Лермонтов и в день своего двухсотлетия остается самым неразгаданным поэтом
Однажды много лет назад мы с товарищем, восьмиклассники, сбили с мысли нашу учительницу литературы Веру Тимофеевну. Вопрос наш был наивен, даже нелеп, но что со школьников возьмешь. Почему, спрашивали мы настойчиво, Лермонтова все время отодвигает на второе место в русской поэзии Пушкин? Разве они как минимум не равны? Попытки Веры Тимофеевны возразить были бесполезны - мы чувствовали себя карбонариями и ничего не слышали. Учительница, к чести, выход нашла: предложила нам с одноклассником подготовить и провести назавтра урок самостоятельно. Интернетом в те суровые времена не пахло, но книг дома хватало, и мы окунулись в подробности судьбы Михаила Юрьевича.
Худо-бедно урок мы провели. Стихотворец у Пушкина отвечал недовольной черни: "Подите прочь - какое дело поэту мирному до вас!" У Лермонтова же счет предъявляла сама толпа: "Какое дело нам, страдал ты или нет?/ На что нам знать твои волненья,/ Надежды глупые первоначальных лет,/ Рассудка злые сожаленья?". Страшно подумать, какие смелые выводы из таких пересечений приходили на ум восьмиклассникам. Однако главное открытие было для нас в другом. За что ни возьмись - чем больше читали мы о Лермонтове, тем больше прибавлялось вопросов. Могла ли ответить на них учительница? Ой, вряд ли. На очевидные вопросы ответов просто не было в природе.
А случись такой приступ любознательности с нынешними школьниками? Изменилось ли что-нибудь за три десятка лет? К двухсотлетию поэта издательство "Молодая гвардия" выпустило в серии ЖЗЛ книгу Владимира Бондаренко о Лермонтове. В кинопрокате к юбилею очутился фильм Дениса Банникова "Дуэль. Пушкинъ - Лермонтовъ". В музеях устроены выставки.
В фильме идея занятная: что было бы, если бы Пушкина и Лермонтова не убили на дуэлях, а Грибоедова не растерзали фанатики в Тегеране, и все они благополучно дожили до середины века? Увы, кино не про то. Зато Бондаренко в своей книге - как когда-то мы, школьники, учительнице - искренне и честно предлагает целую россыпь вопросов, на которые у лермонтоведов как не было, так и нет ответов. Но не спросить и не задуматься над ними просто невозможно.
"Бедный Мартынов"
Когда-то Александр Блок разводил руками: "О Лермонтове еще почти нет слов - молчание и молчание... Почвы для исследования Лермонтова нет - биография нищенская. Остается "провидеть" Лермонтова".
О ком все-таки речь? Будто и знать никто не знал тогда, в 1841 году, масштабов случившейся беды. Сослуживец Александр Арнольди, общавшийся с ним в Пятигорске, заявлял вдруг: "Мы не обращали на Лермонтова никакого внимания, и никто из нас и нашего круга не считал Лермонтова настоящим поэтом, выдающимся человеком". Да и вообще "мы все, его товарищи-офицеры, нисколько не были удивлены тем, что его убил на дуэли Мартынов... не Мартынов, так другой кто-нибудь".Это молчание - удивительное. В русской литературе не найти другого автора равной Лермонтову величины, вокруг которого столько недомолвок, мистификаций и слухов. Сохранилось немного писем поэта, почти нет писем к нему. Читаешь современников и диву даешься: о ком это? Большая часть мемуаров и записок появилась не сразу после гибели поэта в 1841 году, а чуть не полвека спустя, когда очевидцев трагедии почти не осталось...
Листаю старый синий томик "Воспоминаний современников...". Как выглядел Лермонтов - даже этого понять нельзы. У одного глаза поэта будто "длинные щели,.. полные злости и ума". У другого "большие красивые глаза". У кого-то "невысокий лоб", у другого уже лоб "необыкновенно высокий". Первый биограф поэта Павел Висковатый пересказывает слова неизвестного сановника: "... не понимаю, что о Лермонтове так много говорят; в сущности он был препустой малый, плохой офицер и поэт неважный. В то время мы все писали кое-какие стихи. Я жил с Лермонтовым в одной квартире, я видел не раз, как он писал. Сидит, изгрызет множество карандашей или перьев и напишет несколько строк. Ну, разве это поэт..."
Понимаете, о чем это? На дуэли был убит сварливый офицеришка, случайно оказавшийся великим поэтом. Была еще история про молодого офицера Лисаневича, который при одной мысли о дуэли с Лермонтовым пришел в ужас: "Чтобы у меня поднялась рука на такого человека!" Но эти слова приводят крайне редко, по мнению Бондаренко, оттого, что они мешают главной мысли: Мартынов, убивший Лермонтова, сам был жертвой, просто по правилам чести не мог отказаться от дуэли.
Бедный, бедный Мартынов. И вдруг офицер Николай Раевский о Лермонтове: "Любили мы его все". И князь Васильчиков, один из секундантов, сразу после дуэли написал другу: "Жаль его! Отчего люди, которые бы могли жить с пользой, а может быть, и с славой, Пушкин, Лермонтов, умирают рано, между тем как на свете столько беспутных и негодных людей доживают до благополучной старости".Знакомый художник Моисей Меликов ко всем недостаткам поэта приплел: "Он был ужасно прожорлив". Илья Арсеньев добавлял: "он был завистлив". А убийца, напротив, - "человек добрый, сердечный, которого Лермонтов довел своими насмешками и даже клеветами почти до сумасшествия... Мартынов, которого я хорошо знал, - божился Арсеньев, - до конца своей жизни мучился и страдал".
Позже всплыла со слов Мартынова сомнительная версия о том, что он, оказывается, еще и честь своей сестры защищал, якобы Лермонтов однажды вскрыл ее письмо. Никаких больше свидетельств этому не было, история якобы случилась за несколько лет до дуэли, Мартынов продолжал приятельствовать с Лермонтовым, а тут вдруг всплыло. Ну, как минимум странно.
Николай Соломонович Мартынов был знаком с Лермонтовым еще со времен учебы в Школе юнкеров. Многие годы спустя он дважды принимался за составление своей исповеди, но дальше рассказа о годах учебы так и не продвинулся. Самое страшное воспоминание о Лермонтове тех времен - они с друзьями называли себя "Нумидийским эскадроном" и по ночам, подкравшись, обливали водой однокурсников.
Нелепо в этом потоке, кажется, все. Лермонтов прожил неполных 27 лет. Написанного иному хватит на три жизни. Поэмы "Демон", "Мцыри", "Песня про купца Калашникова", "Сашка", "Тамбовская казначейша". Томик лирических шедевров, пьеса "Маскарад", первый русский психологический роман "Герой нашего времени". Это только самое-самое. И что же? Люди, знавшие Лермонтова, способны нести только какую-то чепуху и чушь? Они не понимали, кем он останется в русской культуре?
Из-за чего произошла дуэль? По воспоминаниям троюродного брата поэта Акима Шан-Гирея, дело было в прозвище, которым наградил Мартынова Лермонтов: "Горец с большим кинжалом". Тот действительно ходил "очень красивый собой,.. всегда в черкеске с большим дагестанским кинжалом на поясе". 14 июля на вечеринке у Верзилиных Лермонтов сказал дочери хозяйки дома: "Мадемуазель Эмилия, берегитесь, вот приближается свирепый горец". Вокруг чего и случился сыр-бор. Слово за слово, дело кончилось убийством.
Конечно, другие времена, другие представление о чести, о границах самоиронии. Конечно, молодо-зелено. Но трудно все-таки избавиться от ощущения идиотизма, глядя из нашего времени. Шутки, кажущейся невинной, хватило, чтобы убить поэта, которым Россия гордится по сей день? Того, "который один мог облегчить утрату, понесенную нами со смертью Пушкина"?
"Все плакали, как малые дети", - говорил Святослав Раевский после смерти Лермонтова. Священник Василий Эрастов, которого с трудом уговорили отпевать поэта, нервно возражал: "Вы думаете, все плакали? Все радовались".
Дамы вспоминали, что целых два дня не слышно было звуков оркестра. Но декабрист Николай Лорер, напротив, помнит, как "шатался" по Пятигорску под звуки музыки полковой - звучал модный Aurore-valse. "Чем кончится судьба Мартынова и двух секундантов?" - спросил я одного знакомого. - "Да ведь царь сказал "туда ему и дорога", узнав о смерти Лермонтова, которого не любил, и, я думаю, эти слова послужат к облегчению судьбы их", - отвечал он мне. И в самом деле,.. с убийцею и секундантами обошлись довольно снисходительно. Секундантам зачли в наказание продолжительное содержание их под арестом и велели обойти чином, а Мартынова послали в Киев на покаяние на двенадцать лет. Но он там скоро женился на прехорошенькой польке и поселился в собственном доме в Москве".
"Оклеветанный молвой"
Видные литераторы и критики того времени - Ростопчина, Дружинин, Вяземский, Белинский - сокрушались, что поэт убит, при этом, что еще обидней, не кавказцем или же французом, а русским. Хотя могло случиться и такое - за полтора года до того, 18 февраля 1840 года, Лермонтов дрался на дуэли с сыном французского посланника в Петербурге Эрнестом де Барантом (из-за княгини Щербатовой, обделившей вниманием француза ради поэта). На том же месте, где стрелялся Пушкин, у Черной речки. Правда, и тогда он выстрелил в воздух, после того как соперник промахнулся. И с Мартыновым обещал секундантам, что не будет в него стрелять. Хотя с оружием, говорят, умел обращаться.
Да, он мог сказать, что "эти Дантесы и де Баранты заносчивые сукины дети". В 1837 году он стал мгновенно знаменит своим стихотворением "Смерть поэта". Тогда и сослан был на Кавказ в первый раз, ненадолго. Николаю I, в отличие от императрицы, которой нравился лермонтовский "Демон", творчество поэта было не по душе. Хлопотно с этими поэтами. Но из первой ссылки Лермонтов вернулся благодаря хлопотам своей любящей бабушки Елизаветы Алексеевны, года не пробыв на Кавказе. Неужели царь был бы так любезен, если б видел в его стихах подлинную угрозу Отечеству и верховной власти? Ведь если вчитаться - кому в первую руку адресованы строки Лермонтова об "оклеветанном молвой"? Элитам, свету, бомонду, "Рублевкам" тех времен.
Вопреки сегодняшнему всеобщему заблуждению, после дуэли Пушкина с Дантесом как раз тогдашняя элитная "тусовка", рукопожатный круг из знати (скажем, из самого престижного салона канцлера Нессельроде) понесся с сочувствиями вовсе не к умирающему Пушкину, а к несчастному Дантесу, надо же, бедняга, вляпался. Перестали сочувствовать вслух лишь после царского указа о высылке француза. Ветер переменился - знатные и креативные особы пулей понеслись свидетельствовать скорбь по поводу почившего поэта. Между собой шептались - дались этому арапу подметные письма! Мало того что заносчив, смугл и кучеряв, так еще и наших еврошуток не понимает.
"Нашим всем" Пушкин стал для продвинутой общественности лишь двадцать лет спустя с легкой руки Аполлона Григорьева. Пушкина поочередно водружали на свои знамена все партии и лагеря. А уже к концу двадцатого века либеральная мысль вернется к тому, с чего и начиналось. Академик Петраков, причем всерьез, будет доказывать: Пушкин сам себе написал те анонимные письма! А публицист Александр Лацис продвинется дальше: Пушкин был явно не совсем здоров психически, вот и решил покончить с собой посредством дуэли!
Не странно ли, почему никто так и не смог найти сочинителей пасквилей о Пушкине? А ведь если искать, кто в этом расследовании явно не был заинтересован, - широкий круг "подозреваемых" охватит и "околовластные", и "вольнодумные", и "светские" элиты тех времен. Не странно ли, что столько тумана и в трагедии Лермонтова? Того, что написал "портрет, составленный из пороков всего нашего поколения". "Век нынешний - блестящий, но ничтожный", "Печально я гляжу на наше поколенье". Про позапрошлый век, но если вчитаться...
И Пушкин, и Лермонтов - вполне светские люди - так и остались для этого самого света "чужаками". Сразу после дуэли у горы Машук участники сговорились, как и что утаивать от следствия. Сохранились их записки друг другу с "брульонами", шпаргалками, что говорить.
Спустя десятилетия стали появляться мистификации то о романе Лермонтова с женой француза-путешественника, то еще о чем-то. Среди самых удивительных - возникшая в 1873 году версия о принадлежности Лермонтову стихотворения "Прощай, немытая Россия". Нет ни одного оригинала или упоминания современников, ничего. И вдруг в разгар народовольчества издатель Петр Бартенев обнародовал свою "находку", ее перепечатал биограф Павел Висковатов. В 1989 году критик Бушин доказывал, что речь идет о "подлоге". Бондаренко в книге о Лермонтове выдвигает версию, что автор этих стихов - пародист Дмитрий Минаев, переиначивший пушкинское "К морю": "Прощай, свободная стихия!/ В последний раз передо мной/ Ты катишь волны голубые/ И блещешь гордою красой". Сравнение убедительное: "Прощай, немытая Россия,/ Страна рабов, страна господ./ И вы, мундиры голубые,/ И ты, им преданный народ".
Так или иначе, авторство не установлено, ничем не подтверждено, но стихотворение стало каноническим и вошло в школьные программы, как шедевр великого поэта. Почему - хороший вопрос. Лермонтова ругал почвенник Шевырев за "западничество". Лермонтова уличал демократ Чернышевский - за "французоедство". Сам же он, задумываясь о "европейской" и "азиатской" России, писал о том, как "у Казбека с Шат-горою был великий спор". И говорил издателю Краевскому, с которым был в приятелях: "Мы должны жить своей самостоятельной жизнью и внести свое самобытное в общечеловеческое. Зачем нам все тянуться за Европою и за французским? Я многому научился у азиатов, и мне бы хотелось проникнуть в таинства азиатского миросозерцания, зачатки которого и для самих азиатов, и для нас еще мало понятны. Но поверь мне, там на Востоке тайник богатых откровений"...
От него ждали роли "исправителя людских пороков", он восклицал в ответ в предисловии к "Герою нашего времени": "Боже... избави от такого невежества!" Над загадками и тайнами поэта будут биться не одно столетие. И неведомые школьники, и маститые литературоведы. А он всегда будет выше этого. "Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу".
По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел;
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
P.S. Кстати, а почему в начале перестройки в московском метро первым делом убрали название станции "Лермонтовская"? Чем Лермонтов-то помешал? Вопрос, считайте, риторический.
