Мы оцениваем людей по достоинству только тогда, когда их уже нет. Кто знает, куда повернули бы ядерные переговоры с Ираном, если бы Владимир Путин все еще дружил с Бараком Обамой? Без России в качестве посредника и гаранта договора, скорее всего, не будет. Какая судьба ждала бы Башара Асада, если бы Путин перестал действовать назло Западу и прекратил поставки вооружений в Сирию? По Путину могут заскучать и болгары, если этой зимой им придется спать в одежде. Земля еще вертится, но, кто знает, что случится, если российский президент в конце концов на всех обидится и запрется в Кремле?
От переменчивого настроения российского президента зависит также судьба 40 миллионов жителей Украины. Как показывают опросы, большинство из них хотели бы
видеть свою страну в объединенной Европе. Но у них не будет на это шансов, пока не станет ясен статус Крыма и двух областей — Луганской и Донецкой, которые более или менее непосредственным образом оккупируют россияне.
Но с Путиным уже никто не хочет говорить. В последний раз rendez-vous больших держав состоялось под некоторым давлением в июне в Нормандии, где победители Второй мировой войны встречались в 70-ую годовщину высадки союзников. Уже полгода царит полная тишина. А ведь раньше бывало совсем иначе: западные лидеры видели в Путине друга, демократа. Он был партнером по самым важным международным мероприятиям: в Афганистане, вышеупомянутой Сирии, а путинская Россия должна была на долгие годы гарантировать Европе энергетическое благополучие.
Но часто события разворачиваются не так, как нам бы хотелось. Ничто не указывает на то, что Путин планировал войну на Украине, которая (что сегодня отчетливо видно) привела его страну на грань экономического краха и превратила ее в глобального изгоя. Сейчас, конечно, можно демонизировать Путина, который, впрочем, этого заслуживает, но это лишь закрепляет за ним роль мученика за собственный народ. Между тем проблема состоит в том, что российский президент — это не только виновная сторона, но и жертва. И если Запад не успеет понять этого вовремя, он может вскоре еще заскучать по Владимиру Владимировичу.
Так что сегодня Донбасс для российского президента — это то, чем был ГДР для СССР. Продолжая эту кремлевскую логику: как объединение Германии добило Советский Союз, так демократическая и стабильная Украина была бы смертельной угрозой для режима Путина. Известный американский дипломат и советолог Джордж Кеннан (George Kennan) еще в 1947 году писал: «Тот упор, который делается Москвой на угрозу советскому обществу из внешнего мира, объясняется не реальным существованием антагонизма, а необходимостью оправдать сохранение внутри страны диктаторского режима». Прошло 60 лет, а все осталось ровно так же. Таким образом Путин в некотором смысле оказался жертвой этой логики, а не ее создателем. Пылающие соседние регионы — это лучшая легитимация для каждого кремлевского режима. Экспансия, распространение влияния — это лишь искра, средство для достижения цели. Здесь вновь вспоминается Кеннан, который уверял, что характер советской власти выступает всегда продуктом идеологии и обстоятельств. С одной стороны, марксизм говорил о вечной экспансии до тех пор, пока она не доберется до самых дальних уголков мира. С другой, это не был абсолютный императив, он зависел от обстоятельств.
Кеннан писал: советские политические действия — это «плавный поток, который, если ему ничто не мешает, непрестанно движется к наме¬ченной цели. Его главная забота — во что бы то ни стало заполнить все уголки и впадины в бассейне мировой власти». Российская система раз в какое-то время приспосабливается к действительности. И вновь, очень точно: Путин ведет себя по отношению к внешнему миру именно так, как поток Кеннана, распространяя свои влияния, где это только возможно: на Украине, в Грузии, Азербайджане или в Венгрии Виктора Орбана. Но там, где Запад ударяет кулаком по столу, Путин останавливается, потому что его главная цель — сохранить свой режим. Для блага России и своего собственного.
Он никогда не казался Пугачеву особенно амбициозным. Более того, у него не было политических планов, он вовсе не хотел остаться в Кремле, и жил одним днем. Его нерешительность стала особенно заметной, когда он уже стал премьером и изумлял подчиненных неожиданной отменой своих решений. Он воодушевлялся каким-нибудь проектом, а потом на следующий день отправлял его в корзину. Он не был гением зла, который ждал лишь того, когда сможет подчинить себе весь земной шар. Сейчас уже стало видно, что, скорее, власть подчинила его себе.
Как полагает Пугачев, было две причины, по которым в последний день 1999 года Путин стал исполняющим обязанности президента, и обе они не связаны с его гипотетическими способностями. Во-первых, никого другого под рукой не было. Все, кто мог, бежали от Ельцина, который погряз в алкоголизме. Во-вторых, для олигархов, которые в моменты недееспособности Ельцина управляли государством, Путин казался безопасным вариантом, человеком, которого будет легко контролировать. Но вскоре им пришлось призадуматься.
Самые важные представители олигархов должны были провести «личную» встречу с новым президентом. Путин на это согласился, но при условии, что место для нее он выберет сам. За два часа до встречи оказалось, что это будет старая дача Сталина в Кунцево. Там собрались все сливки 90-х годов. Грилем занимался Роман Абрамович. Но разговор не клеился. После встречи Пугачев не скрывал удивления: «Почему вы ни о чем его не спросили?» «А о чем нам было спрашивать, — ответил один из олигархов. — когда этот кагэбэшник завез нас на сталинскую дачу... Хорошо, что живы остались».
Спустя несколько месяцев олигархи получили из Кремля предложение, которое было невозможно отвергнуть: откажитесь от политики и части вашего имущества, а взамен получите безопасность и возможность зарабатывать дальше. Иначе потеряете все. Те, кто взбунтовались, уехали из страны или попали за решетку. Покорные остались при своих активах, хотя неизвестно, как долго еще это будет продолжаться.
Похожим образом вели себя его кремлевские предшественники. Царь Николай II считался помазанником божьим, и не желал видеть никаких посредников между собственной персоной и народом. Излишне политически амбициозных людей он уничтожил, созвал парламент на короткое время, чтобы быстро его распустить, а опору для своей власти нашел в тайных службах и цензуре. Отрекшись в 1917 от престола, он оставил после себя политическую пустыню, заменить его было некому. Лучше всего на эту роль подходили большевики, закаленные годами работы в подполье. История повторилась после краха СССР. Десятилетия коммунистического режима не позволили сформироваться альтернативным элитам, поэтому очередную лакуну пришлось заполнять человеку старой закалки — Борису Ельцину.
И сегодня все повторяется: либеральная оппозиция в России существует, по сути, только в интернете. Ее последними конвульсиями была протестная акция на Болотной площади в декабре 2011 года, которая оказала нулевой эффект на действия режима и даже ускорила вытеснение оппозиции в подполье. Под домашний арест посадили единственного обладающего весом лидера этого движения Алексея Навального. Путин, как и Романов, не хочет видеть в своих отношениях с народом никаких посредников. И этот болезненный страх за свою власть регулярно приводит в России к ужасному результату, что прекрасно демонстрирует один предвыборный ролик, снятый в феврале 2012 года путинскими сторонниками.
Оппозиция призывает: «Россия без Путина!». Представим себе, как это могло бы выглядеть: так начинается ролик. На выборы идет сотня политических партий, Запад восторгается. Вскоре улицы захватывают вооруженные националисты и объявляют войну мусульманскому меньшинству. НАТО захватывает Калининградскую область, китайцы — Хабаровск, грузины Краснодар, а Петербургом управляют скинхеды. Приходит зима, начинаются проблемы с продовольствием, царит хаос. Из страны уходят все западные корпорации, наступает гиперинфляция. Лидеры оппозиции умоляют американцев предоставить им убежище. Потом пропадает электричество, не работают мобильные сети. Видео заканчивается громовым вопросом диктора: «Россия без Путина? Решать тебе». Проблема в том, что система уже все решила.
Это замечание очевидно (если считать, что Путин действует рационально), однако и оно вызывает вопросы. Ведь если с одной стороны, президент России, как кажется, действует интуитивно и принимает решения без лишних раздумий, то с другой стороны, сложно избавиться от ощущения, что его действия точны, будто бы он планировал их заранее (пример — «зеленые человечки» в Крыму). Это лишь видимость противоречия: Путин не планирует, но планов у него много. Под его управлением Россия вернулась к масштабному планированию особенно в военной сфере. После скудных 90-х страна начала активную ремилитаризацию, а поскольку Россия держится на бюрократии, большая часть этих расходов пошла на написание абсолютно абсурдных проектов (как атака на Китай), которые убирают в долгий ящик, или чуть менее абсурдных, которые попадают к Путину. А президент (в зависимости от обстоятельств, о которых писал Кеннан) или воплощает их в жизнь или выбрасывает.
В последние годы российские стратеги поражают своей агрессивностью. В 2010 году они, например, решили, что Россия имеет право нанести ядерный удар в ответ на конвенциональную атаку, а также допустили превентивные ядерные удары. В своей новейшей версии эта доктрина прямо указывает на США и НАТО, как главную угрозу для Москвы. Знатоки литературных стратегий говорят, что если в первом акте пьесы на стене висит ружье, то рано или поздно оно выстрелит.
Путин растерял большинство влиятельных союзников. В Европе на теплый прием он может рассчитывать лишь в Белграде, а на кофе его могут пригласить еще, возможно, в Будапеште и Риме. Запускаемый 1 января проект Евразийского союза — это, скорее, сборище напуганных постсоветских республик, чем копия Евросоюза, как хотел бы президент. Даже Китай относится к России чисто прагматически. Путин при каждом удобном случае навещает Пекин и действительно привозит контракты на продажу нефти и газа. Но китайцы не чувствуют себя ничем обязанными: они поддерживают отношения с Вашингтоном и беспардонно торгуются с Москвой по поводу цены на сырье.
Изоляция Путина в экономической сфере приносит эффекты (о которых никто даже и не мечтал) в виде падения стоимости рубля и усаливающегося кризиса российской экономики, что российский президент, в свою очередь, использует в обращенной к россиянам антизападной пропаганде. Однако политическая изоляция — это уже игра с огнем. Американский политолог украинского происхождения Александр Мотыль говорит, что на все следует взглянуть с другой стороны: Путин — это тоже жертва системы, которая определяет его и ограничивает. Давить на него снаружи, означает опасно балансировать между задуманным воздействием на его решения и тем, что он окажется приперт к стенке. Перекрытый поток все равно найдет выход или прорвет плотину. Конечно, можно назвать такой подход копией аргументов сторонников Путина. Вопрос только в том, готов ли Запад к такому риску.
Джордж Кеннан много раз подчеркивал, что русским нужно всегда оставлять пути отступления. В тексте «Источники советского поведения», опубликованном в 1947 году на страницах журнала Foreign Affairs, он писал: «иностранное госу¬дарство должно предъявлять требования к ее политике таким образом, чтобы у России оста-вался открытым путь к уступкам без ущерба для престижа». Взамен за уступки в отношении Украины Путин мог бы, например, стать международным переговорщиком по Ираку и Сирии.
Гостивший недавно в Варшаве Глеб Павловский, главный политический стратег Путина в первые годы его власти, придерживается сходного мнения. Он говорит, что если ни одна из сторон конфликта не пойдет на уступки, то политический крах России будет неизбежен, и, как предыдущие кризисы 1917 и 1991, он будет глубоким и хаотичным. В России вновь появилась экстремальная вертикальная структура власти, у которой, по сути, нет альтернативы. Поэтому когда уже произойдет крах, все рухнет за один день, не больше. Мир, пожалуй, к этому не готов.