Этот жирный нацист сдавливал мою руку. Было не больно, но как-то странно. Он тащил меня за собой, как собачонку, а мне было как-то все равно на этот счет. Я пытался разозлиться на себя, встряхнуться, но понимание, насколько это бесполезно сейчас, срубало любую мотивацию на корню. Да и действительно - был ли смысл? Пока он не делал мне больно, можно было наплевать на все.
Он приволок меня к медленно убывающей толпе евреев, которых загоняли в амбар. Таких амбаров было множество, видимо, здесь мне предстояло жить. Машинально я начал высматривать в толпе темноволосую макушку Айка, но никого даже отдаленно похожего не удалось обнаружить - все были слишком высокими для моего брата. Возможно, его отправили в совсем другую часть лагеря, куда-то, где собирали детей? Было ли здесь что-то подобное? Я мог бы спросить немца, который оставил меня здесь, но не очень хотел с ним разговаривать.
- Шагай сюда, что вылупился, - грубо прикрикнул на меня нацист с автоматом, который отправлял пленных внутрь амбара. Рядом с ним стоял тот самый врач, который еще недавно обрабатывал мне рану на лбу. На его лице не прочиталось ни узнавания, ни вообще каких бы то ни было эмоций. Он быстро черканул что-то в бумаге, которую заполнял, и меня отправили внутрь. У меня сложилось ощущение, что такое уже было, и что такое будет постоянно - на тебя орут, тебя помечают в каких-то бумагах, тебя грубо запихивают в какое-то новое место, и так снова и снова. Как будто бесконечная очередь в аду.
Меня сразу поразило то, насколько внутри было тесно. Будто я снова в вагоне, где люди вынуждены были стоять чуть ли не друг у друга на головах. Здесь было не пропихнуться, и везде высились кровати, в три яруса, похожие на строительные леса. Меня сопроводили до койки, закрепленной за моим номером. Надо же, как все строго и цивильно, я думал, нас просто свалят в кучу и оставят так спать.
- Внимание! - со стороны входа раздался голос белобрысого доктора. - После ужина в порядке очереди душ, затем отбой. Подъем в пять.
Оказывается, уже было время ужина. За всей этой суматохой и грядущими ужасами я и не заметил, что на улице вечерело. Как будто сам собой, в моих руках оказался высушенный хлеб и чашка с какой-то горячей жидкостью. Я даже не понял, откуда и как, голова была слишком в тумане. Вроде бы люди медленно подходили к дверям за ужином, или мы выходили на улицу? Я не понимал уже, что происходит вокруг меня. Я слишком устал. Даже пережевывать ломоть хлеба было трудно, вкуса не ощущалось, вода сильно горчила, но согревала. Люди вокруг молча жевали, а комендант нашего барака (знакомый мне врач давно удалился) то и дело поглядывал на часы. Когда отведенное на ужин время истекло (сколько это было? пять минут? три??), у тех, кто не успел доесть, сразу же все отобрали, побросали в мешки и унесли. Если кто-то пытался протестовать (хотя таких практически не было), получал удар в живот, сопровождаемый руганью. Если кто-то тормозил или мешкал, следовало то же самое. С нами обращались даже не как с животными, а как с мусором.
- Разбиться на группы по шестеро! - рявкнул комендант.
Душевая находилась возле дальней стены, за застенком. Вода текла едва-едва и была очень холодной, но смыть с себя всю дрянь и воспоминания о поездке и сегодняшнем дне было все равно приятно. Я слегка окоченел, но душ длился не дольше ужина, поэтому серьезно замерзнуть не удалось. Когда, весь мокрый, я непонимающе взглянул на нациста, который внимательно следил за нашими действиями в душе, он вшырнул мне в лицо мою же форму и прорычал, чтобы я одевался и отправлялся к своей койке. Натянутая на мокрое тело, форма неприятно липла и вызывала зуд. Она была настолько потрепанной, что невольно я задумывался, сколько людей в ней уже умерло. Из-за того, что одежда намокла, мне стало действительно холодно, и я слегка дрожал, переминаясь у койки.
Когда наконец комендант объявил отбой, я вырубился, едва растянувшись на кровати. Этот день был бесконечно выматывающим, и я успел только подумать, что практически ничего не чувствую. Даже насчет Айка..

***
Подъем был не из приятных. Нас практически выволокли из кроватей на улицу, кого-то пинками, кто-то ковылял сам. На улице было сумрачно, солнце еще не успело прорезаться из-за дымки. После переклички и быстрого душа нам разлили завтрак, состоявший из чашки все той же горькой воды, которую подавали на вчерашний ужин. Вдруг началась какая-то возня, послышалась ругань и звуки ударов, чьи-то вопли. Я неохотно посмотрел в сторону этого шума, ощутив, как ноют виски. Мне не хотелось ничего этого - не хотелось пить эту горечь, не хотелось слышать ничего, не хотелось видеть. Офицер яростно избивал какого-то паренька, пока комендант выкручивал ему руки. У ног парнишки валялся коричневый кусок хлеба, который он, видимо, умудрился как-то запрятать вчера, и сегодня имел неосторожность достать. Офицер яростно втоптал хлеб в пыль, изрыгая ругательства как огонь.
- Строиться! - рявкнул он.
После недолгой инструкции на тему того, что мы должны сегодня делать, нам раздали лопаты. Мне предстояло весь день копать. Зачем, почему - никто не удосуживался объяснять, конечно. Строем нас повели к месту работы. Краем глаза я замечал другие шеренги людей в полосатой форме, всех куда-то вели, кто-то уже работал - копал или перетаскивал какие-либо тяжести. На тех, кто был здесь не первый день, форма висела мешками. Моя и сейчас была мне великовата - никто особенно не заморачивался с размерами. Чтобы нормально держать лопату, я чуть подвернул рукава. Во рту саднило после вчерашнего хлеба - кажется, ободрал нёбо. Горечь не сходила с языка, но как-то странно отрезвляла мозг, и я начинал медленно соображать. Мы отправляемся на работу, а значит, есть шанс пересечься с другими группами. Вполне вероятно, что Айка определили не к евреям - он не еврей по происхождению, хотя и носит фамилию нашей семьи.
- Ты так крутишь головой, словно ищешь кого, - тихонько раздалось возле самого моего уха. Я вздрогнул и слегка отстранился.
Это был тот самый парнишка, которого так яростно избили утром. Под глазом у него уже начинал сиять багрово-фиолетовый синяк, кровь запеклась на губах, но он все равно почему-то улыбался. Выглядело это довольно жутко.
- Привет, я Кенни, - с этими словами он протянул мне руку.
________________
я думаю, на этом пролог, наконец-то, кончается *о*
да-да, это все был пролог )))