Александр Домогаров: «Каяться не буду!»
30-05-2015 15:38
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Это цитата сообщения ulakisa Оригинальное сообщение
Александр Домогаров: «Каяться не буду!»
Говорят, он закрыт, застёгнут на все пуговицы. Наверное, так и есть. Иначе разве родилось бы столько мифов и легенд? Не самых благостных, надо сказать.
Бабник, повеса, дебошир — что там ещё говорят про Домогарова? Но ведь есть не только персонаж этого «развеселого» комикса, есть еще актер. Человек, в конце концов. Насколько он реальный отличается от «рисованного»?
Сейчас он нарасхват — во всех телевизорах страны, сериалы с Александром в главной роли, такое впечатление, идут просто косяком. К славе ему не привыкать. В том числе и к дурной...
...Все уже сказали, будто бы я сделал пластическую операцию, только ленивый об этом не говорил, — усмехается Александр. Как только начинаешь худеть для нового проекта, — сразу начинается! Снимаешься в картине о 40-х годах — нужно выглядеть соответствующе,тут выходишь в люди — и всё, попал. Ведь что ещё могут сказать: или пластическую операцию сделал, или влюбился, какую-то молодую себе нашёл.
— В общем-то, неплохо для шестого десятка. Как, кстати, цифра? Не смущает?
— Ну, это же великие ещё сказали, что нам столько лет, на сколько сами себя ощущаем. Вот у меня такое ощущение, что мне сейчас где-то 28-30.
— Значит, взрывного темперамента с годами не убавилось?
— Нет, это с возрастом не проходит. Единственное — начинаешь на какие-то вещи реагировать более сдержанно. Хотя не всегда получается, характер своё берёт. Я просто не люблю, когда мне тычут в спину, когда за моей спиной что-то говорят. Лучше скажите в глаза мне, — но на это редко кто идёт.
— Боятся?
— Ну, я нетерпим бываю, да...
— Это отрицательное качество или положительное?
— Я считаю, что положительное. Правда, оно мешало мне по жизни, очень много из-за этого было потеряно. Люди в своей массе не приемлют индивидуальность... Хотя могу сказать, что по своему характеру я до последнего буду держать нейтралитет. Но если уж влезу, то по полной программе, невзирая на авторитеты.
— Актёр — профессия зависимая, покладистость в ней ценится...
— Вы знаете, я не встречал хороших артистов, которые были бы зависимыми. Олег Иванович Борисов никогда не был зависим... И второе — эти люди никогда не отличались сдержанным нравом. Это не безбашенное стремление найти себе проблему, это — остаться самим собой в любой ситуации, быть честным в профессии. А я уже много лет пытаюсь заниматься ею честно,поэтому и морщины на лице.
— А многие думают, что это следы бурной, так сказать, жизнедеятельности.
— Это вы, журналисты, так думаете. А о чём ещё писать? Никому же не интересно, что три года мы с Кончаловским работали над «Дядей Ваней», над «Тремя сёстрами». Это никому не интересно. А вот: кто с кем, когда, зачем — о, это очень интересно! Сейчас перестали писать, да. Просто последние три года меня за задницу поймать не могут, поэтому нет данных никаких.
Я живу за высоким забором, но это ещё не значит, что я закрыт. Я открытый человек, и был всегда таким. Просто не люблю, когда лезут в душу грязными руками. Ради Бога, приходите, я согласен. Но исподтишка не надо. Не пытайтесь за этот забор заглянуть, не советую.
— Вот у многих и сложилось впечатление, что Домогаров — в образе эдакого Графа Монте-Кристо: загадочного, недоступного, недосягаемого...
— Но когда в твоей жизни случается трагедия, и тебе лезут в душу, понимаете... И это же ваш брат-журналист делает. Почему существует врачебная этика, почему учительская этика есть, — и почему нет журналистской?
— На то есть суды — уж не знаю, насколько к ним прибегаете.
— Нет, суд — это значит дать вашему брату очередную пищу для разговоров. А я этого не хочу делать. Я могу подойти и дать по башке — открыто, нормально. Потом уже на меня подадут в суд, но это я могу сделать.
— Некоторое время назад ваш коллега Дмитрий Певцов, который тоже славится буйным нравом, у себя на сайте опубликовал покаянное письмо. Знаете об этом?
— Нет.
— Он извинился перед всеми, кого в своей жизни обидел: перед журналистами, перед коллегами, перед зрителями. Вы на такое способны?
— Нет. Совершенно.
— Не за что просить прощения?
— Есть. Но то, что во мне живёт, со мной и останется. В последний час я, может быть, и попрошу прощения у кого-то из близких. Но только у близких. И уж отнюдь не буду писать покаянные письма.
Верящий и верующий — огромная разница. Я — верящий, но не верующий.
Просто, видимо, у Димы потребность такая возникла, он так решил... Хотя, в принципе, мы с ним пережили одну и ту же страшную потерю.
Про себя могу сказать, что после этой потери мне, кажется, ничего уже не страшно, — думаю, я всё пережил. Пережил смерть родителей, пережил смерть ребёнка, пережил практически свою собственную смерть — у меня была авария очень серьёзная, и 25 августа я праздную второй день рождения, потому что после таких аварий не выживают.
— У вас были срывы на сцене?
— Были. Конечно, ситуации бывают разные, и в зависимости от них я тоже разный. У меня много было таких случаев, когда в жизни что-то случалось: я выходил на сцену, на площадку, — и никто, никто ничего не понимал. При этом неизвестно, что с тобой будет в антракте, что с тобой будет за кулисами.
— Кто-то говорит о чёрных дырах, которые после ролей остаются в душах актёров.
— Нет, я говорю, что есть маски, которые мы надеваем. И как бы тщательно ты её ни снимал, всё равно частички клея остаются. Потому что слишком много слоёв. Это лицо, оно вроде как моё, и в то же время не моё. Во всяком случае, это не лицо мальчика 16-летнего, который с широко открытыми глазами пришёл поступать в театральное училище. Нет уже его! Чем дольше на свете ты живёшь, тем больше набираешься опыта: и житейского, и сценического. И тем больше ты проживаешь жизней. Потому что нельзя в 17 лет сыграть Ромео, не получится.
— У Максаковой после Анны Карениной были суицидальные мысли. Какая роль повлияла больше всего на вас?
— Был Нижинский. Не то что он повлиял, но это была очень тяжёлая работа. У него сумасшедшая судьба: так взлететь (а он был признан величайшим танцовщиком мира) — и так упасть, так разбиться. В 25 лет. Если почитать воспоминания Нижинского, то все они испещрены фразами типа: «Я — бог». Это всё страшно. И мы это играли.Вот это было сложно. Психологически сложно.
— Вы уже больше десяти лет поете в мюзикле «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»...
— Я много раз говорил, что не пою. Драматические артисты пытаются петь — поют другие, поёт Филипп Киркоров.
— Поёт Певцов, поёт Дюжев. Вас в «Две звезды» не звали?
— Звали. Но я не пойду. Когда артист начинает заниматься цирком, когда начинает боксировать, — я этого не понимаю. Просто не понимаю. В цирк, слава Богу, меня не звали, а в бокс звали, но я считаю, что всё-таки артист должен заниматься своей профессией, а не лезть на ринг. И в «Ледниковый период» меня звали. И я могу выйти на лед. Но только для того, чтобы поржать.
— Актёры катаются на коньках и боксируют для того, чтобы повысить собственную медийность, которую потом можно выгодно продать.
— Думаю, пока мне это не нужно. Если вдруг пойму, что моя профессия закончилась... Да, это будет очень тяжело для меня. Наверное, я постараюсь уйти — уж не знаю, получится ли. Вообще, это очень сложный вопрос. Но я не буду реанимировать воспоминания о себе, как об артисте, который когда-то был. Надеюсь, это не моя судьба.
— Наше кино сейчас пожилых актёров не жалует. Кто из великих нынче востребован? Даже Чурикову с Фрейндлих уже не снимают.
— Актёры того поколения свою судьбу уже сделали, а вашему ещё и зарабатывать нужно.
— А я по-другому не умею зарабатывать. Есть моя профессия, ею и зарабатываю. У меня нет ресторана, как у многих моих коллег, это не мой бизнес. А мой бизнес — моё лицо, мои руки, моя голова, мои мозги. И, спасибо маме с папой, — внешность.
— Состоятельность мужчины в 50 лет не только профессией определяется. Для многих это ещё дом, семья, дети. Такие ценности для вас не слишком важны?
— А с чего вы взяли, что у меня нет «дом-семья-дети»? У меня есть семья, у меня есть сын — всё это присутствует в моей жизни ровно настолько, насколько должно присутствовать. Сын ко мне приезжает, я не чувствую недостатка в общении с ним. Его мать, слава Богу, замечательно себя чувствует: есть новый дом в Болгарии, она там отдыхает. То есть всё в порядке. Другое дело, что мы не живём вместе. Но это ещё не значит, что не общаемся, и что у меня нет семьи.
— Но вы же одиночка по жизни, разве не так?
— Я по сути волк-одиночка. Но каждый выбирает своё. Я не выбрал стаю, ушёл из неё. Может быть, когда-нибудь что-то и поменяется. Я, например, хотел дочку. И хочу дочку, это сидит во мне. Одного сына я потерял, второй вырос...
— Поздние дочки, как правило, сильно меняют мужчин, даже таких суровых.
— Я не завидую тому человеку, который к ней подойдёт... Недавно разговаривал с одним режиссёром, которому 52 года. И он говорит: «Ну вот откуда в 50-летних мужиках такая потребность?» Потому что: чулочки, косыночки, ленточки, косички... И пипец тому мужику, на которого всё это сваливается!
— Осталось только найти маму для дочки? Или уже нашли?
— Ну-у... пока ещё не нашёл. Есть претендентки. Подождём, ещё есть время. Я знаю одного человека, директора ведущего московского театра — когда в 82 года он родил ребёнка от 30-летней женщины, все только развели руками. Поэтому... всё только начинается.
Это цитата сообщения ulakisa Оригинальное сообщение
Александр Домогаров: «Каяться не буду!»
Говорят, он закрыт, застёгнут на все пуговицы. Наверное, так и есть. Иначе разве родилось бы столько мифов и легенд? Не самых благостных, надо сказать.
Бабник, повеса, дебошир — что там ещё говорят про Домогарова? Но ведь есть не только персонаж этого «развеселого» комикса, есть еще актер. Человек, в конце концов. Насколько он реальный отличается от «рисованного»?
Сейчас он нарасхват — во всех телевизорах страны, сериалы с Александром в главной роли, такое впечатление, идут просто косяком. К славе ему не привыкать. В том числе и к дурной...
...Все уже сказали, будто бы я сделал пластическую операцию, только ленивый об этом не говорил, — усмехается Александр. Как только начинаешь худеть для нового проекта, — сразу начинается! Снимаешься в картине о 40-х годах — нужно выглядеть соответствующе,тут выходишь в люди — и всё, попал. Ведь что ещё могут сказать: или пластическую операцию сделал, или влюбился, какую-то молодую себе нашёл.
— В общем-то, неплохо для шестого десятка. Как, кстати, цифра? Не смущает?
— Ну, это же великие ещё сказали, что нам столько лет, на сколько сами себя ощущаем. Вот у меня такое ощущение, что мне сейчас где-то 28-30.
— Значит, взрывного темперамента с годами не убавилось?
— Нет, это с возрастом не проходит. Единственное — начинаешь на какие-то вещи реагировать более сдержанно. Хотя не всегда получается, характер своё берёт. Я просто не люблю, когда мне тычут в спину, когда за моей спиной что-то говорят. Лучше скажите в глаза мне, — но на это редко кто идёт.
— Боятся?
— Ну, я нетерпим бываю, да...
— Это отрицательное качество или положительное?
— Я считаю, что положительное. Правда, оно мешало мне по жизни, очень много из-за этого было потеряно. Люди в своей массе не приемлют индивидуальность... Хотя могу сказать, что по своему характеру я до последнего буду держать нейтралитет. Но если уж влезу, то по полной программе, невзирая на авторитеты.
— Актёр — профессия зависимая, покладистость в ней ценится...
— Вы знаете, я не встречал хороших артистов, которые были бы зависимыми. Олег Иванович Борисов никогда не был зависим... И второе — эти люди никогда не отличались сдержанным нравом. Это не безбашенное стремление найти себе проблему, это — остаться самим собой в любой ситуации, быть честным в профессии. А я уже много лет пытаюсь заниматься ею честно,поэтому и морщины на лице.
— А многие думают, что это следы бурной, так сказать, жизнедеятельности.
— Это вы, журналисты, так думаете. А о чём ещё писать? Никому же не интересно, что три года мы с Кончаловским работали над «Дядей Ваней», над «Тремя сёстрами». Это никому не интересно. А вот: кто с кем, когда, зачем — о, это очень интересно! Сейчас перестали писать, да. Просто последние три года меня за задницу поймать не могут, поэтому нет данных никаких.
Я живу за высоким забором, но это ещё не значит, что я закрыт. Я открытый человек, и был всегда таким. Просто не люблю, когда лезут в душу грязными руками. Ради Бога, приходите, я согласен. Но исподтишка не надо. Не пытайтесь за этот забор заглянуть, не советую.
— Вот у многих и сложилось впечатление, что Домогаров — в образе эдакого Графа Монте-Кристо: загадочного, недоступного, недосягаемого...
— Но когда в твоей жизни случается трагедия, и тебе лезут в душу, понимаете... И это же ваш брат-журналист делает. Почему существует врачебная этика, почему учительская этика есть, — и почему нет журналистской?
— На то есть суды — уж не знаю, насколько к ним прибегаете.
— Нет, суд — это значит дать вашему брату очередную пищу для разговоров. А я этого не хочу делать. Я могу подойти и дать по башке — открыто, нормально. Потом уже на меня подадут в суд, но это я могу сделать.
— Некоторое время назад ваш коллега Дмитрий Певцов, который тоже славится буйным нравом, у себя на сайте опубликовал покаянное письмо. Знаете об этом?
— Нет.
— Он извинился перед всеми, кого в своей жизни обидел: перед журналистами, перед коллегами, перед зрителями. Вы на такое способны?
— Нет. Совершенно.
— Не за что просить прощения?
— Есть. Но то, что во мне живёт, со мной и останется. В последний час я, может быть, и попрошу прощения у кого-то из близких. Но только у близких. И уж отнюдь не буду писать покаянные письма.
Верящий и верующий — огромная разница. Я — верящий, но не верующий.
Просто, видимо, у Димы потребность такая возникла, он так решил... Хотя, в принципе, мы с ним пережили одну и ту же страшную потерю.
Про себя могу сказать, что после этой потери мне, кажется, ничего уже не страшно, — думаю, я всё пережил. Пережил смерть родителей, пережил смерть ребёнка, пережил практически свою собственную смерть — у меня была авария очень серьёзная, и 25 августа я праздную второй день рождения, потому что после таких аварий не выживают.
— У вас были срывы на сцене?
— Были. Конечно, ситуации бывают разные, и в зависимости от них я тоже разный. У меня много было таких случаев, когда в жизни что-то случалось: я выходил на сцену, на площадку, — и никто, никто ничего не понимал. При этом неизвестно, что с тобой будет в антракте, что с тобой будет за кулисами.
— Кто-то говорит о чёрных дырах, которые после ролей остаются в душах актёров.
— Нет, я говорю, что есть маски, которые мы надеваем. И как бы тщательно ты её ни снимал, всё равно частички клея остаются. Потому что слишком много слоёв. Это лицо, оно вроде как моё, и в то же время не моё. Во всяком случае, это не лицо мальчика 16-летнего, который с широко открытыми глазами пришёл поступать в театральное училище. Нет уже его! Чем дольше на свете ты живёшь, тем больше набираешься опыта: и житейского, и сценического. И тем больше ты проживаешь жизней. Потому что нельзя в 17 лет сыграть Ромео, не получится.
— У Максаковой после Анны Карениной были суицидальные мысли. Какая роль повлияла больше всего на вас?
— Был Нижинский. Не то что он повлиял, но это была очень тяжёлая работа. У него сумасшедшая судьба: так взлететь (а он был признан величайшим танцовщиком мира) — и так упасть, так разбиться. В 25 лет. Если почитать воспоминания Нижинского, то все они испещрены фразами типа: «Я — бог». Это всё страшно. И мы это играли.Вот это было сложно. Психологически сложно.
— Вы уже больше десяти лет поете в мюзикле «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»...
— Я много раз говорил, что не пою. Драматические артисты пытаются петь — поют другие, поёт Филипп Киркоров.
— Поёт Певцов, поёт Дюжев. Вас в «Две звезды» не звали?
— Звали. Но я не пойду. Когда артист начинает заниматься цирком, когда начинает боксировать, — я этого не понимаю. Просто не понимаю. В цирк, слава Богу, меня не звали, а в бокс звали, но я считаю, что всё-таки артист должен заниматься своей профессией, а не лезть на ринг. И в «Ледниковый период» меня звали. И я могу выйти на лед. Но только для того, чтобы поржать.
— Актёры катаются на коньках и боксируют для того, чтобы повысить собственную медийность, которую потом можно выгодно продать.
— Думаю, пока мне это не нужно. Если вдруг пойму, что моя профессия закончилась... Да, это будет очень тяжело для меня. Наверное, я постараюсь уйти — уж не знаю, получится ли. Вообще, это очень сложный вопрос. Но я не буду реанимировать воспоминания о себе, как об артисте, который когда-то был. Надеюсь, это не моя судьба.
— Наше кино сейчас пожилых актёров не жалует. Кто из великих нынче востребован? Даже Чурикову с Фрейндлих уже не снимают.
— Актёры того поколения свою судьбу уже сделали, а вашему ещё и зарабатывать нужно.
— А я по-другому не умею зарабатывать. Есть моя профессия, ею и зарабатываю. У меня нет ресторана, как у многих моих коллег, это не мой бизнес. А мой бизнес — моё лицо, мои руки, моя голова, мои мозги. И, спасибо маме с папой, — внешность.
— Состоятельность мужчины в 50 лет не только профессией определяется. Для многих это ещё дом, семья, дети. Такие ценности для вас не слишком важны?
— А с чего вы взяли, что у меня нет «дом-семья-дети»? У меня есть семья, у меня есть сын — всё это присутствует в моей жизни ровно настолько, насколько должно присутствовать. Сын ко мне приезжает, я не чувствую недостатка в общении с ним. Его мать, слава Богу, замечательно себя чувствует: есть новый дом в Болгарии, она там отдыхает. То есть всё в порядке. Другое дело, что мы не живём вместе. Но это ещё не значит, что не общаемся, и что у меня нет семьи.
— Но вы же одиночка по жизни, разве не так?
— Я по сути волк-одиночка. Но каждый выбирает своё. Я не выбрал стаю, ушёл из неё. Может быть, когда-нибудь что-то и поменяется. Я, например, хотел дочку. И хочу дочку, это сидит во мне. Одного сына я потерял, второй вырос...
— Поздние дочки, как правило, сильно меняют мужчин, даже таких суровых.
— Я не завидую тому человеку, который к ней подойдёт... Недавно разговаривал с одним режиссёром, которому 52 года. И он говорит: «Ну вот откуда в 50-летних мужиках такая потребность?» Потому что: чулочки, косыночки, ленточки, косички... И пипец тому мужику, на которого всё это сваливается!
— Осталось только найти маму для дочки? Или уже нашли?
— Ну-у... пока ещё не нашёл. Есть претендентки. Подождём, ещё есть время. Я знаю одного человека, директора ведущего московского театра — когда в 82 года он родил ребёнка от 30-летней женщины, все только развели руками. Поэтому... всё только начинается.
отсюда
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Александр Домогаров: «Каяться не буду!» | -ОлЮша- - Дневник -ОлЮша- |
Лента друзей -ОлЮша-
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»