азимут плацдарма определён! Теперь мимо не пролечу. Уставший и довольный, побрёл к морю, упал на спину, раскинул руки и вытянул ноги к прибою. Морская вода, с каждой волной пробиралась под меня, вымывала песок и с ней же на обратном беге, сантиметр за сантиметром утаскивала моё тело в море. Солнышко село.
Сю сидела на веранде и ела питахайю… Я долго объяснял ей жестами, что мы забыли на пляже плеер, что мне пришлось срочно вернутся на пляж, что я не могу без музыки в ушах…, она успокоилась, перестала возмущённо «чирикать» на своём языке, забралась ко мне на колени и ласкаясь, тихо «заворковала» прося любви. Всё было позади, два года поисков закончились победой, я нашёл, и нашёл не просто один из порталов перехода, а восточный плацдарм, т.е. все возможные порталы перехода сосредоточенные в одном месте.
Утром, мы с Сю отчалили на Самуи, там сдал её тому у кого взял, расплатился и покинул остров вечерним паромом. Сделав крюк через материковую часть, я вернулся на остров - плацдарм. Искупавшись последний раз в море, пройдя траекторию рунного кода пункта назначения на плацдарме, я….
***
Выйдя из парка через главный вход, пошёл в сторону светящегося вечерними огнями микрорайона. Моросило. Сзади раздался шум останавливающейся машины
- Парень тебе далеко?
услышал я.
- До вокзала! Подбросишь?
- Сотка, и поехали!
Блин, плавки мокрые, надо было там переодеть, подумал я, усаживаясь на заднее сидение такси.
Этюд №4 из серии «Мозаика перехода»
[показать]
Выйдя из комплекса, присел, снял рюкзак, начал оглядываться. В мою сторону, по морю, бежала лунная дорожка. В небе висели звёзды. Ночь.
Вроде никого, расслабился, и тут боковым зрением, справа от себя, увидел не естественно деформированное основание пальмы. Тёмное, продолговатое пятно слилось с основанием образуя уступ, это и насторожило. Залёг, осторожно из вертикального положения перевёл в горизонтальное рюкзак, всё внимание сосредоточил на пятне. Обезьяна? Да нет, она бы меня первая учуяла, всего десять метров и ветер в её сторону. Верхняя часть пятна изменила положение. Таец? Может быть, но очень мелкий для такого пятна, и время позднее, они как правило в это время уже спят по домам, это мы русские полуночничаем. Пятно пошевелилось. Кто-то очень маленький, прислонясь к стволу пальмы, сидел на корточках. Человек! Мелькнула мысль о возврате: - всю рунную траекторию возврата в исходный плацдарм пройти незамеченным не удастся, или изменить будущее? Короче! Не хочется. Надо ждать. Прошло около получаса, пятно пару раз пошевелилось, луна медленно опускалась к горизонту, …по мне тёк пот. Полушубок, ватные штаны и унты хранящие моё тело в тепле и защищающие его от сибирского мороза, превращались в орудие пытки. Надо было что-то делать, луна уходила, скоро освещать долину будут только звёзды. … бросить что-то в воду, вокруг один песок, рядом ни камушка, пошарил в карманах, носовой платок… Расправил носовой платок, насыпал в него пригоршню песка, и связал крепко его противоположные углы в узлы, получился увесистый груз, который швырнул в море таким образом, чтобы он упал напротив пятна. Всплеск воды дал результат, пятно отделилось от ствола, замерло…, и вырастая в верх начало приобретать контуры маленького человечка. Человечек встал на ноги, … так это жъ ребёнок! Человечек постоял вглядываясь в море, покрутил головой, и вновь сел прислонясь к пальме боком. Я пополз к нему, за два метра до пальмы, ребёнок наклонился и повернул голову в мою сторону
- Мама.
Во блин, русский мальчишка! Быстро посмотрев по сторонам, ожидая, что кто-то мог откликнутся на голос мальчика, и не увидев явной опасности, тихо произнёс
- Ты откуда?
- Мамочка, мама
Мальчик закрыл глаза руками и упал в песок лицом. Он плакал. Встав на ноги, продолжая оглядываться по сторонам, я подбежал к мальчику, упав перед ним на колени в песок, приподнял его за плечи. На меня смотрели заплаканные и испуганные глаза. Малчик был одет в осеннюю курточку с капюшоном, тёплые штанишки, резиновые сапожки и рядом валялась вязанная шапочка с помпончиками.
- Да ты ходок за тридевять земель,… браток. Как же тебя угораздило?
- …тебя как зовут?
Глазки наполненные слезами посмотрели на меня и губки тихо произнесли
- Миша.
Для меня было всё понятно, но в голове у меня не укладывалось, как он на плацдарме прошёл всю рунную траекторию пункта назначения. Вероятность такого набора одна миллиардная, жизни двадцати поколений не хватит чтобы все варианты перебрать, за это время плацдарм превратиться в древесную труху и на этом месте родятся и умрут сотни муравьиных цивилизаций. Случайно такого быть не могло, …его похоже «вели».
Стянул с себя всё зимнее, налил мальчишке из термоса чаю, усадил ребёнка на полушубок и усевшись рядом с интересом его разглядывал. Надо жъ - «ха до къ». Ищут… , мелькнула мысль. На вид ему было года четыре, это вселяло надежду, что по расспросам узнаю с какого плацдарма он сюда прибыл. Судя по одежде с «Орловского». На моём, уже во всю хозяйничает зима, дальневосточные тоже занесло снегом, из трёх европейских только на «Орловском» стояла погода соответствующая Мишиной одежде. …одели и вывели погулять. Он круги нарезал и испарился. Кто-то там с ума сходит…
Уложив все вещи в рюкзак, взяв уснувшего мальчонку на руки, ушёл на край долины, там начинался скальный выступ, и особнячком, росли близко друг к другу две пальмы. Натянул между ними гамак, уложил в него ребёнка, и так же как и он до меня, прислонившись к стволу пальмы присел на корточки. Лунный диск ушёл. Ладно, ничего не поделаешь, утром покупаюсь, расспрошу детально ребёнка и отправлюсь возвращать бедолагу. Если его вёл человек, то это нужно было делать рано утром. Завёл будильник, но проснулся от крика
- Дядя, дядя…
Гамак раскачивался из стороны в сторону, и из него торчала голова мальчишки. Мы допили остатки чая с печеньем, я искупался, и расспросив Мишу, убедился в выводе сделанном ночью. Затягивать процедуру возврата смысла не было, в пункте назначения стояла ночь, поэтому самое время вернутся будучи незамеченными. Выложил из рюкзака все вещи, закопал их глубоко в песок, посадил мальчишку в рюкзак, надел его и начал танцевать в комплексе рунный танец пункта назначения – «ха ра во дъ».
Как я ни старался остаться незамеченным, пробираясь через ночной парк, поднимаясь к одному из двух зданий стоящих на холме, и заходя в подъезд, мне сделать это не удалось. Я рассчитывал позвонить в дверь, и дождавшись её открытия быстро убежать, оставив Мишу у двери. В карман его куртки засунул записку написанную до начала перехода между плацдармами: «Этот мальчик потерялся. Его ищет милиция. Имя: Уваров Михаил Фёдорович, имя мамы: Света. Отведите его в милицию». Зайдя в подъезд, мы наткнулись на женщину спускающуюся по лестнице. На мне были только унты, плавки и пустой рюкзак. Увидев нас, она присев открыла рот, я понял, что будет дальше. В такой ситуации ждать «сирены» было бессмысленно, оставалось только одно - бежать.
***
Люся сидела на стуле и чувствовала на своей спине пристальный взгляд человека в штатском. Они обо сидели и ждали, Люся на стуле, а тот что в штатском, на диване за её спиной. Он наверное тоже ждёт следователя, подумала Люся. Дверь открылась, в кабинет вошёл мужчина
- Следователь Куцын… Дмитрий Анатольевич
представился вошедший и уселся за стол напротив Люси.
- Людмила Петровна Пронина! Правильно?
-Да!
- У нас к вам всего несколько вопросов. Можно?
- Да конечно… Я вас слушаю.
- Людмила Петровна, вы могли бы объяснить следующее. Месяц назад, у вас исчез муж! Уважаемый в городе человек, а сегодня утром, вы приводите в милицию мальчика, о пропаже которого заявили родители два дня назад. Вам не кажется странным факт этих совпадений в смысле - исчезновение? Ваш муж пропал! Причём, как вы утверждаете, что ушли от мужа накануне его исчезновения из-за того, что у вас не было детей! Чужой мальчик исчез! Странно …, да? И не менее странным выглядит второй факт, это ваше объяснение появления у вас мальчика. Вы утверждаете, что мальчика привёл голый мужчина, на котором были только валенки и трусы, и увидев вас, он убежал с рюкзаком за спиной. Это, что за турист, который глубокой осенью носит зимне-летний фасон, и с мальчиками пропавшими по раннему утру разгуливает? А…?
Библия. Откровение Святого Иоанна Богослова. Глава 13, стих 16, стих 17 и стих 18 гласят:
Стих 16
И он сделает то, что всем – малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам – положено будет начертание на правую руку их или чело их.
Стих 17
И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его.
Стих 18
Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть.
Как же хорош июль в урмане! Тёплый, прогретый воздух, могучими исполинами выдавливается из кедровника, уходя вверх закручивается, наматывая на себя прохладу моей любимой сибирской реки Кан. Пчела – сестрица… Лютик… Кедр… Я сидел на возвышенном берегу реки и ждал брата. Стол был накрыт по простому… хотя знал, видится мы будем не более минуты, поэтому жареный хариус сегодня на одного. Солнышко садилось. В отблесках брызг игривого порога появилась радуга. Ожидание всегда приводит к задумчивости, а задумчивость к воспоминаниям. Так и я, ожидая, вспоминал…
… университетские годы, много времени обрабатывал нуклеотидные последовательности молекулы ДНК с помощью своих математических методов. Составлял словарь гамет-слов.Та мысль, с которой в последующем была связана часть моей жизни, пришла, когда на столе валялись метры перфорированной рулонной бумаги, все исписанные нуклеотидными последовательностями эукариотической клетки:
- Кодоны-буквы, гометы-слова, всё собрано во фразы-регистры описывающие организм. А если все регистры имеют одинаковое значение! …нормирую к единице! Это что за организм? Полное совершенство или "мёртвое"? Ему не к чему стремится! А если это клетка человека!? Я взял тетрадь и записал:
1+1*2+1*2^2+1*2^3+1*2^4+…+1*2^34+1*2^35
заполнил все тридцать шесть регистров в двоичном числе единичкой. С другой стороны, ещё раз выписал то, что знал давно:
1*1+2*1+3*1+4*1+5*1+6*1+7*1+…+34*1+35*1+36*1=1+2+3+4+5+6+7+…+34+35+36=666
формула событийного ряда, где порядковые числа это номер события, а множители при них, числовое значение события. Для данного конкретного примера сумма всех чисел от единицы до тридцати шести, так как все тридцать шесть событий имеют число равное единице. Результат - число человека (по библии) 666! Полученное число 68 719 476 735 начал проверять. Первое, что меня поразило это то, что в него входит как один из множителей Скалигеровское число зверя 333, и оно же присутствует в младшем разряде при разложении этого числа по основанию 666 (что в принципе ожидаемо), а именно:
68719476735=333+349*666+416*666^2+232*666^3
И самое главное, это число показало, что цифровой событийный ряд из 11 событий, давал совершенную конструкцию:
1*6+2*8+3*7+4*1+5*9+6*4+7*7+8*6+9*7+10*3+11*5=361=19*19
Девятнадцать лунных лет и девятнадцать витков в молекуле ДНК для завершения кодона…
- За этим числом прячется зверь, а не за числом 666, и искать его надо ещё и по биометрическим данным…
сказал я себе тогда.
…на противоположном берегу вспыхнул белый Свет. Харги стоял на берегу и улыбался. Мы обменялись жестами приветствия и я считал сказанные мне слова…, всё приготовлено и можно было Говорить.
Утром, с капища, у «жертвенного» столба исписанного рунами «сети дорог», я ушёл в Новую Каледонию отрабатывать одну из версий спасения числа 666.
Этюд №5 из серии «Мозаика перехода»
Огонь лизал котелок со всех сторон и поднимающийся водяной пар, размазывал по ночному небу очертания звёзд, превращая их в тарелки…
— А ты говоришь блюдца! Смотри, какие звёзды огромные…. — сказала жена, тыкая пальцем в ночное небо.
— Это тебе кушать очень хочется. Поэтому Украинская ночь с её звёздами — блюдцами тебе уже обеденным столом начинает казаться. Максим, поторапливайся, видишь народ голодный.
Максима встретили случайно. Он, со своими товарищами, добравшись до Судака, остановился у подножья Алчака, возле «Арбуза» и въ волю отдавался морскому отдыху. Мы прошли «Большой Крымский Каньон», прошли на пароходике шесть часов от Мисхора до Судака по Чёрному морю, прошли ещё почти четыре километра от Судакского пирса до «Арбуза», устали до нельзя, начали разбивать палатку на ночь, и вдруг обнаружили моего школьного товарища готовившего вечерний ужин из гречки и тушёнки на морском берегу. Услышав знакомый голос, я спросил у темноты, в которой у костра копошились люди:
— Макс это ты?
После, вполне понятной наступившей тишины (он похоже не ожидал услышать знакомый голос), раздался крик:
— Виииииии!
По обнимавшись и перезнакомившись со всеми, нам, пододвинувшись, уступили две пяди земли, где мы расстелив спальные мешки устроились с относительным комфортом. Обменявшись наскоро новостями о том, кто, откуда, куда и когда, мы все вместе, а это семь человек, сели ужинать. Гречка шла на ура, заварили чаёк с душицей, сухарики, и пошёл разговор в перемешку с песнями под гитару.
— Макс, что случилось, ты что…. как это так тебя выбросило из обвязки? – спросил я, когда мы отошли от группы посудачить о личном.
— Ты понимаешь, «Абалаковская» обвязка… всё правильно одел, карабин… верёвка, а петлю завёл неправильно. Пошёл дюльфером, рванул сильно на первом шаге, Лёхе обожгло верёвкой ладони, он её бросил, стравилось резко лишних полметра, меня опрокинуло, вылетел из обвязки… Спасла меня образовавшаяся петля на правой ноге и то, что не выпустил из рук верёвку, повис вниз головой… Вот и всё. Второй конец был застрахован на кустарнике, он выдержал. Дотянулся до полки, перевернулся на руках… Видишь живой.
— Ты вроде не новичок, альплагерь прошёл… что забыл как это делается? – спросил я.
— Нет, не забыл… Я не знаю почему руки не так петлю завели.
Более, в этот вечер, о происшедшем в этот день с Максимом на спуске дюльфером с Алчака, мы не говорили. Макса спасла судьба. Остаток вечера прошёл славно. На следующий день мы решили не торопиться и не продолжать свой путь. Мы планировали провести две недели в абсолютно диких условиях, в одной из закрытых бухт на мысе Меганом. Товарищи Максима утром решили в лоб взять Алчак. Макс отказался составить компанию, и насколько я знаю в горы он больше не ходил. Мы присоединились к ребятам. Я пошёл первым, предпоследней моя жена. После пологого подъёма, метров через тридцать пошла «почти» стенка. Ребята были без особых навыков скалолазной техники, поэтому я предложил им подниматься методом «траверсной змейки», а сам полез в лоб. Алчак — старая гора, надёжно зацепится не за что, камни как из слоёного пирога вынимаются, только в нишу от камня можно завести фаланги пальцев или засунуть носок ноги. Просмотрев путь «змейки» наперёд я определил конечное место, куда группа должна выйти, она выходила под скальную полку, после которой (если на неё забраться) идёт метров десять каменная стена и начинается покатый выход на лысую вершину. Я решил проверить подъём на полку и возможность преодоления стенки. Снизу всегда кажется всё возможным, но глядя в упор на стенку часто такая уверенность быстро проходит. Понимая, что эту стенку должна пройти ещё и моя жена, то я подошёл к изучению будущего маршрута более ответственно, нежели в условиях когда группа состоит из равных по опыту и силе. Быстро преодолев вверх метров пятьдесят, забравшись на полку, я увидел, что стенка почти девяносто градусов и абсолютно не берущаяся моей женой. Прижавшись всем телом к стене я повернув голову в сторону группы, которая подошла и стояла правей и ниже меня, заявил им абсолютно ответственно:
— Полку возьмёте. Стенку не знаю. Вниз с полки не спуститесь…. Солнышко (обращаясь к жене), а ты маршируй назад, вниз.
Т.е. тому кто взберётся на полку, путь будет только один – наверх. Полка вся сыпалась, приходилось держаться за выступы на стене, так чтобы ослабить давление на опорные камни полки на которые опирались носки ног.
— А ты? – спросила жена.
— Я же сказал… только наверх.
Проверять мои слова личным опытом никто не стал, группа развернувшись, двинулась опять тем же траверсом вниз. Проводил их вслед взглядом, настолько насколько получилось это сделать, поворачивая голову до предела вправо вниз, прижимаясь грудью к каменной стене.
— Ну вот… опять – сказал я сам себе.
Понимая, что без страховки (а я был без страховки), кульбиты с выгибанием тела, шпагатом ног в распорку, на такой стене невозможны, и следовательно никакой попытки спуска вниз быть не может, так как всё за что можно было с силой зацепится могло вылететь, и полететь со всеми моими «точками опоры» вниз. Я с надеждой поднял голову. ….стоял прижавшись к стене и смотрел, смотрел вверх. Десятиметровая стена, начало покатого склона в виде края пожухлой на Солнышке травки. И Небо! Я смотрел в голубое небо и…
***
— Ви, держи!
Я поднял глаза и увидел на краю ВиКъ.
— Обвяжи верёвкой тело и держись за неё руками.
Конец верёвки спустился, я схватил его рукой и начал медленно подниматься прижимаясь спиной к стене, колени дрожали. Я просидел не шевелясь около получаса на скальной полке, на корточках, в десяти метрах от вершины сопки на которую решил забраться по каменному обрыву, который нависал над рекой Кан. Обвязал конец верёвки вокруг груди, захватил обеими руками узел и хрипло прокричал вверх:
— Всё! Завязал.
ВиКъ, перебирая руками верёвку вытащил меня как пушинку и прижал к себе. Дрожа всем телом, прижался к прадеду. Обнял его со всей силы. Мне казалось, что весь мир, который хотел меня покинуть — вернулся опять. Вернулся Мир сразу же весь, и для меня он был заключён в одном, в могучем, двухметрового роста моём прадеде, который возник из неоткуда и вернул мне то, что я готов был оставить в свои девять лет. ВиКъ нёс меня на руках спускаясь с сопки. Подойдя к опушке леса он опустил меня на ноги и сказал:
— Только один раз. Всё остальное сам.
Мы вышли на лесную тропу, которая вела в посёлок, где мы жили с мамой. ВиКъ остановился и указал в сторону:
— Малина. Иди.
— А ты? — спросил я.
— Иди. Поешь малины. Домой вернёшься сам. Завтра с Егором приедете ко мне за ранетками.
Я пошёл в малинник, и ел, ел, ел малину, пока вдруг не послышался резкий гортанный короткий звук. Выскочив из малинника на тропу, я не увидел прадеда, осмотревшись ещё раз вокруг и убедившись, что остался один, побежал домой.
На следующий день, рано уторм, приехал на велосипеде двоюродный брат Егор. Он сказал, что ВиКъ наказал выехать ровно в одиннадцать дня. Путь до заимки был часа на два, пролегал по таёжной просёлочной дороге. Дорога проходила через пасеку, проезжая мимо которой на нас напали пчёлы. Пчёл выпустили из сарая где стояли перенесённые с луговой пасеки ульи. Тётка, хозяйка пасеки, завидев нас едущих на велосипедах, замахала руками и бросилась закрывать ворота сарая из которого тучей вылетал пчелиный рой.
— Уезжайте! Уезжайте быстрей! – кричала она.
— Я выпустила пчёл! Они вас искусают!
Рой обволок нас с Егором и двигался жаля нас вместе с нами и нашими велосипедами, до тех пор, пока мы их не бросили. Ездить без рук на великах мы ещё не умели, поэтому кинув наши двухколёсные машины, мы бежали и махали руками отбиваясь от жалящих нас пчёл.
Остаток пути мы бежали. Бежали, бежали и всё махали руками. …ВиКъ ждал. От укусов мы потеряли сознание. Очнулись лежащие на широкой деревянной лавке в горнице, голова к голове. Возле стола стоял короб.
— Полезайте! – сказал ВиКъ.
Мы еле залезли в короб. Сил не было. Прадед надел его на плечи и понёс нас в лес.
— Маша и медведь – сказал Егор.
— Ты Маша – ответил я.
— Молчите – оборвал ВиКъ наш диалог о Маше, которая не советовала Медведю есть пирожки.
Мы с Егором замолчали. Минут двадцать мы переваливались в коробе с бока на бок, потом почему-то всё закрутились и раздался гортанный короткий звук. Сквозь щели на нас полился яркий ослепительный свет…
***
Солнышко смотрело на меня сверху, и я понимал, что только сам, только сам смогу подняться наверх. Только один раз! ВиКъ сказал: «Всё остальное сам». Слившись с горой Алчак, в единое целое, я полез наверх. Пока была стенка, движения были уверенные, в каждой точке я сцеплялся с горой намертво. Стенка плавно меняла угол наклона и с его уменьшением уменьшалось количество точек опоры. Поверхность переходила в сухой, твёрдый как камень грунт, на нём не росло ни травиночки. Впиться пальцами в такую поверхность невозможно. Я замер. Ноги упирались в камень, а тело, начиная с пояса, уже под наклоном градусов восемьдесят вперёд лежало на сухом грунте. Метра три вперёд по дуге, и начиналася край с сухой травой, с крепким корневищем. Надо было как то их преодолеть… я прижался всем своим телом к поверхности горы и как змея вибрируя мышцами, пополз по земле вытянув руки вперёд, к траве, одновременно ими гладя земную поверхность и представляя, что вся масса тела сосредоточилась в моих ладонях. Полз. Ноги повисли над обрывом и по мере моего продвижения вперёд, они медленно приходили в контакт с поверхностью горы. Пальцы дотянулись до сухой, но живой травиночки, дотронулся, почувствовал её, и ухватился за весь мир, с которым она меня связала.
….я стоял на вершине горы Алчак, подняв руки к Солнцу и кричал ему:
— АН ГЯ! АН ГЯ! АН ГЯ!
Солнышко в ответ, заливало меня своим ослепительным светом и проникая в каждую мою клеточку своими лучами подтверждало моё право на самостоятельный «Переход».
Примечание:
Алчак – древний коралловый риф высотой около 152 метров над уровнем моря, сложен серыми мраморовидными известняками, замыкает на востоке обширную Судакскую бухту и отделяет Судакскую долину от Капсельской.
Арбуз – большой круглый камень у подножья Алчака;
Меганом — полуостров, урочище, мыс и гора в Крыму, недалеко от Судака (между Феодосией и Судаком).
Кан — река в Красноярском крае, правый приток Енисея. Кан берёт начало с северной стороны горного отрога хребта Эргик-Аргак-тайга.