***
►Мертвая мама едет в карете.
Папа в парадном сидит сюртуе.
Мертвые дети, мы все еще дети
Где-то в забытом былом далеке.

Мертвая мама была поломойкой.
Был полоумным мой бедный отец...
Словно карающий меч Дамоклов,
Ропот погубленных мною сердец:

- Где же ты, сын наш?..
                          - Я здесь, на соломе,
Сын ваш - бродяга, тюремный жилец,
В непроницаемом каменном доме...
Так уж со мною случилось, отец.

Нет, злодеяния лишнего грузом
Я не умножил отцовых грехов...
Дом мой - безумье и я - его узник,
Узник безумных темничных стихов.

Мама, а где же забытые сказки?..
О, нехорошая ворожея,
Что же я вижу безликие маски?
Разве живыми не помню вас я?

Следом за вами - безумной побежкой,
Но, озаряя проклятьем лицо,
Вы исчезаете с дикой усмешкой
Диких, забывших меня, мертвецов!

Не возвратит меня в детство истома,
Мука предсмертная не возвратит...
Видно, навеки ушел я из дома,
Видно, заклятьем размыты пути.

Мертвая мама едет в карете.
Папа в парадном сидит сюртуке.
Братья умершие - всё еще дети,
Где-то и я еще жив вдалеке

8-9 марта 1968

***

* * *

Почему, когда птица лежит на пути моем мертвой,
Мне не жалкая птица, а мертвыми кажетесь вы,
Вы, сковавшие птицу сладчайшею в мире немотой,
Той немотой, что где-то на грани вселенской молвы?

Птица будет землей - вас отвергнет земля на рассвете,
Ибо только убийцы теряют на землю права,
И бессмертны лишь те, кто во всем неповинны, как дети,
Как чижи и стрижи, как бездомные эти слова.

Ибо только убийцы отвергнуты птицей и Богом.
Даже малый воробушек смерть ненавидит свою.
Кем же будете вы, что посмели в величье убогом
Навязать мирозданью постылое слово "убью"?

Как ненужную боль, ненавидит земля человека.
Птица будет землей - вы не будете в мире ничем.
Птица будет ручьем - и ручей захлебнется от бега,
И щеглиные крылья поднимет над пеной ручей.

...Где же крылья твои, о комок убиенного страха?
Кто же смертью посмел замахнуться на вольный простор?
На безгнездой земле умирает крылатая птаха.
Это я умираю и руки раскинул крестом.

Это я умираю, ничем высоты не тревожа.
Осеняется смертью размах моих тягостных крыл.
Ты поймешь, о Господь, по моей утихающей дрожи,
Как я землю любил, как я небо по-птичьи любил.

Не по вашей земле - я бродил по господнему лугу.
Как двенадцать апостолов, птицы взлетели с куста.
И шепнул мне Господь, как на ухо старинному другу,
Что поет моя мертвая птица на древе креста.

И шепнул мне Господь, чтобы боле не ведал я страха,
Чтобы божьей защитой считал я и гибель свою.
Не над гробом моим запоет исступленная птаха -
Исступленною птахой над гробом я сам запою!..

сентябрь 1967

***

* * *

Тоскую, тоскую, как будто на ветке кукую,
Как будто на лодке ушкую - тоскую, тоскую.
Тоскую по ветке, по лодке тоскую, по птице,
По жизни тоскую - приснившейся быль-небылице.

Тоскую, тоскую - я жил в шалаше камышовом,
Закаты и зори горели огнем кумачовым.
В лесу ночевал я, лежалой орешине веря,
Бок о бок с косматою шкурою хмурого зверя.

Бок о бок с душою - с медведицей дико-большою -
В лесу ночевал я; а вот я бреду отрешенно
По пыльной дороге - и кличу Христа на дороге,
И вяжут мне зори кровавыми путами ноги.

Христос о те поры бродил по дороге с сумою,
Да только побрезгал - чужим, неприкаянным - мною,
А дьявол легонько-легонько толкнул меня в плечи,
И вот я трещу в жерловине праматери-печи.

Исчез бы я вовсе, когда бы не тишь полевая,
Когда бы не пыль пылевая, не даль далевая!..
Из печи - вприпрыжку, что твой из пруда лягушонок...
"Ужо тебе, Боже! Опять побреду за душою..."

Избушка и мать-побирушка и кот на окошке.
Тоскую, тоскую, тоскую - тоскую о кошке.
О, вынь меня, зверь, из своей заколдованной шерсти,
Звериной тропой побредем-ка по полночи вместе.

Тоскую, тоскую - зачем я не малая птаха?
Я б - в бороду божью влетел, как разбойник, без страха, -
Да только зачем мне старик бородатый, седатый?..
Я лучше усядусь на гребень узорчатый хаты.

Тоскую, тоскую - о жизни, во мрак отошедшей.
Эй, где ты, лешиха, я твой залежавшийся леший,
Лежу на полатях и стар, и тверез, и недужен...
Давай-ка покружим, по старым лощинам покружим.

Тоскую, тоскую, душа не приемлет покоя.
Ах, что бы с тобою, душа, нам придумать такое?
- Плесни меня в душу Христову размашисто-жарко, -
А после об землю разбей покаянною чаркой!..

31 марта 1968

БЛАЖЕННЫЙ

Как мужик с топором, побреду я по божьему небу.
А зачем мне топор? А затем, чтобы бес не упер
Благодати моей - сатане-куманьку на потребу...
Вот зачем, мужику, вот зачем, старику, мне топор!

Проберется бочком да состроит умильную рожу:
Я-де тоже святой, я-де тоже добра захотел...
Вот тогда-то его я топориком и огорошу -
По мужицкой своей, по святейшей своей простоте.

Не добра ты хотел, а вселенского скотского блуда,
Чтоб смердел сатана, чтобы имя святилось его,
Чтоб казался Христом казначей сатанинский - Иуда,
Чтобы рыжих иуд разнеслась сатанинская вонь...

А еще ты хотел, чтобы кланялись все понемногу
Незаметно, тишком - куманьку твоему сатане,
И уж так получалось, что молишься Господу-Богу,
А на деле - псалом запеваешь распутной жене...

Сокрушу тебя враз, изрублю топором, укокошу,
Чтобы в ад ты исчез и в аду по старинке издох,
Чтобы дух-искуситель Христовых небес не тревожил,
Коли бес, так уж бес, коли Бог - так воистину Бог...

14 октября 1972

***

"Меня Распутиным назвали..."

Н. Клюев

► Напоил меня Бог первозданною горькой отравой,
Шуганул по российской земле как постылого пса
И пошла обо мне нехорошая стыдная слава:
Я де то, я де сё, я де сам, я де вовсе не сам.

Я де шут, я де плут, я де, может, расстрига-Распутин,
От меня де разит мужиковским рядном за версту...
Ну какой же я к бесу Распутин, когда я на прутик
Посадил муравья и молился лесному Христу?

Словно стрелы татар, обложила орда недоверья
(Я де то, я де сё); а какой в этом нищему толк?
Завалюсь в темоту, как пристало берложному зверю,
Может, долей моей не побрезгует сумрачный волк.

Может, боли мои лекариха залижет лисица...
В рыжеватый бочок от обиды запрячу лицо.
Буду спать да сопеть, будет сон мне диковинный сниться,
Как двуногие звери меня окружают кольцом.

Хорошо просыпаться и ночь неподвижную слушать...
Хорошо свою нору хвостом оградить от потерь...
Хорошо на покое, как лапу, лизать свою душу...
Вот и нет меня больше - теперь я беспрозванный зверь

11-12 мая 1973

***

► На рассвете мое покрывается инеем тело,
Я, как мертвый в гробу, в неподвижном лежу серебре.
Узнаю свою смерть по тому, как и робко, и смело
В прозябанье мое пробирается старческий бред...

Узнаю свою смерть по какой-то смирившейся дрожи,
По тому, как меня накрывает бескрылая тень.
Средь забытых могил есть моя позабытая тоже:
Всё, чем жил я вчера, похоронит мой завтрашний день.

Узнаю свою смерть в равнодушье прохожих и женщин,
По тому, как меня не тревожат ни боль, ни тоска.
Этот мир, что когда-то был щедро ребенку обещан,
Угасает в глазах обезумевшего старика.

Узнаю свою смерть по тому, как сдвигаются стены
И всё уже и уже ведут на всемирный пустырь.
Я, страдавший вчера от предчувствия чьей-то измены,
Равнодушен сегодня, измену измене простив.

Изменяют давно мне и весны, и зимы, и лета,
Изменяют года; как же женщине мне не простить?..
Вот и стих равнодушен к заброшенной доле поэта,
Забывает слова и в рассудке мешается стих..

Узнаю свою смерть по тому, как с деревьев свирепо
Обрываются лисья, древесную плоть оголив.
Я, как листья, хотел улететь в просветленное небо
И, как листья, меня приютили могилы земли.

Узнаю свою смерть по приметам давно не случайным.
Узнаю по тому, как меня забывают года.
Словно облако в небе меняет свои очертанья.
Словно стала седою и обледенела вода.

21 июля 1971

***

Я живу в нищете, как живут скоморохи и боги,
Я посмешищем стал и недоброю притчей для всех,
И кружусь колесом по моей бесконечной дороге,
И лишь стужа скрипит в спотыкающемся колесе.

Через пустоши дней по каким-то неведомым вехам.
По проезжей прямой. По какой-то забытой косой.
Было время, когда называл я себя чеовеком.
Это время прошло и теперь я зовусь колесом.

Сколько комьев с тоски,
сколько грязи налипло на обод!
Поворот колеса, словно сердца тяжелый удар.
Словно вехи судьбы, эти пустоши, рвы и сугробы.
Эти вехи и рвы провожают меня в никуда.

Все, что было судьбою, уходит в следы от убоя.
Все, что было судьбою, скрипучим скрипит колесом.
Через вехи и рвы. Из беды - на рожон - за бедою.
Все уходит, как сон. И опять наплывает, как сон.

На исходе пути поджидает пути мои пропасть.
Поворот колеса. И уже невесомая смерть.
Разлетается в щепы моя бесконечная повесть.
Завершается срок. Завершает свой срок круговерть.

сентябрь 1971-31 явнаря 1989

***

► О, святыня-земля, позабудь обо мне, человеке,
Но проститься мне дай по-родному с тобою сперва...
Я любил эту землю, как любят слепцы и калеки,
Как затравленный зверь, как примятая в поле трава.

Я любил эту землю скитаньем своим босоногим.
Вот и старость врубилась мне в темя, как сталь топора.
Да, таким я и был, как хотелось мне в детстве, - убогим...
Затвердела душа и рубцами покрылась кора.

Всё труднее мой шаг, словно держат в земле меня корни.
Стала лысой луною седая моя голова.
Зачерствела душа, но лишь горе и боль, не в укор в ней,
И такие простые, как в первой молитве, слова.

Я любил эту землю. И если простит меня Боже,
Я пребуду букашкой. И если простит меня Бог,
Я пребуду травинкой. И если Господь мне положит
Жить по смерти - избуду по смерти недолгий свой срок.

Ибо жить на земле даже тысячу лет - это малость.
Разве вечную землю состарили чьи-то года?
Разве знают долы, и горы пол чью-то усталость?
О, земля, о, земля, - как беспамятно ты молода!..

Я любил эту землю. И чем ы по смерти я ни был -
Я пребуду землею. Могильную ночь сокруша,
Я проклюнусь травинкою - слабою, тонкою - в небо...
- Вот она моя доля, - Земля, Возрожденье, Душа!..

декабрь 1971

БЛАЖЕННЫЙ

Все равно меня Бог в этом мире бездомном отыщет,
Даже если забьют мне в могилу осиновый кол...
Не увидите вы, как Спаситель бредет по кладбищу,
Не увидите, как обнимает могильный он холм.

- О Господь, ты пришел слишком поздно, а кажется - рано,
Как я ждал тебя, как истомился в дороге земной...
Понемногу землей заживилась смертельная рана,
Понемногу и сам становлюсь я могильной землей.

Ничего не сберег я, Господь, этой горькою ночью,
Все досталось моей непутевой подруге - беде...
Но в лохмотьях души я сберег тебе сердца комочек,
Золотишко мое, то, что я утаил от людей.

...Били в душу мою так, что даже на вздох не осталось,
У живых на виду я стоял, и постыл, и разут...
Ну а все-таки я утаил для тебя эту малость,
Золотишко мое, неразменную эту слезу.

...Ах, Господь, ах, дружок, ты, как я, неприкаянный нищий,
Даже обликом схож и давно уж по-нищему мертв...
Вот и будет вдвоем веселей нам, дружкам, на кладбище,
Там, где крест от слезы - от твоей, от моей ли - намок.

Вот и будет вдвоем веселее поэту и Богу...
Что за чудо - поэт, что за чудо - замызганный Бог...
На кладбище в ночи обнимаются двое убогих,
Не поймешь по приметам, а кто же тут больше убог.

27 декабря 1976

***

Я мертвых за разлуку не корю
И на кладбище не дрожу от страха,
Но матери я тихо говорю,
Что снова в дырах нижняя рубаха.

И мать встает из гроба на часок,
Берет с собой иголку и клубок
И забывает горестные даты,
И отрывает савана кусок
На старые домашние заплаты.

2 апреля 1979

***

 ►Никогда не умел я творить над живыми расправу,
Даже мухи несносной святым мне казался удел,
Потому что и муха живет на земле по какому-то праву,
По какому живет беспощадное племя людей.

Потому что и муха живет в этой душной вселенной
Под немекнущим взором Таинственного Паука,
И слабеет в паучьих тисках ее плач постепенно,
И последнего мига ее настигает тоска...

10 апреля 1978 

СТИХИ УХОДА

Больше жизни любивший волшебную птицу - свободу,
Ту, которая мне примерещилась как-то во сне,
Одному научился я гордому шагу - уходу,
Ухожу, ухожу, не желайте хорошего мне.

Ухожу от бесед на желудок спокойный и сытый,
Где обширные плеши подсчитывают барыши...
Там, где каждый кивок осторожно и точно рассчитан,
Не страшит меня гром - шепоток ваш торгаший страшит.

Ухожу равнодушно от ваших возвышенных истин,
Корифеи искусства, мазурики средней руки,
Как похабный товар, продающие лиры и кисти,
У замызганных стоек считающие медяки.

Ухожу и от вас - продавщицы роскошного тела,
Мастерицы борщей и дарительницы услад,
На потребу мужей запустившие ревностно в дело
И капусту, и лук, и петрушку, и ляжки, и зад.

Ах, как вы дорожите подсчетом, почетом, покоем -
Скупердяи-юнцы и трясущиеся старички...
Я родился изгоем и прожил по-волчьи изгоем,
Ничего мне не надо из вашей поганой руки.

Не простит мне земля моей волчьей повадки сутулой,
Не простит мне гордыни домашний разбуженный скот...
Охромевшие версты меня загоняют под дула
И ружейный загон - мой последний из жизни уход.

Только ветер да воля моей верховодили долей,
Ни о чем не жалею - я жил, как хотелось душе,
Как дожди и как снег, я шатался с рассвета по полю,
Грозовые раскаты застряли в оврагах ушей.

Но не волк я, не зверь - никого я не тронул укусом;
Побродивший полвека по верстам и вехам судьбы,
Я собакам и кошкам казался дружком-Иисусом,
Каждой твари забитой я другом неназванным был.

...Если буду в раю и Господь мне покажется глупым,
Или слишком скупым, или, может, смешным стариком, -
Я, голодный как пес, откажусь и от райского супа -
Не такой это суп - этот рай - и Господь не такой!..

И уйду я из неба - престольного божьего града,
Как ушел от земли и как из дому как-то ушел...
Ухожу от всего... Ничего, ничего мне не надо...
Ах, как нищей душе на просторе вздохнуть хорошо!..

30-31 декабря 1972

БЛАЖЕННЫЙ

Боль выматывает понемногу, –
Не мужчиною в полном соку –
Стариком неприкаянным к Богу
Дотащу свою душу-тоску.

Дотащю её скудными днями
По сермяжной дороге скорбей,
По проезжей и по глухомани –
Дотащу, как суму, на себе...

“Помогите, родимые, что ли...”
Но родимые – ушлый народ –
Добавляли в суму мою боли
И чужих добавляли невзгод.

Кто-то выплюнул в душу окурок,
Кто-то выматерил ходока...
Старика с неказистой фигурой
Заприметит собачья тоска.

Я и пес – мы на божьем пороге
Поджимаем от страха зады...
Принесли мы с собою дороги
И осколок попутной звезды.

Вот мы, Господи, в муке исподней,
Не гони нас ни в ад ты, ни в рай,
Угости нас на кухне господней,
В дурака с нами в карты сыграй...

Не гляди, что мы худы, Владыка,
Что совсем неприглядны с лица, –
Шиты бисером мы, а не лыком –
Два юродивых – два хитреца...

Мы как птицы небесные жили,
Но у грешных учились уму:
Зуботычинами дорожили,
Собирали побои в суму...

Вот я – в язвах обугленных нищий,
Вот он – старый доверчивый пес...
Нет нас праведнее, нет нас чище,
 На виду у тебя мы, Христос...

16 ноября 1980

***

► Не оттолкни меня в последний миг,
Кто б ни был ты - Господь или разбойник,
Я плачу, я к груди твоей приник,
Я прячу голову в твои ладони.

Не оттолкни меня, хочу с  тобой
Пройти весь путь последний до предела,
Еще со мной тоска моя и боль,
Еще меня мое пытает тело.

Еще пытает тело, как палач,
Орудиями пыточными плоти,
А палача не растревожит плач,
Плач - то, что нужно при его работе.

В последний миг - Христос поколебал
Души своей незыблемую твердость,
И пот рукою вытирал со лба:
Нет, нелегко ступать в обитель мертвых!..

Кто б ни был ты - мой друг или мой враг
(Сейчас не время говорить об этом), -
Я на тебя равняю смертный шаг
И исповедуюсь пред целым светом.

В последний миг меня не оттолкни;
Я не один - за мною, как собаки,
Хромают искалеченные дни,
Им тоже страшно в непроглядном мраке.

14 декабря 1980

***

► Ну что тебе стоит вернуться сегодня на землю,
Когда от безжизненной спячки очнулась и муха,
Пройтись по весне, как бродяге и как ротозею, -
Ну что тебе стоит расстаться с загробною мукой?..

Опять на земле появились какие-то тваори,
И каждая тварь салютует косматою лапой,
И каждая держит какой-то подземный фонарик,
И каждый зажженный фонарик - шахтерская лампа.

- Встречали ли вы, - говорю им, - в подземном жилище
Тот гроб, где лежит неподвижно великий убогий?..
Он был бесшабашен и был бескорыстен, тот нищий,
И видели все, как с сумою он брел по дороге.

Он так проходил по земле, словно Бог ему душу
Засунул в карман, а карман у бродяги дырявый
И он прижимал к себе душу, как голубя в стужу,
И он на груди согревал ее мукой кровавой.

...Во сне мне приснилось, что ты захотел возвратиться
На землю - и в яме замешкался лишь на минутку:
Немного опилок, немного могильной землицы
Собрал ты из гроба, отец, на свою самокрутку.

31 марта 1981

***

- Ослик Христов, терпеливый до трепета,
Что ты прядешь беспокойно ушами?
Где та лужайка и синее небо то,
Что по Писанью тебе обещали?..

- Я побреду каменистыми тропами,
В кровь изотру на уступах колени,
Только бы, люди, Христа вы не трогали,
Всадника горестного пожалели...

Кроток мой всадник - и я увезу его
В синие горы, в мираж без возврата,
Чтобы его не настигло безумие,
Ваша его не настигла расплата.

...........................................
- Ослик Христов, ты ступаешь задумчиво,
Дума твоя - как слеза на реснице,
Что же тебя на дороге измучило,
Сон ли тебе окровавленный снится?..
- Люди, молю: не губите Спасителя,
На душу грех не берите вселенский,
Лучше меня, образину, распните вы,
Ревом потешу я вас деревенским.
Лучше меня вы оплюйте, замучайте,
Лучше казните публично осла вы,
Я посмеюсь над своей невезучестью
Пастью оскаленной, пастью кровавой...

..........................................
- Господи, вот я, ослино-выносливый,
И терпеливый, и вечно-усталый, -
Сколько я лет твоим маленьким осликом
Перемогаюсь, ступая по скалам?..

Выслушай, Господи, просьбу ослиную:
Езди на мне до скончания века
И не побрезгуй покорной скотиною
В образе праведного человека.

Сердце мое безгранично доверчиво,
Вот отчего мне порою так слепо
Хочется корма нездешнего вечности,
Хочется хлеба и хочется неба.

20-22 февраля 1981

***

Моление о кошках и собаках,
О маленьких изгоях бытия,
Живущих на помойках и в оврагах
И вечно неприкаянных, как я.

Моление об их голодных вздохах...
О, сколько слез я пролил на веку,
А звери молча сетуют на Бога,
Они не плачут, а глядят в тоску.

Они глядят так долго, долго, долго,
Что перед ними, как бы наяву,
Рябит слеза огромная, как Волга,
Слеза Зверей... И в ней они плывут.

Они плывут и обоняют запах
Недоброй тины. Круче водоверть -
И столько боли в этих чутких лапах,
Что хочется потрогать ими смерть.

Потрогать так, как трогают колени,
А может и лизнуть ее тайком
В каком-то безнадежном исступленье
Горячим и шершавым языком...

Слеза зверей, огромная, как Волга,
Утопит смерть. Она утопит рок.
И вот уже ни смерти и ни Бога.
Господь - собака и кошачий Бог.

Кошачий Бог, играющий в величье
И трогающий лапкою судьбу -
Клубочек золотого безразличья
С запутавшейся ниткою в гробу.

И Бог собачий на помойной яме.
Он так убог. Он лыс и колченог.
Но мир прощен страданьем зверя. Amen!
...Все на помойной яме прощено.

октябрь 1963 - октябрь 1983

***

Моление о самом скудном чуде -
Моление о Смерти на песке.
Песок - земля.Землею будут люди,
Все держится на тонком волоске.

Все держится на самой ветхой нити,
Все зыблется, как хрупкая слюда.
Я никогда не молвил "ход событий" -
Событья не уходят никуда.

Событья погибают без оглядки,
Тревожные фонарики задув.
Я не хочу играть со Смертью в прятки,
Когда весь мир у Смерти на виду.

Я не хочу казаться златоустом,
Когда в миру глаголет пустота.
Когда витию окружает пустошь,
Он постигает искренность шута.

И я бреду Меджнуном-караваном,
Несметным сбродом самого себя,
И воплем рассыпаюсь над барханом,
Надежду на спасенье истребя.

И лишь во сне я обретаю волю…
Мне чудится, что я бреду в тиши
И как бы возвышаюсь над землею
Раскованными вздохами души.

16-21 декабря 1964

***

Моление о нищих и убогих,
О язвах и соблазнах напоказ.
- Я был шутом у Господа у Бога,
Я был шутом, пустившим душу в пляс.

На пиршестве каких-то диких празднеств,
Одетая то в пурпур, то в рядно,
Душа моя плясала в красной язве,
Как в чаше закипевшее вино.

И капля крови сей венчала жребий,
И щеки подрумянивал палач.
Она незримо растворялась в небе,
Как растворяет душу детский плач.

…Моление о старческой и тощей,
О нищей обескровленной руке.
На ней вселенной одичавший почерк,
Как птица полумертвая в силке.

Моление о сей бездомной длани,
Подъятою над былью, как пароль,
Омытой болью многих подаяний
И обагренной сказкою, как боль.

Моление без устали, без грусти
О святой и распятой высоте…
- Моленье не о сладком Иисусе -
Сладчайшем Иисусовом гвозде.

март 1964

***

► Моление о том, чей бедный разум,
Серийно ослепленный сатаной,
Моргал во тьме полуослепшим глазом,
Меж тем как шли незрячие стеной.

Меж тем как шли незрячие с баграми
По грудь в бреду и ярости в цвету.
- В какую суету они играли,
Баграми поражая красоту?..

Они играли в массу или в мясо
И в этот свет, и в тот играли свет...
И, как пристало ангельскому гласу,
Пугался лая песьего поэт.

Моление о том, кто всех охотней
Пророчил о Сошествии в ночи, -
И обонял свой разум в подворотне
С лекарственною примесью мочи.

О, разум, разум, бледное сиянье,
Ночной светляк, казавшийся мечтой...
Многоубойной плоти содраганье
Не ставит вашу малость ни во что.

Кусочек неба в сердцевине праха,
Растертый под подошвой торгаша,
Ты измышленье мстительное страха,
Небесный стан поправшая душа.

Моленье о сей ущербной сточке...
Над строчкою, как звон колоколов,
Громовое проклятье одиночки -
Над сотнями уже умерших слов...

май 1964

 

Компьютерная верстка ©WhiteKnight
печатается по изданию ...