...После – пели. Ослепили эти песни в три ручья,
эти ровные и слитные тропинки голосов.
«Эх, и чья была кручина – то ль казачья, то ль ничья?» –
выводили. Вы водили, вы крутили колесо.


Над столом, над дрожью рюмок разбивался звон часов –
то был маятник старинный. Скатерть белая с шитьём.
«Эх, и чья была кручина...» Вы крутили колесо,
вы водили. Выводили про житьё и про бытьё.


И простые ваши души волновались, словно рожь,
словно белая пшеница, и стройна, и высока.
И замедленные личики, как лики, – что возьмёшь
с этих хаток, с этих бабок и с печалей донага?


Эх, и плавные печали, да и злы вы, и остры,
перепачканные в плачах ли, оплачены войной.
Помидор дрожит солёный, в миску голову зарыв.
Но для песни – вам не жалко. Плачут песни за стеной,


плавно головы шевЕлятся да в шёлковых платках:
всё же праздник. День Победы, хоть мужья и не дошли.
И мелодия летает, словно платье лепестка,
так вишнёво, так медово. Боже, встречу посули

в невесомье...